VI.

...Во время пребыванiя двора въ Москвѣ въ 1818 г. Императоръ такъ былъ милостивъ и снисходителенъ, что всѣмъ дворянамъ отъ 1-го до 14-го класса

___________________________cтб.516

предоставилъ счастiе предста­вляться Его Величеству. Въ одно изъ этихъ представленiй и я записался. Было насъ въ этотъ день болѣе 400 человѣкъ. Оберъ-гофмаршалъ по спис­ку называлъ каждаго чинъ и фами­лiю. Какъ мимо многихъ, такъ и мимо меня, Государь прошелъ со взглядомъ благоволенiя; отъ третьяго или четвертаго за мною изволилъ обратить взоръ и поглядѣть на меня. Въ тотъ же день вечеромъ я получилъ отъ покойнаго князя А. Н. Голицына записку, повидался бы съ нимъ на дру­гой день. Государь приказалъ ему спросить меня, зачѣмъ я не въ службѣ. Спустя нѣсколько времени, онъ же объявилъ мнѣ высочайшее повелѣнiе сказать, куда желаю. Отвѣтъ мой былъ безусловная преданность. Дворъ между тѣмъ возвратился въ С. Петербургъ. Я считалъ себя въ числѣ забытыхъ; но въ первыхъ числахъ Апрѣля 1819 г. получилъ указъ о назначенiи меня Пензенскимъ гражданскимъ губернаторомъ.

За разлитiемъ рекъ я нашелъ еще въ Пензѣ предмѣстника моего М. М. Сперанскаго и читалъ у него преис­полненный милости высочайшiй собственноручный къ нему рескриптъ, изъ котораго, однакоже, надобно было заключить, что обстоятельства, которыя въ 1812-мъ г. выслали его изъ столицы, въ 1819 г. не дозволяли еще ему возвратиться туда инымъ путемъ, какъ чрезъ Иркутскъ.

*

Не легко быть губернаторомъ послѣ Сперанскаго; самъ онъ зналъ это лучше всѣхъ и, любя меня, прощаясь, говорилъ и съ дороги писалъ мнѣ не брать его въ примѣръ. Неудобство безусловнаго послѣдованiя само собою, впрочемъ, представилось мнѣ съ перваго шага.

Скоро по прiездѣ въ Пензу получилъ я письмо отъ осьмидесятилѣтняго старца, отца моего:

«Первое письмо пишу къ тебѣ, сынъ мой, на новомъ твоемъ переселенiи въ Пензу. Начинаю излiянiемъ недостойныхъ моихъ моленiй предъ Спасителемъ нашимъ Господомъ Богомъ Iисусомъ Христомъ, да просвѣтитъ, вразумитъ и наставитъ тебя проходить въ преподобiи и правдѣ званiе, въ которое божественный Промыслъ призвалъ тебя гласомъ Своего Помазанника. Слава Божiя и польза ближняго да будутъ первою и послѣднею цѣлью трудовъ твоихъ. Такъ благоугодишь небесному и земному Царю и пребу­дешь нопороченъ. Поручаю тебя вожденiю всемилостиваго Провидѣнiя Божiя, которое, невидимое, видимо есть на насъ грѣшныхъ, и очима видимъ его и руками осязаемъ».

Вкрат­цѣ полный наказъ губернаторскiй.

Этотъ постъ имѣетъ трудныя, немаловажныя, поучительныя стороны многiя, а прiятную одну: не безъ пользы можно слушать здѣсь, что говорятъ о себѣ нужды людскiя, по мѣстамъ съ воплемъ крѣпкимъ и со слезами. Здѣсь же можно право су­дить, какъ нужно и какъ уже благовременно не просвѣщение, а про­стое, здравое вразумленiе народа, о которомъ не мало и высказано, и на­писано, но для котораго до сей поры въ шутку подумаешь, посылаются въ народныя училища молодые франты съ кличкою учителей Русской слове­сности. Здѣсь же можно вблизи яв­ственно видѣть, что для массы и поколѣнiя, съ которымъ суждено жить, по силамъ, не столько еще физическимъ, сколько умственнымъ, quid ferre recusent, quid valeant humeri *),

______________

*) Сколько откажутся и сколько вынесутъ плеча.

