Рейтинг:  5 / 5

АЛЕКСАНДР РАДИЩЕВ
В КРИВОМ ЗЕРКАЛЕ
ЗНАМЕНИТОЙ СЕРИИ ЖЗЛ

О КНИГЕ О. И. ЕЛИСЕЕВОЙ «РАДИЩЕВ».
М., 2015, СЕРИЯ ЖЗЛ

В 2015 году в серии «Жизнь замечательных людей» (ЖЗЛ) вышла книга Ольги Игоревны Елисеевой «Радищев». В 2016 году она получила премию «Золотой Дельвиг-2015», учреждённую «Литературной газетой», с формулировкой:

«За книгу “Радищев” и новое слово в исторической литературе».

Общественное восприятие книги «Путешествие из Петербурга в Москву» и личности её автора, А. Н. Радищева, имеет свою историю. Вследствие запрещения Екатериной II книга и её творец воспринимались как явления революционные, т.е. направленные против существующего строя и пропагандировавшие изменение его насильственным, революционным путём. Эту точку зрения активно поддерживали и популяризировали в советской России после революции 1917 года.

Титульный лист самой известной книги А. Н. Радищева «Путешествие из Петербурга в Москву», издание 1790 г.

Но уже в середине XIX века, с началом движения по реформированию государственных и общественных институтов (отмена крепостного права, судебная реформа, введение земства и проч.) восприятие личности и творчества Радищева стало изменяться. Складывается взгляд на Радищева, более интересного как личность, а не как писатель и мыслитель. Эту линию начали А. С. Пушкин, князь П. А. Вяземский, сын писателя Павел Александрович и др. В обеих позициях накопилось множество стереотипов, недомолвок, невыясненных фактов.

 В начале XXI века есть все возможности отделить зёрна от плевел и внимательно, подробно рассмотреть и составить биографию Радищева — человека, писателя, мыслителя, государственного чиновника и т.д. Увы! Книга О. И. Елисеевой не стала ни новым вкладом, ни хотя бы компендиумом (кратким достоверным изложением) всего известного. Создан ещё один миф о Радищеве. Его отличие от предыдущих в позиции автора: теперь уже не с высоты идеологических котурн, а взглядом прокурора-обличителя следит она за своим героем.

В биографии Радищева много спорных, не прояснённых мест. Книга Елисеевой их не разъясняет, хотя в издательской аннотации заявлено, что автор, «историк и писатель»,«отвечает на многие вопросы, касающиеся биографии Радищева». Да и сама Ольга Игоревна на страницах книги неоднократно заявляет о своём новом прочтении. Она постоянно употребляет формулы:

обычно исследователи не обращают внимания,

замалчивают,

советские исследователи стыдятся признать,

утаивают,

принято считать,

обычно все повторяют,

долгое время скрывалось… (1)

Екатерина II (1729-1796), императрица Всероссийская с 1762 по 1796 год. Фрагмент портрета работы Д. Г. Ле-вицкого «Екатерина II в виде Законо-дательницы в храме богини Правосу-дия», начало 1780-х гг. Холст, масло, 110 х 76,8 см. Государственная Третьяковская картинная галерея, Москва

Тем самым Елисеева создаёт у неискушённого читателя представление, что она впервые прочитывает подлинную биографию Радищева, открывает новые факты и прочее. Между тем, Ольга Игоревна цитирует не архивные документы, а печатные работы, раскрывая глаза доверчивым читателям, от чего их отлучили. Но если всё уже опубликовано — то кто же, что же и где же скрывал? Достаточно открыть примечания, чтобы увидеть, что там практически отсутствуют архивные шифры. На 733 ссылки всего 6 архивных. Из них 5 (2) — переписка императрицы Екатерины IIсо светлейшим князем Г. А. Потёмкиным о положении в стране. Видимо, это материалы из других трудов О. И. Елисеевой — кандидатской диссертации и биографии Г. А. Потёмкина в ЖЗЛ. Ещё одна сноска (3) — на Российский государственный архив литературы и искусства (РГАЛИ), где якобы хранится письмо графа А. Р. Воронцова к брату Семёну Романовичу, касающееся Радищева (об этом дальше).

В одной статье невозможно перечислить все фактические ошибки в биографии Радищева, которые допускает автор в своей книге, путая даты, источники и пр., что недопустимо для историка и биографа. Остановимся на самых главных тезисах О. И. Елисеевой, которые составляют её интерпретацию личности писателя. Каковы же они?

Книга Елисеевой. должна была бы быть названа «Наказанное тщеславие». Название её глав:

Яблоко от яблони,

«Житие в Alma mater»,

Чувствительный экзекутор,

«Тесное поприще»,

Мизантроп,

Арестант,

Ссыльный,

Самоубийца.

Вероятно, только человеколюбие и женское милосердие не позволило Елисеевой довести приговор до конца и включить главы Сифилитик, Жено- и детоубийца. Такой биографии в серии ЖЗЛ мы ещё не читали.

Уже с радищевского перевода Мабли («Размышления о греческой истории», со знаменитым примечанием к слову «самодержавие») О. И. Елисеева выстраивает гипотезу о непомерном тщеславии Радищева как основном мотиве его поведения. в том числе и литературного:

«Следует отметить широкое знакомство Радищева с основными тенденциями европейской просветительской литературы. А ещё — желание занять в полемике своё, заметное для читателя место. Это место обеспечивалось максимальным радикализмом». (стр. 97 книги О. И. Елисеевой «Радищев», далее — 97)

Радикализм писателя вызван не тяжёлым положением крестьян, не злоупотреблениями в государстве при самодержавном управлении, а только желанием быть замеченным.

В конце книги Елисеева заявляет, что истинная причина смерти Радищева — неудовлетворённое честолюбие. 7 сентября 1802 года подписан Манифест о реформе Сената, а 11 сентября «наш герой ушёл из жизни».

«Итак, реформы двигались. Но без Радищева. Вероятно, это и послужило истинной причиной гибели нашего героя <. …> Он предпочёл уйти, но не смириться с тем, что кто-то занял предназначенные ему ниши». (298-299)

Безусловно, автор-биограф, несмотря на закрепившуюся за серией ЖЗЛ репутацию документальной, представляющей достоверные биографии, может выдвигать любую версию жизненного и творческого пути полюбившегося ему (в случае Елисеевой надо уточнить: ненавидимого ею) героя повествования. Важны основания и логика доказательств авторского видения. Покажу на нескольких примерах методы её работы. Из них видны основания для её открытий, и, следовательно, можно сделать заключение о степени доверия к её выводам и суждениям, стоит ли принимать их всерьёз.

