ИЗ «ВОСПОМИНАНИЙ
Ф. П. ЛУБЯНОВСКОГО»
...Въ 1824 году Императоръ изволилъ быть въ Пензѣ для смотра 2-го корпуса войскъ; прибылъ 30-го Августа на закатѣ солнца. Я старался безъ всякихъ затѣй и роскоши, просто и прочно, лишь бы не бѣдно и не безобразно, сдѣлать все, что могъ и умѣлъ, въ городѣ и по дорогѣ. Архiерей оканчивалъ свое привѣтствiе, какъ уже смерклось; зажжена иллюминацiя и, къ счастью, удачно: видна была вся изъ оконъ Государевой квартиры не только въ городѣ, но, по возвышенному мѣстоположенiю дома, и вдали за рѣкою, гдѣ лагерь трехъ полковъ также былъ весь въ огнѣ. Принявъ рапортъ о состоянiи губернiи, «давно не видѣлись, изволилъ сказать мнѣ Императоръ, кажется, со времени принца Ольденбургскаго; кто старое помянетъ, тому, по пословицѣ, глазъ вонъ». И, пожавъ мнѣ руку, приказалъ идти за собою.
«Околдовала меня, продолжалъ, эта губернiя: мѣста одно другаго прiятнѣе; не воображалъ я, чтобы она была такъ хороша; изъ всѣхъ губернiй, гдѣ я былъ, развѣ одна, можетъ быть, нѣсколько лучше, Подольская. И какое изобилiе хлѣба въ каждомъ селенiи! Вездѣ и народъ, показалось мнѣ, доволенъ и веселъ. Дороги и мосты не затѣйливо, просто да прекрасно устроены. Я осматривалъ мостъ на границѣ Нижеломовскаго уѣзда; ходилъ и по дорожнымъ аллеямъ: деревья молодыя, а ни одного не удалось мнѣ вырвать съ корнемъ».
Изволилъ потомъ съ особеннымъ благоволенiемъ и похвалою смотрѣть на иллюминацiю; спросилъ меня: гдѣ же самъ я? и на отвѣтъ мой, что осмѣлился остаться подъ одною кровлею съ Его Величествомъ, сказалъ: «и за это спасибо». Неумѣлъ я иначе изъявить благодарности за столь милостивые отзывы, какъ только желанiемъ, чтобы Его Величество во все время пребыванiя въ Пензѣ не имѣлъ ни одной непрiятной минуты. «Будь по твоему», сказалъ мнѣ на это Императоръ и вышелъ къ генералами.
Шесть дней Государь пробылъ въ Пензѣ, шесть дней радостныхъ для губернiи, счастливыхъ и въ моей жизни. Погода, какъ будто согласясь съ общимъ нашимъ желанiемъ, отмѣнно намъ благопрiятствовала и ни на часъ во все это время не измѣнялась: въ Сентябрѣ такъ было тепло, тихо и ясно, что обѣдъ, который Государь принялъ отъ корпуса, данъ былъ за городомъ въ полѣ подъ наметомъ, на скатѣ горы, откуда открывался прелестный видъ на живописныя окрестности. Дворянство удостоилось дать балъ Его Величеству. Съ своими, съ военными и съ прiѣзжими изъ Саратовской, Нижегородской и Тамбовской губернiй, собранiе было многочисленное. Генералъ-адъютанты увѣряли, что не помнили, когда и гдѣ бы Государь такъ долго оставался на балѣ и когда бы онъ былъ такъ доволенъ, снисходителенъ, привѣтливъ и веселъ. Дѣйствительно, было отъ чего всѣмъ быть въ восторгѣ.
Каждый день Государь отправлялся къ войскамъ въ шесть часовъ утра и возвращался во второмъ часу полудни; въ промежутокъ до обѣда осматривалъ городъ, тюремный замокъ, заведенiя приказа общественнаго призрѣнiя, и при этомъ изволилъ распрашивать меня о нравственности въ народѣ, объ успѣхѣ въ теченiи судебныхъ дѣлъ, о состоянiи земледѣлiя, промышленности, торговли въ губернiи и о способахъ, какъ бы впередъ все то подвинуть.
Маневры шли превосходно; но четвертый, по запечатаннымъ пакетамъ, безъ даннаго плава, былъ блистателенъ, и когда Государь, возвратись, изволилъ говорить мнѣ о точности и быстротѣ исполненiя по приказамъ до полученiя совсѣмъ неизвѣстнымъ, а я притомъ сказалъ о внезапномъ, но стройномъ движенiи дивизiи Сипягина съ высотъ на долину, то Его Величество былъ очень доволенъ, что и я замѣтилъ эту искусную эволюцiю. По столь милостивому ко мнѣ снисхожденiю, судя по лицу объ усталости, тутъ я осмѣлился сказать, что Имперiя должна сѣтовать на Его Величество.