___________________________ стб.517-518

удобно, возможно, потому и общепо­лезно; здѣсь же порядочный человѣкъ губернаторъ можетъ дня не провести безъ того, чтобы не сдѣлать, вообще мелочнаго, все же добра. Затѣмъ эта должность есть безпрерывная борьба прежде всего съ самимъ собою, а потомъ съ нуждами и неумолимыми страстями людскими.

Въ 1824 году Императоръ изволилъ быть въ Пензѣ для смотра 2-го корпуса войскъ; прибылъ 30-го Августа на за­катѣ солнца. Я старался безъ всякихъ затѣй и роскоши, просто и прочно, лишь бы не бѣдно и не безобразно, сдѣлать все, что могъ и умѣлъ, въ городѣ и по дорогѣ. Архiерей оканчивалъ свое привѣтствiе, какъ уже смерклось; зажжена иллюминацiя и, къ счастью, удачно: видна была вся изъ оконъ Государевой квартиры не толь­ко въ городѣ, но, по возвышенному мѣстоположенiю дома, и вдали за рѣкою, гдѣ лагерь трехъ полковъ так­же былъ весь въ огнѣ. Принявъ рапортъ о состоянiи губернiи, «давно не видѣлись, изволилъ сказать мнѣ Императоръ, кажется, со времени принца Ольденбургскаго; кто старое помянетъ, тому, по пословицѣ, глазъ вонъ». И, пожавъ мнѣ руку, приказалъ идти за собою.

«Околдовала меня, продолжалъ, эта губернiя: мѣста одно другаго прiятнѣе; не воображалъ я, чтобы она была такъ хороша; изъ всѣхъ губернiй, гдѣ я былъ, развѣ одна, можетъ быть, нѣсколько лучше, Подольская. И какое изобилiе хлѣба въ каждомъ селенiи! Вездѣ и народъ, показалось мнѣ, доволенъ и веселъ. Дороги и мосты не затѣйливо, просто да прекрасно устроены. Я осматривалъ мостъ на границѣ Нижеломовскаго уѣзда; ходилъ и по дорожнымъ аллеямъ: деревья молодыя, а ни од­ного не удалось мнѣ вырвать съ корнемъ».

Изволилъ потомъ съ особеннымъ благоволенiемъ и похвалою смотрѣть на иллюминацiю; спросилъ меня: гдѣ же самъ я? и на отвѣтъ мой, что осмѣлился остаться подъ одною кров­лею съ Его Величествомъ, сказалъ: «и за это спасибо». Неумѣлъ я иначе изъявить благодарности за столь ми­лостивые отзывы, какъ только желанiемъ, чтобы Его Величество во все время пребыванiя въ Пензѣ не имѣлъ ни одной непрiятной минуты. «Будь по твоему», сказалъ мнѣ на это Им­ператоръ и вышелъ къ генералами.

Шесть дней Государь пробылъ въ Пензѣ, шесть дней радостныхъ для гу­бернiи, счастливыхъ и въ моей жиз­ни. Погода, какъ будто согласясь съ общимъ нашимъ желанiемъ, отмѣнно намъ благопрiятствовала и ни на часъ во все это время не измѣнялась: въ Сентябрѣ такъ было тепло, тихо и яс­но, что обѣдъ, который Государь принялъ отъ корпуса, данъ былъ за городомъ въ полѣ подъ наметомъ, на скатѣ горы, откуда открывался прелестный видъ на живописныя окрестности. Дворянство удостоилось дать балъ Его Величеству. Съ своими, съ воен­ными и съ прiѣзжими изъ Саратов­ской, Нижегородской и Тамбовской губернiй, собранiе было многочислен­ное. Генералъ-адъютанты увѣряли, что не помнили, когда и гдѣ бы Го­сударь такъ долго оставался на балѣ и когда бы онъ былъ такъ дово­ленъ, снисходителенъ, привѣтливъ и веселъ. Дѣйствительно, было отъ че­го всѣмъ быть въ восторгѣ.