По ходу исследования О. И. Елисееваоткрывает «факт» соперничества «графомана трудной судьбы» Радищевас «самим» Н. М. Карамзиным (1766-1826), своим младшим современником. (264)

«Ораторию “Творение мира” Радищев написал специально в качестве словесного подтекста к музыке (так! — Л. Р.) (4) Йозефа Гайдна. <…> При столь напряжённом соперничестве с Карамзиным, которое окрасило последние годы нашего героя, неудивительно, что к «Творению мира» обращались оба автора. И текст Николая Михайловича, более близкий оригиналу, оказался востребован. А радищевский остался втуне.» (268)

Речь идёт о незаконченной поэме Радищева «Творение мира». Существует две версии о дате создания этого сочинения. По официальной версии, хотя и изложенной в академическом Полном собрании сочинений Радищева, но нашему биографу, видимо, неизвестной, песнопение создавалось в конце 1780-х годов, т.е. не менее чем за 10-15 лет до перевода либретто оратории Карамзиным в 1801 году и за 10 лет до написания самой музыки Гайдном в 1798 г. При этом Елисеева, цитируя поэму, даёт ссылку на третий том Полного собрания сочинений Радищева, а «Творение мира» напечатано в первом. (5) Существует версия Г. П. Шторма, изложенная в книге «Потаённый Радищев», где автор выдвигает гипотезу, что «Творение мира» написано Радищевым под впечатлением от оратории Гайдна в 1801 г. Но при этом Шторм, именно на той странице, на которую ссылается Елисеева, уличая Радищева в соперничестве с Карамзиным, утверждает совершенно противоположное. (6) Это самостоятельное произведение Радищева, а не перевод либретто оратории. Далее Шторм пишет:

«Карамзин, возможно, читал песнопение в списке, но о том умолчал». (7)

Я. Л. Барсков указывает, что лишь тема текста оратории Гайдна «Сотворение мира» — «творение мира, сближает её с радищевским “Песнословием”». (8) Таков способ совершения открытий Ольгой Елисеевой.

На методе её ссылок стоит остановиться особо. Он весьма красноречив для приёмов историка и источниковеда. Возвратимся к сноске 90 к главе «Арестант». Сноска относится к письму графа Александра Романовича Воронцова к своему брату Семёну Романовичу. У Елисеевой указан шифр цитируемого документа: РГАЛИ, ф. 1261, оп.3, ед. 46. Но это фонд писателя и переводчика Милля, в нём всего одна опись и 16 дел с крайними датами 1900-1912 гг. Удивительно, что шифры, указанные О. И. Елисеевой, кроме самого места хранения, точно совпадают с приведёнными Г. П. Штормом в той же книге «Потаённый Радищев», (9) при этом Шторм указывает на место хранения в Центральном государственном архиве древних актов (ЦГАДА, ныне РГАДА). В Архиве древних актов, действительно, фонд 1261 — Воронцовых с тремя описями и т.д. Эту ошибку можно объяснить простой опечаткой. Но это не всё.

Как указывает Г. П. Шторм в ссылке, подлинник неопубликованного письма Александра Романовича к брату Семёну от 12.01.1791 написан по-французки и он благодарит исследователя М. М. Штранге за любезно сообщённый текст письма. (10) Елисеева в книге приводит тот же самый перевод текста, что и у Шторма (11), но указывает не его книгу, а архивный шифр, перепутав в нём место хранения и указав не все листы. (12) Ольга Игоревна цитирует документ с теми же самыми сокращениями (они обозначены троеточием), что и Шторм (удивительное совпадение, если не принять, что Елисеева взяла текст у Г. П. Шторма, не указав этого). Но и это не всё.

Цитируя письмо, Елисеева указывает, что Радищев в это время находился в крепости (222). Однако письмо написано 12 января 1791 года, а Радищев был отправлен в ссылку в Сибирь за четыре месяца до этого, 8 сентября 1790 года. Не знать этого биографу писателя странно! И это ещё не конец.

В цитатеО. И. Елисеева делает один пропуск текста письма, весьма знаменательный. Привожу текст письма из книги Шторма, курсивом указан текст, отсутствующий у Ольги Игоревны:

«… Я не знаю ничего более тяжёлого, как потеря друзей, в особенности, когда не распространяешь широко свои связи… Я только что потерял, правда, в гражданском смысле, человека, пользовавшегося уважением двора и обладавшего наилучшими способностями для государственной службы. Его предполагалось назначить вместо г-на Даля, и на этом поприще его помощь мне была велика. Это г-н Радищев; вы несколько раз видели его у меня, но я не уверен, что вы хорошо знали друг друга».

Конечно, писать о гражданской смерти граф мог только после приговора Сената и утверждения его императрицей, а не когда следствие ещё шло. Обратим внимание, что граф чётко пишет, что именно на месте Даля помощь Радищева могла бы быть велика. Опуская указанные слова, Елисеева искажает смысл: помощь Радищева «была мне велика» — как будто он уже оказывал графу услуги (до ареста), неизвестно какие. Это нужно О. Е. всё для того же: испачкать светлые образы великих людей. Такими приёмами создаются открытия.

Граф Александр Романович Воронцов (1741—1805), канцлер Российской империи (1802-1805), министр иностранных дел (1802-1804). Сын генерал-аншефа графа Р. И. Воронцова; брат известной княгини Е. Р. Дашковой, урожденной графини Воронцовой, и дипломата С. Р. Воронцова. Портрет работы неизвестного художника круга Д. Г. Левицкого, 1780-е годы. Холст, масло. 61 х 47 см. Владимиро-Суздальский музей-заповедник, Владимирская область

Графу Александру Романовичу Воронцову уделено много внимания в книге, как, впрочем, и в ранней статье Елисеевой о Радищеве 2004 года в журнале «Родина» (13), где она обвинила Александра Романовича в краже из казны полутора миллионов рублей, а Радищева в пособничестве этому. В издании ЖЗЛ об этом «преступлении» она не упоминает вовсе, как бы и не было её открытия. Известно, что обвинения О. И. Елисеевой вздорны. (14)

В новой книге о Радищеве она делает очередные открытия в биографии и взаимоотношениях двух блестящих представителей своей эпохи. При этом писательница берёт на себя роль прокурора в ситуации, когда вина обоих не требует доказательства, и необходимо только точно выбрать меру наказания. Правда, попытки быть объективной Ольге Игоревне не удаются. И скоро её обвинения приобретают прямо-таки скандальный характер. Обо всём по порядку.

