Глава VII

ГЛАВА VII
Замечательные причудники и чудаки.

=============================================

95

Въ числѣ другихъ такихъ же чудаковъ, которые въ силу какой-либо боязни по ночамъ не ложились спать и бодрствовали, принадлежалъ богатый помещикъ Пензенской губернии Т-ъ, который никогда не спалъ ночью, а ложился только тогда, когда все вставали. Чтобы ночью не дремать, онъ держалъ у себя въ спальной кого-нибудь изъ своихъ дворовыхъ, и они должны были стоять перед нимъ всю ночь на ногахъ, такъ какъ «перед бариномъ сидеть неприлично». Правда, онъ ихъ менялъ, призывая то одного, то другого по очереди, только бы не оставаться одному. Рассказывали, что онъ делалъ это изъ страха, причиною же была кровавая история, въ которой онъ ещё молодымъ человекомъ принималъ участие. Говорили, что отецъ его былъ убитъ своею женою

96

въ сообществе съ учителемъ-французомъ, съ которымъ она была въ нежныхъ отношенияхъ и за которого впоследствии вышла замужъ. Это случилось, когда дети были ещё маленькие. Когда же они выросли и возмужали, то отплатили непрошенному отчиму темъ же, тъ. е. отправили его на тотъ светъ. Все четыре брата, участвовавшие въ смерти отчима, были какие-то странные: лобызались другъ съ другомъ самымъ нежнымъ образомъ, целовали другъ у друга руки, а между темъ постоянно судились, потому что не могли разделиться. Они не могли между собою сговориться даже въ самыхъ мелочахъ. Деревянный двухэтажный отцовский домъ они распилили на три части, такъ какъ не могли устроить, чтобы онъ достался въ одни руки. Да и дети одного изъ нихъ были тоже странные. Одинъ уже женатый, живя въ деревне, вместо развлечения приказывалъ зашивать себя въ медвежью шкуру и ходилъ на четверенькахъ по двору. Дворовые собаки, разумеется, бросались на него и рвали, но это доставляло ему удовольствие. съ женою, на которой онъ женился по любви, влюбившись въ нее въ театре, где виделъ её только одинъ раз, онъ ссорился и мирился по нескольку разъ въ день. И это происходило не только дома, но и въ гостяхъ, при чужихъ людяхъ, делая ихъ такимъ образомъ невольными свидетелями его семейной жизни, потому что ссоры происходили

97

большею частью изъ ревности къ кому только можно и сопровождались или неприличными упреками, или же лобзаниями съ испрашиваниемъ на коленяхъ прощения, и тому подобною обстановкою, иногда очень приторною…

________________________________________
Источник: Замечательные чудаки и оригиналы М. И. Пыляева.
С.-Петербургъ, изданiе А. С. Суворина, 1898, с. 95-97.
________________________________________

Читать далее
Подняться к началу

Глава X

ГЛАВА X.

Историческiе самодуры вельможи.

 =============================================

153

…Выдающимся хлѣбосольствомъ и гостепрiимствомъ отличались многiе изъ нашихъ вельможъ и помѣщиковъ старого времени. Изъ такихъ большихъ хлѣбосоловъ былъ представитель сластолюбивого XVIII вѣка, великолѣпный, покрытый брилiантами и окруженный всегда множествомъ всякой прислуги канцлеръ Александръ Борисовичъ Куракинъ, правнукъ знаменитаго дипломата и своякъ Петра Великаго.

При Екатеринѣ II этотъ вельможа былъ сосланъ въ ссылку въ свое саратовское имѣнiе. Причиною ссылки князя стала обнаруженная во время путе-

154

шествiя секретная переписка его съ флигель-адъютантомъ П. А. Бибиковымъ.