Каждый день Государь отправлял­ся къ войскамъ въ шесть часовъ утра и возвращался во второмъ ча­су полудни; въ промежутокъ до обѣда осматривалъ городъ, тюремный замокъ, заведенiя приказа общественнаго призрѣнiя, и при этомъ изволилъ

___________________________ стб.519-520

распрашивать меня о нравственно­сти въ народѣ, объ успѣхѣ въ теченiи судебныхъ дѣлъ, о состоянiи земледѣлiя, промышленности, торговли въ губернiи и о способахъ, какъ бы впередъ все то подвинуть.

Маневры шли превосходно; но чет­вертый, по запечатаннымъ пакетамъ, безъ даннаго плава, былъ блистате­ленъ, и когда Государь, возвратись, изволилъ говорить мнѣ о точности и быстротѣ исполненiя по приказамъ до полученiя совсѣмъ неизвѣстнымъ, а я притомъ сказалъ о внезапномъ, но стройномъ движенiи дивизiи Сипягина съ высотъ на долину, то Его Величество былъ очень доволенъ, что и я замѣтилъ эту искусную эволюцiю. По столь милостивому ко мнѣ снисхожденiю, судя по лицу объ усталости, тутъ я осмѣлился сказать, что Имперiя должна сѣтовать на Его Величество.

— «За что?»

— «Не изво­лите беречь себя».

— «Хочешь ска­зать, что я усталъ? Нельзя смотрѣть на войска наши безъ удовольствiя: люди добрые, вѣрные и отлич­но образованны; не мало и славы мы ими добыли. Славы для Россiи до­вольно: больше не нужно; ошибется, кто больше пожелаетъ. Но когда подумаю, какъ мало еще сдѣлано вну­три государства, то эта мысль ложит­ся мнѣ на сердце, какъ десятипудовая гиря. Отъ этого устаю».

Глубоко врѣзались эти слова въ моей памя­ти: такiя рѣчи не забываются; но можно ли безъ слезъ слышать ихъ изъ устъ мудраго, побѣдоноснаго, великодушнаго, благонамѣреннѣйшаго и могущественнѣйшаго изъ вѣнценосцевъ?

Наканунѣ отъѣзда Государю угод­но было послѣ маневровъ простить­ся (такъ выразился) съ женою и дѣтьми моими. Затѣмъ Его Величество непрерывно былъ занятъ до поз­дней ночи. Я вышелъ отъ него въ полночь, вице-канцлеръ еще дожидал­ся съ бумагами.

«Подано множество просьбъ, свазалъ мнѣ Государь, но на тебя ни одной; всѣ о землѣ, да объ кантонистахъ.»

И затѣмъ разговоръ со мною, исполненный благоволенiя, заключилъ слѣдующими словами:

«Я помню, ты желалъ мнѣ съ прiѣзда, чтобы я не имѣлъ здѣсь ни одной неприятной минуты. Не только я не имѣлъ никакой непрiятности, но и не помню, когда бы я сряду шесть дней былъ такъ доволенъ и веселъ, такъ здоровъ, какъ у тебя».

Всемилостивѣйшее царское слово сопровожда­лось многими наградами. Самъ изво­лилъ спросить меня, не хочу ли ко­го наградить изъ служащихъ? Гото­вый у меня на всякiй случай списокъ съ предполженiемъ, что кому, я тутъ же представилъ: то всѣмъ и пожало­вано. Мнѣ присланъ Владимiрскiй 2-й степени крестъ.

Въ больницѣ тюремнаго замка оста­валась до совершеннаго выздоровленiя женщина, Мордовка, наказанная за умерщвленiе мужа. Государь выходилъ уже изъ больницы, какъ она вскрикнула:

«Ваше Величество! судья взялъ съ меня пятьсотъ рублей».

Воротясь къ ней, онъ долго распрашивалъ ее и потомъ приказалъ мнѣ представить записку о дѣлѣ; отдавая мнѣ ее на другой день, сказалъ, что онъ не совсѣмъ убѣжденъ въ винов­ности этой женщины; велѣлъ мнѣ са­мому все переслѣдовать и объ резуль­татѣ прислать донесенiе въ собственныя руки Его Величества.

«Ничего не опасайся, присовокупилъ, мы не ангелы: можемъ ошибаться».