Прежде всего, она знакомит читателя с личностью А. Р. Воронцова, сыгравшего большую роль в биографии писателя, посвящая этому целую главку «Покровитель и его род». (122-125) Хотя при чём здесь род? Не на семейном же совете принималось решение о покровительстве Радищеву? Представители рода (княгиня Е. Р. Дашкова, брат Семён) лишь эпизодически видели или слышали о Радищеве. А дело в том, что характеристика графа Александра Романовича строится Елисеевой по принципу: у него отец вор, и если у нас нет сведений, что сам Александр Романович воровал, значит, мы ещё документов не нашли, или он их все уничтожил.

Отдав должное Александру Романовичу: выделялся даже среди незаурядного окружения Екатерины, — процитировав знаменитое место из мемуаров А. Р. Воронцова о его единственной цели — благе России, О. И. Елисеева заявляет:

«Вряд ли стоит отказываться от их (самовысказываний графа и кн. Дашковой о служении России — Л. Р.) критического восприятия, ведь оба представителя рода писали по устойчивым литературным канонам и говорили в первую очередь о том, каким должен быть государственный деятель, а не о том, что происходило с ними в реальности».(123, курсив О. И. Елисеевой)

Роман Илларионович ВОРОНЦОВ (1707-1783), государственный деятель, граф (1760), генерал-аншеф (1761). Портрет работы Г. Сердю-кова, 1770-е гг. Государственный Русский музей, Санкт-Петербург

Заметим, что Ольга Игоревна говорит о мемуарах, т.е. о неофициальном документе, который пишется о себе. Реальность — это, видимо, слухи, сплетни и прочая кухня, пересказ и интерпретация которых — любимое занятие Елисеевой в книге о Радищеве. И поскольку прямых фактов, обличающих Александра Романовича, нет, то вспоминается «граф Роман Большой Карман» (Роман Илларионович Воронцов, отец Александра, Семёна и Екатерины)и прочее. (15)

 После повествования о графе Романе и его способах накопления богатства Ольга Игоревна переходит к его брату Михаилу и его жене, двоюродной сестре императрицы Елизаветы Анне Скавронской. Женитьба и последующая деятельность М. И. Воронцова в изложении Елисеевой объясняются его абсолютной продажностью, в том числе и иностранным дворам.

М. В. Ломоносов, посвятивший стихи Александру Романовичу, на самом деле только отрабатывал финансовую помощь себе от Михаила Илларионовича, дяди последнего. (124) Вольтер, блестяще отозвавшийся об образованности и не по годам мудрости молодого графа Александра, просто льстил ему. Зачем это было нужно Вольтеру, О. И. Елисеева этого не указывает. Она придумывает интригу, согласно которой Александр Романович должен был стать реальным правителем России при слабовольном Петре III. Но переворот, возведший на трон Екатерину II, «прекратил фавор Воронцовых», пишет Елисеева, не замечая, что это противоречит реальности. Воронцовы остались ближайшими у трона.

«Поэтому в душе будущего покровителя Радищева таилось много личной, невысказанной досады на императрицу. Он сознавал, кем мог стать, но не стал и кому обязан потерей первенства» (125), - умозаключает она.

Как видим, выводы, следующие из домыслов, опирающихся на художественный вымысел. Никаких конкретных фактов об А. Р. Воронцове автор не приводит, ей важно придумать интригу: два тщеславца — Воронцов и Радищев — нашли друг друга. (128) Но и на последующих страницах книги (125-127) её автор всё никак, упоминая покровителя Радищева, не может оставить в покое его отца графа Романа.

Деятельность А. Р. Воронцова в Коммерц-коллегии (129-135) изложена Елисеевой предвзято: заведомый вор (потому что его отец был вором) единственной своей целью ставит возможность украсть побольше и для этого подобрать соответствующие преданные ему кадры. Приём на службу Радищева объясняется тем, что графу был нужен грамотный юрист, чтобы прикрывать его манипуляции с государственной казной. Все действия А. Р. Воронцова по укреплению таможен и увеличению доходов в казну объясняются именно этими задачами. «Воронцов при дворе много лет разыгрывал честного вельможу-практика», а Радищев — законника. Так и образовался криминальный тандем. (129) Всё это перемежается пересказом «политической кухни», довольно далёкой от непосредственной биографии Радищева. А уж когда совсем не за что зацепиться, О. И. Елисеева придумывает ещё один ход: «строгое соблюдение буквы закона становилось своего рода фетишем», в жертву которому приносились судьбы конкретных людей. (136) Т.е., следуя закону и наказывая воров, граф Воронцов и Радищев безжалостно губили их жизни.

Её вымыслы становятся всё более абсурдными. Выдвигаются какие-то тонкие намёки на возможные злоупотребления таможенных служащих, которые А. Р. Воронцов и Радищев покрывали из корыстных соображений, держа подчинённых в трепете и опутав обязательствами. (135-137) Отсутствие конкретных фактов объясняется хитростью и ловкостью в махинациях двух друзей. Нельзя не вспомнить при этом, что современники-сослуживцы Александра Романовича и Радищева, включая и императрицу, не сомневались в их честности.

Все попытки Елисеевой разбиваются о действительные, а не придуманные факты. И при Екатерине II, и позже при Александре I граф А. Р. Воронцов назначался на первейшие роли в государстве, так что вынашивать тайные честолюбивые планы ему не было никакого смысла: он всегда был нужен России и служил ей. Два великих человека — А. Р. Воронцов и Радищев — явно не по зубам любительнице политической кухни, и она постепенно скатывается в истерику.

Забыв о Радищеве, автор его биографии вдруг углубляется в вопрос о присоединении Крыма, осуществлённом светлейшим князем Г. А. Потёмкиным, и отрицательном отношении к этому графа А. Р. Воронцова. Её изложение событий выглядит уже прямо как донос «куда надо». (148-150) В этой главке («Перед ним пресмыкались»), заметим, никакого отношения к Радищеву не имеющей, Ольга Игоревна опять-таки пишет о политической кухне и светлейшем князе, который был, как известно, политическим противником А. Р. Воронцова. При этом «критическое восприятие» высказываний, к которому призывает исследовательница относительно представителей рода Воронцовых, почему-то не срабатывает при цитировании Екатерины IIи Потёмкина, а также многочисленных слухов, сплетен и прочее. Странная и необъяснимая избирательность источниковеда в отношении источников.