Князь Александр Борисович Куракин (1752-1818), государственный деятель, дипломат, действительный тайный советник. Портрет работы В. Л. Боровиковского, 1802 год.Когда проживалъ князь въ своемъ Надеждинѣ, все кипѣло жизнью шумной и полной всякаго довольства; учтивая, внимательная барская дворня прежняго времени по уши была занята услугами: большой наплывъ посѣтителей всегда былъ прiятенъ князю; часто многiе изъ бѣдныхъ дворянъ жили здѣсь по нѣсколько мѣсяцевъ, не смѣя, изъ скромности, представляться князю; они, все-таки, пользовались всѣми удобствами широкой барской жизни. Во дворѣ для выѣздовъ были всегда готовы экипажи и верховыя лошади, а на прудахъ желающихъ ожидали шлюпки съ молодцами-гребцами.

Каждому из прiезжихъ гостей подавалась слѣдуюшая печатная инструкцiя: «Обрядъ и правила для здѣшняго образа жизни въ селѣ Надеждинѣ».

Первое правило гласило: «хозяинъ, удалясь отъ суетъ и пышностей мiрских, желаетъ и надѣется обрѣсти здѣсь уединенiе совершенное, а отъ онаго проистекающее счастливое и ничѣмъ непоколебимое спокойствiе духа»;

второе — «хозяинъ почитаетъ хлѣбосольство и гостепрiимство основанiемъ взаимственнаго удовольствiя въ общежитiи. Слѣдственно, видитъ въ оныхъ прiятныя для себя должности»;

третье — «всякое, здѣсь дѣланное посѣщенiе хозяину будетъ имъ принято съ удовольствiемъ и признанiемъ совершеннымъ»;

155

четвертое — «хозяинъ, наблюдая предметъ и пользу своего сюда прiезда, опредѣляетъ въ каждый день раздѣлять свое время съ жалующими къ нему гостьми отъ часу пополудни до обѣда, время обѣда и все время послѣ обѣда до 7-ми часов вечера»;

пятое — «хозяинъ по вышеуказанному наблюденiю опредѣляетъ утро каждаго дня отъ 7-ми часов до полудни — для разныхъ собственныхъ его хозяйственныхъ объѣздов осмотров и упражненiй, а вечер каждаго дня, отъ 7-ми до 10-ти часов, опредѣляетъ онъ для уединеннаго своего чтенiя или письма»;

шестое — «хозяинъ проситъ тѣхъ, кои могутъ пожаловать къ нему на одинъ, или на два дня, или на многiе дни, чтобы, бывъ въ его домѣ, почитали себя сами хозяевами, никакъ не помня о немъ единственно въ семъ качествѣ, приказывали его людямъ всѣ подобныя для нихъ услуги и, однимъ словомъ, распоряжались бы своимъ временемъ и своими упражненiями отъ самаго утра, какъ каждый привыкъ и какъ каждому угодно, отнюдь не снаравливая въ провожденiи времени самого хозяина, который чрезъ то съ новою къ нимъ благодарностью получитъ всю свободу имъ принятое безостановочно и съ продолжительнымъ тщанiемъ выполнять»;

седьмое: «хозяинъ никогда не ужинаетъ, но всякiй день, въ девять часовъ вечера, будетъ у него ужинъ готовъ для всехъ, прiобыкшихъ къ оному, и онъ, прося дозволенiя отъ онаго

156

всегда отлучаться, проситъ также своихъ случающихся гостей, несмотря на его отсутствiе, за оный садиться и за онымъ самимъ хозяйничать».

С восшествiемъ на престолъ Павла Петровича, князь былъ отозванъ въ Петербургъ и на него тотчасъ посыпались нескончаемыя царскiя милости. Въ теченiе одного мѣсяца Куракинъ получилъ чинъ тайного и дѣйствительнаго тайного совѣтника, званiе канцлера, орденъ св. Александра Невскаго и св. Андрея Первозваннаго, 5 т. душъ, 20 т. десятинъ земли въ Тамбовской губернiи и рыбныя ловли на Волгѣ.