Сколь­ко я пи старался найти какой-нибудь недостатокъ по производству дѣла и самаго себя обвинить въ недосмотрѣ,

___________________________ стб.521-522

— ничего не нашелъ; такъ и донесъ, испрашивая милосердiя преступницѣ: отдать ее въ монастырь на покая­нiе, а если и сослать, то не въ ка­торгу, а на поселенiе. Мѣсяца черезъ два получаю высочайшее повелѣнiе прислать все дѣло, потомъ и Мордовку, къ гр. А. А. Аракчееву. Затѣмъ она и съ дѣломъ какъ будто безъ вѣсти пропала. Не прежде 1827 года полученъ указъ изъ Сената, изъ котораго я увидѣлъ, что и дѣло, и Мордовка, были отосланы въ аудиторiатъ военныхъ поселенiй, который, давъ во всемъ вѣру Мордовкѣ, даже и въ томъ, будто я предлагалъ ей отъ себя пятьсотъ же рублей за отмѣну показанiя о судьѣ, нещадно каралъ всѣхъ отъ земскаго исправника до губернатора Пензенскаго. Дѣло разсматривалось затѣмъ въ комитетѣ министровъ, и въ память покойнаго Императора, высочайше повелѣно от­дать преступницу на покаянiе по жизнь въ монастырь, гдѣ она, неизвѣстно какими судьбами, плодотворила.

Съ перваго до послѣдняго дня житья своего въ Пензѣ я велъ себя и по службѣ и по образу жизни всег­да одинаково, а по нѣкоторымъ успѣхамъ въ управленiи, по нѣкоторому вниманiю ко моимъ представленiямъ, по виду довѣрiя ко мнѣ большинства во всѣхъ сословiяхъ, считалъ себя не изъ дюжинныхъ. Неожиданно, въ концѣ 1827 года получаю указъ о высочайшемъ назначении сенатора для обревизованiя Пензенской губернiи. Ревизiя — губернiя будь вся населе­на Демьянами-безсребренникамн — съ перваго слова, такъ уже принято, есть огласка сомнѣнiя не столько еще въ способности, сколько въ добросовѣстности и честности начальника губернiи и его собратiй, служащихъ; дала она потому крѣпкаго щелчка моему самолюбiю: не полагалъ я да­же, чтобы оно было во мнѣ еще такъ живуче...

Ревизоръ сохранялъ все приличiе въ обхожденiи со мною; другiе смотрѣли па меня, какъ обыкновенно смотрятъ на опальнаго, пока рѣшится вопросъ, быть ему или не быть. Я же, зная всенощное бдѣнiе въ розыскахъ, ночные обыски въ домахъ разныхъ чиновниковъ, неутомимость, съ которою посланные шарили во всѣхъ углахъ по городамъ и селенiямъ; видя болѣе ста человѣкъ, добрыхъ и бѣдныхъ людей, отрѣшенныхъ, удаленныхъ отъ должностей и преданнымъ уголовному суду; слы­ша ихъ вопль и рыданiе — не понималъ, отчего такая нещадная по­гоня за злодѣями и чего доискивались. Передъ отъѣздомъ уже только, ревизоръ показалъ мнѣ, надъ чѣмъ суж­дено было ему потрудиться. Былъ это доносъ на меня отъ нѣкоего изъ воиновъ, который сплели ему человѣка три-четыре недовольныхъ не только мною, но и собою, и никѣмъ и ничѣмъ, и который тотъ принялъ съ полною вѣрою, повѣривъ имъ прежде всего въ томъ, что, съ прiѣзда его къ рекрутскому набору, въ Пензѣ все вдругъ переродилось. Па­мятны мнѣ нѣкоторые пункты доно­са:

«Наклонность къ злоупотребленiямъ разительно развилась въ губер­наторѣ Л. послѣ высочайшаго пребыванiя покойнаго Императора въ Пензѣ; другой воспламенился бы но­вою ревностiю, а Лубяновскiй началъ грабить; городъ Пенза плохо освѣщенъ, оттого ночи не проходитъ безъ грабежа, и все, такимъ образомъ до­бытое, сносится передъ разсвѣтомъ въ домъ къ губернатору для дѣлежа; на базарахъ допущены азартныя игры, фортунка, юла, которыя губернаторъ

___________________________ стб.523-524

отдаетъ на откупѣ и деньги себѣ беретъ.»