О графе Александре Романовиче вспоминается уже в самом конце, в связи с тем, что в 1783-1785 гг. проходила ревизия Владимирского наместничества. Были наказаны чиновники, «ходившие непосредственно под Воронцовым-старшим (т.е. графом Романом — Л. Р.). Но мёртвые сраму не имут». (150) Живые, в лице Елисеевой — тоже. Она забыла написать, что граф Роман по этой ревизии был оправдан. (16) Но причём здесь Александр Романович и Радищев? Оказывается:

«Для нашего повествования важно, что в течение ревизии с наследников Большого Кармана могли в любой момент спросить украденные отцом деньги». (150)

В ожидании этого граф Александр и крал из казны. Тут уж остаётся только пожалеть историка: возражать на эти умозаключения бессмысленно. Вот это я и называю истерикой женщины, изнемогшей в борьбе с титанами времён Екатерины.

Следующее открытие О. И. Елисеевой. Покровитель и друг Радищева похищал не только деньги, но и делопроизводственные документы из Коммерц-коллегии. Ссылаясь на книгу Г. П. Шторма «Потаённый Радищев», (17) Ольга Игоревна рассказывает, что граф Воронцов изъял документы о Радищеве и увёз их к себе в Андреевское, чтобы скрыть следы хищений и растрат. «Несмотря на настойчивые просьбы, так никогда и не вернул». (242) Г. П. Шторм, действительно, не нашёл в ЦГАДА (ныне — РГАДА) некоторых документов Коммерц-коллегии периода службы Радищева. Но только потому, что они ещё не успели передаться из Владимирского областного архива в фонд Воронцовых, находящийся в РГАДА. У Шторма есть продолжение истории. (18) Через несколько дней документы пришли в Москву, он их смотрел. Никаких документов о хищениях и проч. в досланных из Владимира материалах нет. Это письма, писанные к А. Р. Воронцову, поэтому они у него и отложились. Так бывало у начальников — больших вельмож, которые предпочитали работать дома с документами, и им их присылали из канцелярий на дом. Например, князья Куракины обладали огромным архивом в том числе и официальных документов и сумели его сохранить в своём доме на Басманной (ныне в Отделе письменных источников Государственного исторического музея (ОПИ ГИМ).

Объясняет Елисеева и роль А. Р. Воронцова в участи автора «Путешествия из Петербурга в Москву»:

«Воронцов чувствовал себя отчасти виноватым в его (Радищева – Л. Р.)судьбе. Но вовсе не по причине прямого соучастия в книге. Впрочем, следы этого соучастия обычно ищут не там, где следовало». (223)

А следует их искать в намерении Екатерины воспользоваться «делом Радищева, чтобы указать Александру Романовичу его новое место — одного из советников. Не более». (224) Т.е., если бы рядом с Радищевым был не Воронцов, а другой вельможа, то не было бы ни ареста, ни следствия, ни Сибири. Да и возмутительную книгу никто бы не считал таковой и вряд ли бы заметил.

«Петербургские сплетники не ошибались, говоря, что граф шлёт вслед своему бывшему подчинённому целые обозы». (226)

В качестве источника сведений можно было бы привести свидетельства самого Радищева, из которых стало бы очевидно, что «обозы» — явное преувеличение, но историку О. И. Елисеевой удобнее и привычнее работать со сплетнями. Причины вельможной помощи указаны ею ещё в ранней статье 2004 года: якобы Радищев под следствием мог не выдержать и выдать финансовые махинации Воронцова, о которых якобы знал и в них якобы участвовал. (225-226) Это ещё один пример женской истерики писательницы. Следствие шло о книге «Путешествие из Петербурга в Москву», а не о графе Воронцове, и ни одного вопроса о деятельности графа не было и не могло быть задано! Это О.Е. хорошо известно по опубликованным Д. С. Бабкиным в книге «Процесс Радищева» вопросным пунктам. (19) Тем не менее, в издании ЖЗЛ прибавлена ещё одна причина опасений графа Александра Романовича: он боялся, что Радищев расскажет следствию о политических играх против светлейшего князя Г. А. Потёмкина и его людей. (225) Но граф Воронцов неоднократно и достаточно открыто высказывался по этим вопросам, и Екатерине совсем не за чем было спрашивать Радищева.

Так можно было бы комментировать почти каждое суждение Елисеевой.

Вернёмся к главному открытию биографа о тщеславии как основном мотиве деятельности писателя. Неуёмное тщеславие, по её версии, приводит Радищева к самоубийству.

«Но были и причины (самоубийства, многозначительное выделение Елисеевой — Л. Р.). Может статься, более важные для личности Радищева, чем принято считать». (294)

И Ольга Игоревна вновь открывает глаза и ведает читателям ранее от них утаённое. А именно: Радищев — завистник М. М. Сперанского (295). Оказывается, Радищев претендовал на место советника-законодателя при императоре Александре, но это место занял Сперанский. Кстати, последний хорошо относился к Радищеву и ценил его знания и опыт работы в законодательстве. Источник своего озарения Елисеева не указывает. Опять-таки, у современников уровень просвещённости и компетентности Радищева не вызывал сомнений. И вот это-то «воображаемое соперничество со Сперанским» (295) подаётся как одна из причин смерти Радищева.

Суть же трагического поступка писателя в том, что

самоубийство «закрепляло за ним венец блаженства, который у него стремились “отъять”, предоставив солидную должность и жалование. Он мог сгинуть благополучным и забытым. Не тут-то было. Следовало вспомнить величество своё и умереть на добродетель». (296)

Полагаю, это уже граничит с кощунством или истерикой О. И. Елисеевой, так и не сладившей со своим героем. Далее она пишет:

«Итак, возможно гибель Радищева должна была стать скандалом». (305)

«Непосредственно после события можно было рассчитывать на немедленный отклик публики». (306)

Кому рассчитывать? Покойнику-самоубийце? Елисеева завершает главу «Самоубийца»:

«Поучительная история. Лишённая романтического ореола. И не имеющая никакого отношения к крепостным крестьянам». (299)

И это чистая правда. Только эта история – не из биографии писателя А. Н. Радищева. Она придумана О. И. Елисеевой.