При императорѣ Александрѣ I на его долю также выпало не мало почетныхъ должностей. Так, въ 1808 г. онъ былъ назначенъ русскимъ посломъ въ Парижъ, гдѣ и пробылъ до 1812 г.

Тамъ въ 1810 г. его постигло большое несчастiе: онъ едва не погибъ во время пожара на праздникѣ, данномъ австрiйскимъ посломъ, княземъ Шварценбергомъ, по случаю бракосочетанiя Наполеона съ эрцгерцогинею Марiею-Луизою. Онъ очень обгорѣлъ, у него совсѣмъ не осталось волосъ, голова повреждена была во многихъ мѣстахъ и особенно пострадали уши; рѣсницы сгорѣли, ноги и руки были раздуты и покрыты ранами; на одной рукѣ ожогъ оказался настолько силенъ, что кожа слѣзла, какъ перчатка. Спасенiемъ своимъ онъ отчасти былъ обязанъ своему мундиру, который весь былъ залитъ золотомъ; послѣднее до того

157

нагрѣлось, что вытащившiе его изъ огня долго не могли поднять его, обжигаясь отъ одного прикосновенiя къ его одеждѣ. Независимо отъ здоровья, Куракинъ лишился еще во время суматохи брилiантовъ на сумму болѣе 70,000 франковъ, до которыхъ онъ былъ очень большой охотникъ.

Существуетъ рѣдкая гравюра, изображающая князя Куракина въ больномъ видѣ послѣ этого пожара. Князь Куракинъ былъ вытащенъ въ обморокѣ изъ толпы докторомъ Кфефъ, при содѣйствiи французскихъ офицеровъ. Платье на немъ тлѣло, и его тушили водою из лужи, между тѣмъ как другiе отрѣзывали брилiантовые пуговицы его одежды. На этомъ балу погибло до двадцати жертвъ, въ числѣ которыхъ и жена князя Шварценберга. Потеря драгоцѣнностей исчислялась въ нѣсколько милiонов.

Выздоровленiе Куракина долгое время считалось сомнительнымъ, хотя лучшiе парижскiе врачи окружали его, въ томъ числѣ докторъ Наполеона. Получивъ немного облегченiе, онъ велѣлъ перенести себя въ бархатныхъ креслах, халатѣ и въ соломенной шляпѣ въ загородный свой домъ, находившiйся въ окрестностяхъ Парижа. Служители его шли впереди по два человѣка въ рядъ, свита слѣдовала за нимъ; многочисленная толпа народа толпилась вокругъ него. Прибывъ въ Нельи, князь Куракинъ произнесъ привѣтственную рѣчь жителям, вышедшимъ къ нему на встрѣчу.

158

Подъ конецъ своей жизни князь Куракинъ, состоя членомъ Государственнаго Совѣта, жилъ въ Петербургѣ, гдѣ онъ часто давалъ пышные обѣды и блистательные балы въ обширномъ своемъ домѣ на Большой Морской. Палаццо Куракина по вечерамъ горѣло огнями, огромный оркестръ гремѣлъ полонезы, толпа ливрейныхъ слугъ и офицiантов кишѣла въ комнатахъ, скороходы, разставленные на крыльцѣ, встрѣчали и провожали гостей.

На балахъ у Куракина разыгрывались безденежно, въ пользу прекраснаго пола, лотереи из дорогихъ вещей. Въ кругу лучшаго петербургскаго общества и всего дипломатическаго корпуса гостепрiимный хозяинъ не раз имѣлъ счастье принимать у себя царскую фамилiю. Князь Куракинъ носилъ всегда глазетовый или бархатный французскiй кафтанъ, на которомъ, какъ и на камзолѣ, всѣ пуговицы были брилiантовыя, а звѣзды, как и кресты на шеѣ, — из крупныхъ солитеровъ. На правое плечо онъ надѣвалъ эполетъ брилiантовый или жемчужный, пряжки и шпагу имѣлъ алмазныя, даже петлю на шляпѣ — изъ брилiантовъ; кружева носилъ на груди и рукавахъ.