Но всѣхъ прочихъ пунктахъ не высшая поэзия. Есть наглости, ко­торыми странно было бы оскорблять­ся; но эта показалась мнѣ до того гнусною, что я не вытерпѣлъ и, по отъѣздѣ ревизора, написалъ всеподданнѣйшее письмо Императору въ собственныя руки: ни о чемъ не просилъ и не оправдывался; писалъ толь­ко, что

«эту смѣлость внушило мнѣ свойственное вѣрному подданному желанiе сохранить о себѣ доброе мо­наршее мнѣнiе; что въ совѣсти сво­ей ничего я не находилъ, что застав­ляло бы меня блѣднѣть отъ обвине­нiй; болѣе десяти лѣтъ я считалъ себя и дѣйствительно былъ первымъ слугою губернiи; добро и порядокъ были единственною моею цѣлью; но я служилъ и трудился, какъ сынъ въ домѣ отца, и ниже мысль о мздѣ лихоимной и платѣ наемничей не обращалась во мнѣ ни на мгновенiе».

Покойный Н. М. Лонгиновъ извѣщалъ меня, что письмо это представлено по назначенiю. Въ отвѣтъ ни отъ кого не получилъ я пи слова; а гр. В. П. Кочубей говорилъ мнѣ, что ему два раза приказано было донесенiя ревизора на мой счетъ разсмотрѣть въ Комитетѣ Министровъ со всѣмъ безпристрастiемъ и строгостью. Ни въ чемъ я не найденъ подлежащимъ отвѣтственности. Длинный объ этомъ журналъ возвращенъ въ Комитетъ съ надписью: «согласенъ». Между тѣмъ простылъ и слѣдъ ревизiи. Тогда только я узналъ, до какой мѣры я весь покрытъ былъ черными и без­образными пятнами. Благословите кля­нущiя вы!

Скоро затѣмъ разразилась надъ Пензою другая гроза, холера. Отъ страха всѣ обезпамятѣли; сердце у меня было также не на мѣстѣ, пока я не убѣдился въ больницахъ, что холера не чума, не прилипчива, не терпитъ от­лагательства, требуетъ воздержанiя, ос­торожности, но не карантиновъ и не оцѣпленiй. Жертвъ было не мало; но по милосердию Божiю, эпидемия въ Пензѣ была не надолго. Министръ внутреннихъ дѣлъ, посланный въ низовыя губернiи по случаю этого бѣдствiя, прiѣхалъ въ Пензу къ благодарствен­ному молебствiю за прекращенiе холеры и одобрилъ всѣ мои распоряженiя. Дней за десять передъ нимъ нѣкто изъ воиновъ и въѣхалъ въ неоцѣпленную, и выѣхалъ изъ неоцѣплен­ной же Пензы въ Сентябрѣ 1830 г.

Въ Октябрѣ 1830 г. послѣдовалъ высочайшiй указъ Сенату объ увольненiи  меня отъ службы съ причисленiемъ къ герольдiи. Нашелъ онъ меня въ минуту какой-то мертвенности, вѣроятно и потому, что это была уже третья, обычная моя отставка отъ служ­бы безъ просьбы и по причинамъ, совсѣмъ мнѣ неизвѣстнымъ. Въ тотъ же день я сдалъ должность со всѣмъ, что было на рукахъ моихъ, и пре­спокойно ночевалъ уже въ наемномъ домѣ. На. вопросъ министра внутреннихъ дѣлъ изъ Саратова или изъ Ка­зани, не зналъ ли я, за что отставленъ, отвѣчалъ ему невѣдѣнiемъ. Наказанъ я, однакоже, здѣсь по дѣломъ, хотя по другой службѣ. Не помню, когда бы я по виду такъ мало думалъ о себѣ. такъ забывалъ себя, какъ во время холеры въ Пензѣ; но все это дѣлалъ не съ простымъ окомъ, а съ тайною примѣсью самолюбiя: хотѣлъ выказаться послѣ ревизiи, и посчаст­ливилось!

Въ Февралѣ 1831 г. данъ Сенату высочайшiй указъ о назначенiи меня Подольскимъ гражданскимъ губернаторомъ…

___________________________ стб.525-526

________________________________________
Источник: Воспоминания Ф. П. Лубяновского. 1799-1831.

Русский Архив, 1872 г., № 3-4, cтб.516-526.
________________________________________