Надо сказать, что самоубийство Радищева — один из самых не прояснённых эпизодов в его биографии. Открытия Елисеевой ждут нас и здесь.

Сведения, содержащиеся в воспоминаниях сыновей писателя Николая (у него о смерти отца одно предложение) и Павла (он подробно описывает трагические обстоятельства), её не удовлетворяют. Прежде всего, она запутывает важный вопрос об угрозе в адрес Радищева, приведшей его, возможно, к самоубийству. Эта угроза могла быть непосредственным поводом к принятию яда, во всяком случае, она способствовала ухудшению и без того беспокойного состояния Радищева. Павел Александрович свидетельствует:

«Граф Завадовский заметил ему однажды, что этот восторженный образ мыслей уже раз навлёк ему несчастие, и дал ему почувствовать, что он в другой раз может подвергнуться подобной беде, и даже произнёс слово “Сибирь”».

О Воронцовесын писателя говорит:

«Граф Воронцов приветствовал его однажды при других такими словами “Bonjour, monsieur democrate ”». (20)

Д. С. Бабкин, один из биографов Радищева, рассматривая проблему самоубийства, отмечает:

«Из статьи Пушкина («Александр Радищев» — Л. Р.)видно, что он знал о существовании в архиве Воронцова переписки Радищева и А. Р. Воронцова. Кроме того, не все сведения, полученные Пушкиным из устных рассказов современников, являются недостоверными. Некоторые из них подтверждаются самим П. А. Радищевым. Так, например, П. А. Радищев излагает в биографии отца (она написана позже публикации статей Пушкина о Радищеве — Л. Р.)содержание трагического разговора с гр. Завадовским, о котором ранее сообщалось в статье Пушкина».

Д. С. Бабкин делает примечание, что «источники сведений Пушкина о Радищеве не все ясны до конца. Во многом это были устные рассказы». (21)

По мнению Ольги Игоревны, Павел Александрович «всячески затушёвывал» роль графа Воронцова, а правда скрыта в воспоминаниях сослуживца Радищева по Комиссии об уложении законов Н. С. Ильинского, который «зафиксировал слухи». (292) Они отличаются от воспоминаний сына. Как мы уже догадываемся, именно слухи объявляются истиной. Нет претензий к честному служащему Николаю Степановичу Ильинскому: он предупреждает в воспоминаниях, что сам не видел, с А. Н. Радищевым, графом А. Р. Воронцовым и графом П. В. Завадовским об этом не разговаривал, а пересказывает ходившие позже разговоры. Безусловно, к его воспоминаниям необходимо отнестись со вниманием. Н. С. Ильинский пишет:

«Впрочем, он, как я приметил, мыслей вольных и на всё взирал с критикою. <…> Он при каждом заключении, не соглашаясь с нами, прилагал своё мнение, основываясь единственно на философском свободомыслии. <…> Граф (Завадовский, глава Комиссии — Л.Р.), как я после слышал, наскучив его требованиями и мыслями, подобными его прежним, не только отказал ему в желаемом, но ещё сказал о том графу Воронцову, его рекомендовавшему. Сей, призвав его, жестоко выговаривал и что если он не перестанет писать вольнодумнических мыслей, то с ним поступлено будет ещё хуже прежнего. Он, пришел от графа на квартиру свою, бывшую в Семёновском полку, и ходя беспрестанно по комнате в сильном огорчении, наконец к вечеру выпил целый стакан крепкой водки, которая внутренность его растерзала, и он поутру после жесточайших мучений скончался». (22)

Из всего этого Елисеева создаёт детектив о том, что после увещеваний вельможей Радищева наступило охлаждение между ними, а затем Александр Романович устранил своего бывшего сообщника, ставшего ему мешать.

«Канцлер А. Р. Воронцов и его окружение были настоящими тяжеловесами. Принимая от них (кого «них»? — Л. Р.) помощь, следовало трижды подумать. Радищев участвовал в большой игре с высокими ставками. Но вряд ли отдавал себе в этом отчёт. Благодаря долгой домашней близости с Воронцовым наш герой знал о внутренних делах графа больше, чем требовала безопасность. На сем мы остановим наши предположения». (306)

Михаил Семенович ВОРОНЦОВ (1782-1856), российский государственный деятель, граф, светлейший князь (1845), генерал-фельдмаршал (1856), генерал-адъютант (1815); почётный член Петербургской академии наук (1826); новороссийский и бессарабский генерал-губернатор (1823-1844), наместник на Кавказе (1844-1854). Портрет работы К. К. Гампельна, 1820-ые гг. Бумага, итальянский карандаш, сангина. 33,3 х 24,3 см. Государственный музей им. А. С. Пушкина, Санкт-Петербург

Между тем, есть реальные свидетельства заботы графа Александра Романовича уже после смерти Радищева о членах его семьи и помощи им. Он добивается выдачи из Канцелярии императора 4 тыс. руб. По его просьбе дочери писателя Екатерине назначена пенсия, Анна и Фёкла помещены в Смольный институт, сын Афанасий — в Кадетский корпус. Он пытался разыскать и вернуть книги и бумаги Радищева, оставшиеся в Иркутске. Воронцов сохранил переписку с Радищевым, все его письма из Сибири, рукописи, документы. (23) Это либо осталось неизвестным биографу писателя, либо Елисеева не считает нужным сообщать о подобных мелочах, противоречащих её вымыслам.

Зато, мастер широкой кисти и крупного мазка, она в полёте своей фантазии легко перелетает к временам Михаила Семёновича Воронцова (племянника Александра Романовича) и служившего под его началом молодого Пушкина. Пересказав очередную сплетню о том, что наместник Кавказа М. С. Воронцов принимал советы Пушкина, биограф Радищева умозаключает:

«Но сама по себе сплетня возникла как отголосок прежних отношений канцлера А. Р. Воронцова и Радищева». (307)

Видимо, этими необыкновенными отношениями, случившимися несколько десятилетий назад в Петербурге, был полон в ту пору весь Южный край! Что-то уж очень это напоминает мечты Манилова о его необыкновенной дружбе с Чичиковым, которая станет всем известна, и император за неё их наградит.

Даже после смерти графа Александра Романовича и Радищеваписательница не оставляет их в покое. Ещё одна цитата.