Куракинъ былъ большой педантъ въ одеждѣ: каждое утро, когда онъ просыпался, камердинеръ подавалъ ему книгу въ родѣ альбома, гдѣ находились образчики матерiй, из которыхъ были сшиты его великолѣпные костюмы, и образцы платья; при

159

каждомъ платьѣ были особенная шпага, пряжки, перстень, табакерка и т.д.

Однажды, играя въ карты у императрицы, князь внезапно почувствовалъ дурноту: открывая табакерку, онъ увидалъ, что перстень, бывшiй у него на пальцѣ, совсѣмъ не подходитъ къ табакеркѣ, а табакерка не соотвѣтствуетъ остальному костюму. Волненiе его было на столько сильно, что онъ съ крупными картами проигралъ игру; но, къ счастью, никто, кромѣ него, не замѣтилъ ужасной небрежности камердинера.

Въ Александровское время, когда самъ императоръ ѣздилъ въ одну лошадь, когда исчезли богатые экипажи и обложенныя галунами ливреи, въ Петербургѣ только одинъ Куракинъ сохранялъ прежнiй екатерининскiй обычай и ѣздилъ въ вызолоченной каретѣ о восьми стеклахъ, цугомъ, съ однимъ форейторомъ, двумя лакеями и скороходомъ на запяткахъ, двумя верховыми впереди и двумя скороходами, бѣжавшими за каретой.

Князь Куракинъ во всю свою жизнь не оскорбилъ никого: отличительная его черта была — за всякую бездѣлицу быть благодарнымъ.

С благоговѣнiемъ онъ хранилъ у себя столъ, за которымъ провелъ лучшее время своей жизни, обучаясь вмѣстѣ съ Павломъ Петровичемъ.

Куракинъ умеръ, въ 1818 году, въ Веймарѣ;

160

тѣло его перевезено и погребено въ Павловскѣ. Императрица Марiя Федоровна воздвигла ему памятникъ съ надписью: «другу супруга моего», а братъ его, Алексѣй Борисовичъ, бывшiй тогда министромъ внутреннихъ дѣлъ, подлѣ церкви, гдѣ былъ похороненъ князь, выстроилъ домъ для инвалидовъ.

Князь Алексей Борисович Куракин (1759-1829), российский государственный деятель, действительный тайный советник. Портрет работы Л. Гуттенбрунна, 1801 г. Холст, масло. 40x31 см Государственный Эрмитаж, Санкт-Петербург.Этотъ Куракинъ жилъ тоже пышно, но отличался необыкновенною гордостью. Въ его имѣнiи, Орловской губернiи, Малоархангельского уѣзда, былъ цѣлый штатъ придворныхъ — полная пародiя на дворъ; даже были и чины полицiи — на кладбищѣ сельской церкви села Куракина посейчасъ ещё цѣлы могилы куракинскихъ крѣпостныхъ полицiймейстеровъ и камергеровъ.

При дворѣ князя соблюдался самый строгiй этикетъ и нерѣдко даже родная его дочь дожидалась выхода князя по пяти и болѣе дней. Дочь его была замужемъ за графомъ Зотовымъ; она выведена въ романѣ «Война и миръ». Роскошный деревенскiй домъ князя Куракина былъ въ пятьдесятъ комнатъ, съ залами въ два свѣта, галереей въ помпейскомъ стилѣ и со всѣми затѣями былого барства.

В концѣ шестидесятыхъ годовъ эта диковинка конца XVIII вѣка была въ недѣлю сломана какимъ-то молодымъ управляющимъ. Одного желѣза было продано изъ него болѣе, чѣмъ десятокъ тысячъ пудовъ, и мѣсто, гдѣ онъ стоялъ, было распахано на коноплянникъ. Золотыя кареты и разные портшезы были тоже уничтожены тѣмъ же управляющимъ как ненужныя вещи, занимающiя только мѣсто въ сараяхъ. Этому погрому былъ очевидцемъ пишущiй эти строки.