— «За что?»
— «Не изволите беречь себя».
— «Хочешь сказать, что я усталъ? Нельзя смотрѣть на войска наши безъ удовольствiя: люди добрые, вѣрные и отлично образованны; не мало и славы мы ими добыли. Славы для Россiи довольно: больше не нужно; ошибется, кто больше пожелаетъ. Но когда подумаю, какъ мало еще сдѣлано внутри государства, то эта мысль ложится мнѣ на сердце, какъ десятипудо-вая гиря. Отъ этого устаю».
Глубоко врѣзались эти слова въ моей памяти: такiя рѣчи не забываются; но можно ли безъ слезъ слышать ихъ изъ устъ мудраго, побѣдоноснаго, великодушнаго, благонамѣреннѣйшаго и могущественнѣйшаго изъ вѣнценосцевъ?
Наканунѣ отъѣзда Государю угодно было послѣ маневровъ проститься (такъ выразился) съ женою и дѣтьми моими. Затѣмъ Его Величество непрерывно былъ занятъ до поздней ночи. Я вышелъ отъ него въ полночь, вице-канцлеръ еще дожидался съ бумагами.
«Подано множество просьбъ, свазалъ мнѣ Государь, но на тебя ни одной; всѣ о землѣ, да объ кантонистахъ.»
И затѣмъ разговоръ со мною, исполненный благоволенiя, заключилъ слѣдующими словами:
«Я помню, ты желалъ мнѣ съ прiѣзда, чтобы я не имѣлъ здѣсь ни одной неприятной минуты. Не только я не имѣлъ никакой непрiятности, но и не помню, когда бы я сряду шесть дней былъ такъ доволенъ и веселъ, такъ здоровъ, какъ у тебя».
Всемилостивѣйшее царское слово сопровождалось многими наградами. Самъ изволилъ спросить меня, не хочу ли кого наградить изъ служащихъ? Готовый у меня на всякiй случай списокъ съ предполженiемъ, что кому, я тутъ же представилъ: то всѣмъ и пожаловано. Мнѣ присланъ Владимiрскiй 2-й степени крестъ.
Въ больницѣ тюремнаго замка оставалась до совершеннаго выздоровленiя женщина, Мордовка, наказанная за умерщвленiе мужа. Государь выходилъ уже изъ больницы, какъ она вскрикнула:
«Ваше Величество! судья взялъ съ меня пятьсотъ рублей».
Воротясь къ ней, онъ долго распрашивалъ ее и потомъ приказалъ мнѣ представить записку о дѣлѣ; отдавая мнѣ ее на другой день, сказалъ, что онъ не совсѣмъ убѣжденъ въ виновности этой женщины; велѣлъ мнѣ самому все переслѣдовать и объ результатѣ прислать донесенiе въ собственныя руки Его Величества.
«Ничего не опасайся, присовокупилъ, мы не ангелы: можемъ ошибаться».
Сколько я пи старался найти какой-нибудь недостатокъ по производству дѣла и самаго себя обвинить въ недосмотрѣ, — ничего не нашелъ; такъ и донесъ, испрашивая милосердiя преступницѣ: отдать ее въ монастырь на покаянiе, а если и сослать, то не въ каторгу, а на поселенiе. Мѣсяца черезъ два получаю высочайшее повелѣнiе прислать все дѣло, потомъ и Мордовку, къ гр. А. А. Аракчееву. Затѣмъ она и съ дѣломъ какъ будто безъ вѣсти пропала. Не прежде 1827 года полученъ указъ изъ Сената, изъ котораго я увидѣлъ, что и дѣло, и Мордовка, были отосланы въ аудиторiатъ военныхъ поселенiй, который, давъ во всемъ вѣру Мордовкѣ, даже и въ томъ, будто я предлагалъ ей отъ себя пятьсотъ же рублей за отмѣну показанiя о судьѣ, нещадно каралъ всѣхъ отъ земскаго исправника до губернатора Пензенскаго. Дѣло разсматривалось затѣмъ въ комитетѣ министровъ, и въ память покойнаго Императора, высочайше повелѣно отдать преступницу на покаянiе по жизнь въ монастырь, гдѣ она, неизвѣстно какими судьбами, плодотворила...
________________________________________
Источник: Воспоминания Ф. П. Лубяновского. 1799-1831.
Русский Архив, 1872 г., № 3-4, cтб.519-523.
________________________________________