«Любопытно, что среди адресатов Радищева (по возвращении из Сибири в Немцово, в 1801 году, эти письма не найдены — Л. Р.) были два жителя Нижнего Новгорода, братья М. и Н. И. Бравины. <…> Позднее Михаил Бравин сделал блестящую чиновничью карьеру и дважды попадал под ревизию как казнокрад».

Это случилось в 1817 и 1827 годах, когда Радищев и Воронцов давно в могиле!

«В момент переписки с Радищевым братья Бравины были ещё молодыми чиновниками. Но контакт с ними прекрасно характеризовал «околоворонцовский» круг, где хватало места и для радикального писателя, и для казнокрада-карьериста». (257)

Это ещё один пример истерического припадка. Не сладила наш историк с великанами эпохи, вот и получился фарс.

ЕЩЁ ОДНО ОТКРЫТИЕ О. И. ЕЛИСЕЕВОЙ

Эротизм, сексуальность, доходящая до маниакальности (101-103, 318) — это вторая страсть Радищева:

«Мы не считаем вопрос о крепостном праве — главным для Радищева. Напротив, двигателем его творчества была болезненная сексуальность, причудливо преломившаяся в условиях крепостной действительности». (318, выделено мной — Л. Р.).

Этот приговор вынесен на предпоследней странице книги, следовательно, окончательный. Нет смысла пересказывать те, в полном смысле слова, мерзости, какие пишет биограф Радищева о своём герое.

«Излюбленная Радищевым тема – насилие барчука над невольницей. В данном случае бесконечное отрицание агрессии говорило только о её наличии». (267)

Т.е. в переводе на русский, если в тексте писателя нет ни одного упоминания о сексуальном насилии, то это означает, что оно всё равно у него на уме. Аргументы к подобного рода умозаключениям не сообщаются. Более того, открытия Елисеевой противоречат всем известным свидетельствам современников, сыновей и др. Способ сбора «компромата» тот же: домыслы, слухи, ложные ссылки, незнание радищевских произведений и биографии, предвзятость.

Радищев, по мнению новейшего биографа, несостоятелен не только как писатель, но и просто как порядочный человек. Ольга Игоревна на основании собственных домыслов представляет Радищева убийцей обеих жён и всех детей: заразившись сифилисом в юности, он заразил им своих двух жён и детей, что и явилось причиной их смертей или болезней (228, 254). История вопроса о сифилисе такова. Императрица Екатерина в замечаниях при чтении «Путешествия…» записала:

«Стр. 197, 198, 199, 200, 201 описывают следствии дурной болезны, которую сочинитель имел; вины ею же оный приписывает на 202 стр. правительству». (24)

Императрице в XVIII веке позволительно не различать художественный текст и документальный, лирического героя и автора. Эти обвинения слово в слово повторяет Елисеева. А вот биографу не различать этого не позволительно. Но Ольга Игоревна опять не оригинальна. Впервые тему сифилиса А. Н. Радищева «открыл» В. К. Кантор в статье «Откуда и куда ехал путешественник?» (25) О. И. Елисеева чуть ли не дословно перенесла рассуждения В. К. Кантора в свою книгу. Его аргументация весьма непритязательна. Процитировав ламентации героя в главе «Яжелбицы», Кантор пишет:

«Это настоящее покаяние, после которого, как бы очистившись, он смеет судить окружающий мир». (26)

«Исток Радищевского страдания – прежде всего собственная вина перед самыми близкими».

«Только больной человек способен понять и почувствовать другую болезнь, только страдающий совестью за свои прегрешения способен совестливо взглянуть окрест себя <…>». (27)

Это уже что-то новое в медицине! Таких осложнений или последствий сифилиса не описано ни в одном справочнике! Вот и все основания к утверждению, что Радищев сифилитик. (28) У О. И. Елисеевой воображение разыгрывается ещё больше. Радищев «сам заразил детей» и «осиротил, став фактическим виновником смерти матери». (228) Так же Радищев заразил вторую жену и всех детей. (254). Между тем, по воспоминаниям одного из этих детей, Павла, мать его умерла от родовой горячки, а тётка (и мачеха) — от сильнейшей простуды во время возвращения из Сибири. (29) О смерти второй жены пишет и Радищев в «Записках путешествия из Сибири» (30) без всякого упоминания собственной вины в её смерти. Если предположить скрытность Радищева, то почему же она отсутствовала в «Путешествии…»? Нет никаких сведений о том, что дети Радищева умерли от последствий заражения сифилисом или его осложнений.

Продолжать опровержение бесконечных домыслов, ошибок, противоречий и предвзятостей Елисеевой не имеет смысла. (Желающие см. Дополнения).

Вместо заключительных выводов, очевидных и даже не требующих быть произнесёнными, процитирую А. С. Пушкина.

1. Письмо князю П.А. Вяземскому, вторая половина ноября 1825 г. из Михайловского:

«Толпа жадно читает исповеди, записки etc., потому что в подлости своей радуется унижению высокого, слабостям могущего. При открытии всякой мерзости она в восхищении. Он мал, как мы, он мерзок, как мы! Врёте, подлецы: он и мал и мерзок — не так, как вы — иначе». (31)

2. Из статьи «”История русского народа”, сочинение Николая Полевого» (1830 г.):

«Уважение к именам, освящённым славою, не есть подлость (как осмелился кто-то напечатать), но первый признак ума просвещённого. Позорить их дозволяется только ветреному невежеству. Как некогда, по указу эфоров, одним хиосским жителям дозволено было пакостить всенародно». (32)

3. Из статьи «Александр Радищев» (1836 г.):

«<…> Нет убедительности в поношениях и нет истины, где нет любви». (33)

Увы! Книга О. И. Елисеевой, вышедшая в уважаемой серии ЖЗЛ, несмотря на полученные премии, останется досадным недоразумением как в изучении Радищева, так и в издательской деятельности ЖЗЛ.

«И это пройдёт», как сказано в притчах царя Соломона.

ДОПОЛНЕНИЯ

1. О сифилисе. «Доказательства» того, что Радищев заразился сифилисом в Германии и заразил свою первую супругу, строятся на покаянном обращении путешественника в главе «Яжелбицы» к сыновьям. Эта ситуация проецируется на самого писателя. Между тем, следующей главе «Едрово», продолжающей ту же тему, есть не один пассаж путешественника с обращением, например, к зятьку, племяннице, московским тётушкам и проч. Всех этих родственников у Радищева не было в ту пору. Таким образом, это литературный приём, необходимый писателю для характеристики современных ему нравов и пороков. Чувствительный и пылкий Радищев-писатель умел войти в роль, себя поставить на место лирического героя. (Ср., например, «Дневник одной недели» и пр.). Кроме того, вопрос об автобиографизме «Путешествия…» требует отдельного тщательного рассмотрения, это одна из проблем изучения творчества писателя. По мнению А. А. Костина, учёного секретаря Пушкинского Дома (письмо ко мне), доводов ни за, ни против нет, но это ничего не меняет во взглядах и позиции Радищева.

2. О вере. «Радищев уже давно не был христианином, о чём не раз свидетельствовал своим враждебным отношением к Церкви. Власть и вера для него, как для Дидро, — две верёвки…» (304). Но нельзя же до такой степени невежественно не различать веру и церковь, путая одно с другим. В подтверждение приводятся опять замечания императрицы Екатерины к «Путешествию…». Причём, три цитируемых Елисеевой единым текстом предложения взяты с трёх страниц замечаний и скомпонованы ею самой как одно высказывание! А ведь Екатерина писала замечания непосредственно при чтении книги, и эти высказывания каждый раз относились к конкретным фразам книги.

 «Из предосторожности все домочадцы Радищева не были у исповеди более года» (185). Видимо, чтобы не просочилась информация о печатании книги в собственной типографии. Но перед этим в ней уже было напечатано «Письмо к другу» (1789), так что никакой тайны в существовании домашней типографии не было! По закону их можно было иметь. Сам Радищев на следствии 1 июля 1790 г. показал:

«Я не был у исповеди и причастия, кажется, лет пять или шесть. Домашние же мои, по причине болезней не были только в нынешнем году, в намерении исправить оное в августе месяце». (Процесс, с.166-167).

Т.е., они пропустили Великий пост и собирались, видимо, исповедаться Успенским потом. Таким образом, они не были у исповеди полгода, а не «более года». То, что Радищев не причащался регулярно, не должно нас удивлять: таков был не он один. Это характерно для всего дворянства как в конце 18-го века, так и в 19-ом и в 20-м. Это тема специального разговора. Однако из этого вовсе не вытекает «отпадение» писателя от христианства.

3. О масонстве. Это тоже отдельная тема. По Елисеевой, существовала тесная связь Радищева с масонами, которые постоянно его опекали, но потом отчего-то «сдали» и не стали спасать из-под ареста. (212-213, 233, 271, 281, 303). Основываясь на упоминании сыновьями писателя о его химических опытах,она утверждает, что Радищев — алхимик, искавший масонскую панацею. (112). Как-то уж совсем невероятно предположить, что уважаемый биограф не отличает химика от алхимика! Документально подтверждены всего два посещения Радищевым в качестве гостя ложи «Урания» в Санкт-Петербурге.

«В 1774 Р. дважды (29 марта и 12 апреля) посещал масонскую ложу «Урания», имевшую новоанглийскую ориентацию и занимавшуюся филантропической деятельностью», (См.: Кочеткова Н. Д. Радищев. Статья из биографического Словаря писателей XVIII в. ИРЛИ РАН).

Известен отрицательный отзыв Радищева о масонских «бредоумствованиях». Конечно, взгляды масонов через литературу (сентиментализм) влияли на него. Но это литература. «В 18-м веке масонство широко распространилось в европейских странах и на других континентах. Оно развивалось как широкое религиозно-философское (а не политическое! - Р.Л.) движение, включавшее в себя весьма разнообразные, а иногда и противоборствующие течения: здесь были и поиски «истинного христианства», и обращение к древним гностикам, и увлечение алхимией. И попытки подчинить деятельность лож политическим целям, и стремление объединить человечество в одну братскую семью. Созданная масонами система понятий и символов интерпретировалась очень по-разному. В каждой стране масонское движение имело свои специфические черты, обусловленные и общим ходом исторического развития, и особенностями национальных традиций.» (Кочеткова Н.Д. Кружок Н.И.Новикова как явление русской культуры// Русская литература. 2008. №1. С. 171).

Сводить всё к политическим играм и тайным заговорам в борьбе за власть – поистине, наводить тень на плетень.

4. Об отношениях с императором. О. И. Елисеева опровергает «современных исследователей», что Радищев не желал устанавливать личный контакт с царём.

Это «вовсе не отвечает реалиям времени и имеющимся источникам.Радищев пытался в 1801 г. (так! – Р.Л.) продать своё имение в казну, написав письмо императору Александру». (287).

Но реально, по документам, это было в 1802 г., незадолго до смерти, а не сразу по возвращении из ссылки! (ПСС, т. 3, с.652-655) Кроме того, Радищев не отослал письмо, как это отмечает и сама Ольга Игоревна. Т.е., именно не стремился к личным контактам. «Интерпретировать этот факт можно по-разному», — начинает очередную клевету на Радищева Елисеева. А можно просто процитировать письмо, где Радищев пишет, что желал бы избежать ухудшения положения крестьян при новом владельце, поэтому и хочет продать имение в казну. Поскольку по Елисеевой Радищев — тщеславец и сексуальный маньяк, и именно для удовлетворения этих страстей написано «Путешествие…», то цитировать это письмо ей не с руки, ведь в нём он заботится о крестьянах.

5. Поездка без разрешения императора. По утверждению биографа-источниковеда, Радищев без разрешения императора Павла ездил в Аблязово к отцу на год в 1798 г. (258). В третьем томе Полного собрания сочинений приводится письмо-просьба Радищева и разрешение императора на поездку (с. 508, 514), и письма Радищева, в которых он пишет об этом разрешении (с. 647-648 — примеч.).

6. О Пушкине. Утверждение историка Елисеевой о том, что Статьи Пушкина о Радищеве замалчивали и утаивали, выглядит смехотворно. Они есть в любом собрании сочинений. А новизна позиции Елисеевой заключается в том, что, оказывается, главное Пушкин сказал о Радищеве в статье «Джон Теннер» (1835, напечатана в «Современнике» в 1836 году). В этой статье ни разу не вспомянуто ни одно русское имя вообще, т.к. посвящена она пересказу записок американца Теннера, в десятилетнем возрасте похищенного индейцами и долго жившего в племени, а затем вернувшегося к белым. Елисеева утверждает, что статья написана в споре с Радищевым, а именно: Пушкин даёт «уничтожающую (это верно – Р. Л.) критику американской демократии», а для Радищева (по мнению Елисеевой) — это идеал. Итак, мудрец Пушкин «посрамил» Радищева.

Не нужно быть кандидатом наук, чтобы элементарно посчитать, что между высказываниями Радищева и Пушкина об американской демократии прошло почти полвека. То есть, Радищев наблюдал рождение демократии, а Пушкин – уже некоторые её плоды и результаты. Суждения Пушкина о Радищеве «передёрнуть» не получилось, отсюда и попытки дописать мнение поэта о ненавистном источниковеду путешественнике.

Л. В. РАССКАЗОВА.

ПРИМЕЧАНИЯ

1 Например, с. 192, 198, 201, 206, 223, 244, 248, 287 и др. В дальнейшем страницы указаны в тексте в круглых скобках.

2 Ссылка 57 к главе «Мизантроп»; ссылки 4, 16, 22, 23 к главе «Арестант» к двум делам РГАДА и одному в Архиве внешней политики России (АВПР).

3 Ссылка 90 к главе «Арестант».

4 Справка: оратория — крупное музыкальное произведения для хора, солистов и оркестра, как правило, на сюжет из Священного писания. То есть, текст (либретто) в оратории обязателен. «Словесный подтекст к музыке» — термин, характеризующий компетентность О. И. Елисеевой.

5 Радищев А. Н. Полное собрание сочинений. Т. 1. М.; Л.: АН СССР, 1938. с. 18-22. Примечания с. 448-449.

6 Шторм Г. П. Потаённый Радищев. М.: Сов. писатель, 1968. Изд. 2-е. испр. и доп. с. 344-363. Сравнение с Н. М. Карамзиным сс. 347, 356-357, 360-363, 376-377.

7 Там же. с. 357.

8 Радищев А.Н. Полное собрание сочинений. Т. 1. М.; Л.: АН СССР, 1938. С. 448.

9 Там же. с. 445. Ссылка 3 к главе «Мимо тайны».

10 Там же. с. 445.

11 Там же. с. 8-9.

12 В ссылке Шторма указаны листы письма: 432-435 архивного дела; у О.Е. (335) только один лист 432, хотя отрывок из письма тот же самый.

13 Елисеева О. И. Путешествие в Сибирь// Родина. 2004. № 3. с. 44-49.

14 См.: Приходько М. А. «Об обвинениях в казнокрадстве А. Р. Воронцова и А. Н. Радищева// Воронцовы — два века в истории России. Труды Воронцовского общества. Вып. 12. Владимир, 2008. с. 85-86. В дальнейшем: Труды…, с указанием года издания и выпуска. Удовик В. А. Был ли А. Р. Воронцов нечист на руку? // (Ладыгина Т. Н., Фирсова Е. Н., Черноголовина Г. В., Удовик В. А. В защиту чести и достоинства графа Р. И. Воронцова, графа А. Р. Воронцова, княгини Е. Р. Дашковой и светлейшего князя М. С. Воронцова. СПб, 2009. с. 30-49. В дальнейшем: В защиту…, с указанием страниц.

15 О деятельности графа Романа Илларионовича Воронцова подробно пишет Т. Н. Ладыгина. См.: Ладыгина Т. Н. Действительный и мнимый портреты Р. И. Воронцова// В защиту… с. 3-29. См. также: Ладыгина Т. Н. Роман Илларионович Воронцов// Встречи на Петергофской дороге: Материалы краеведческой конференции. СПб: ЦБС Кировского района, 2014. с. 83-114. Но О. И. Елисеевой неизвестны работы Воронцовского общества. Она несколько раз ссылается на статью В. А. Удовика «Символ веры графа А. Р. Воронцова» (Труды… Вып. 1. Владимир, 1992. с.7-14) и 1 раз на его же статью «А. Р. Воронцов и Мари Франсуа Вольтер» (Труды… Вып. 3. Петушки, 1998. с.172-179). Имеются ещё: Удовик В. А. Жизненный путь Александра Романовича Воронцова. СПб, 2005; Удовик В. А. Александр Воронцов и Александр Радищев// Вопросы истории. 1997. № 10. с.147-154.

16 Ладыгина Т. Н. Действительный и мнимый портреты Р. И.Воронцова// В защиту… с. 23-24.

17 Шторм Г.П. Потаённый Радищев. М.: Сов. писатель, 1968. Изд. 2-е, испр. и доп. с. 81.

18 Там же. с. 88, 416.

19 Бабкин Д. С. Процесс Радищева. М.; Л.: АН СССР, 1952. с. 166-190 — дело Тайной экспедиции; с. 212-217 — дело Петербургской палаты уголовного суда.

20 Биография А. Н. Радищева, написанная его сыновьями/ Подготовка текста, статья и примечания Д. С. Бабкина. М.; Л.: АН СССР, 1959. с. 94-95.

21 Там же. Вступительная статья. с. 27-28.

22 Ильинский Н. С. Записки// Русский вестник. 1879. Вып. 12. с. 416.

23 Удовик В. А. Александр Воронцов и Александр Радищев // Вопросы истории. 1997. № 10. с. 153-154.

24 Бабкин Д. С. Процесс Радищева. М.; Л.: АН СССР, 1952. с. 161.

25 Кантор В. К. Откуда и куда ехал путешественник?// Вопросы литературы. 2006. № 4. с. 83-138. Главы «Секс и покаяние» и «Осознающий свой грех» с. 103-109.

26 Там же. с. 104.

27 Там же. с. 107.

28 Так и хочется спросить, не из собственной ли биографии взял уважаемый профессор эти аргументы?

29 Биография А. Н. Радищева, написанная его сыновьями/ Подготовка текста, статья и примечания Д. С. Бабкина. М.; Л.: АН СССР, 1959. с. 86.

30 Радищев А. Н. ПСС. Т.3. М.; Л.: АН СССР, 1952. с. 278, 283,

31 Пушкин А. С. Письмо князю П. А. Вяземскому, вторая половина ноября 1825 г. из Михайловского // Пушкин А. С. ПСС в 10 тт. Т. 10. Изд. 3-е. М.: Наука, 1966. с. 191. Курсив Пушкина.

32 Пушкин А. С. «История русского народа» сочинение Николая Полевого. (1830 г.)// Пушкин А. С. ПСС в 10 тт. Т. 7. Изд. 3-е. М.: Наука, 1964. с.133.

33 Пушкин А. С. Александр Радищев. (1836 г.)// Там же. с.360.