________________________________________
Источник: Замечательные чудаки и оригиналы М. И. Пыляева.
С.-Петербургъ, изданiе А. С. Суворина, 1898, с. 153-160.
________________________________________

Читать далее
Подняться к началу

Глава XIV

ГЛАВА XIV.

Замечательные чудаки и оригиналы.

=============================================

 221

Въ первыхъ годахъ нынѣшняго столѣтiя въ Пензенской губернiи губернаторствовалъ князь Г-нъ, извѣстный болѣе подъ именемъ князя Григорiя. Это быль представитель стариннаго русскаго барства, только еще съ большими странно­стями, прихотями и причудами. Князь Григорiй былъ большой оригиналъ; въ нѣжной юности своей онъ хорошо помнилъ своего дѣдушку князя Потемкина; онъ помнилъ открытую его грудь, босыя ноги, халатъ на распашку, въ которомъ прининималъ онъ первыхъ вельможъ, сырую рѣпу и морковь, которыя всѣмъ пресыщенный при нихъ же онъ грызъ; помнилъ также царскую его пред­ставительность и всѣ брилiанты и жемчуги, пом­нилъ и его фаворитокъ. Но всего этого ему по­казалось еще мало: онъ захотѣлъ превзойти его и избралъ образцомъ его не одного, а многихъ еще чудаковъ того времени.

222

Князь Григорий Сергеевич ГОЛИЦЫН (1779-1848), тайный советник, пензенский губернатор (1811-1816), сенаторКнязь Григорiй полагалъ, что для вида необхо­димо имѣть фаворитокъ, и вотъ завелъ онъ себѣ двухъ такихъ старыхъ женщинъ. Первую изъ нихъ онъ назвалъ маркизой де-Монтеспанъ. Она соста­вляла его партiю въ бостонъ и сверхъ того давала ему деньги въ займы только за высокiе проценты; за это качество къ ея титулу онъ прибавилъ еще второй — мадамъ ла-Рессурсъ.

Вторая платоническая метресса пензенскаго Лю­довика была тихая, богомольная, пожилая жен­щина, — ее онъ посвятилъ въ дѣвицы де-ла-Вальеръ. Князь Григорiй быдъ женатъ, жена его была кроткая и нѣжно любила мужа, въ свою очередь и супругъ былъ къ ней вѣренъ. Но что всего забавнѣе — онъ заставляла жену показы­вать чрезвычайную холодность къ обѣимъ этимъ мнимымъ метрессамъ.

Князь Григорiй былъ большой затѣйникъ: вмѣстѣ съ копировкой Людовика и Потемкина ему вдругъ захотѣлось скопировать iудейскаго царя Давида, и вотъ онъ выучился довольно изрядно играть на арфѣ. По утрамъ находили его иногда въ какомъ-то древне-библейскомъ костюмѣ, съ ли­рою въ рукахъ, на которой онъ игралъ, припѣвая разныя псалмы, арiи, и пѣсни какъ «Lisоп dогmаitunbосаgе» или «При долинушkѣ стояла». Князь имѣлъ также страсть къ церковнымъ обрядамъ. Въ деревнѣ наряжалъ онъ самого себя и любимѣйшихъ слугъ въ стихари, пѣ-

223

валъ съ ними на клиросѣ и читалъ апостольскiя посланiя.

Со стороны любви къ церковнослужительству онъ сблизился съ великимъ Суворовымъ и высокомощнымъ дѣдомъ своимъ. Изъ своихъ чиновниковъ онъ составилъ себѣ цѣлый придворный штатъ. Для молодыхъ писцовъ канцелярiи своей, изъ простого происхожденiя, онъ нанялъ гдѣ-то танцмейстера, одѣлъ ихъ на свой счетъ и представилъ, въ свѣть, гдѣ всѣ дѣвицы обязаны были съ ними танцовать. Онъ называлъ ихъ своими камеръ-юнкерами, и они отличались отъ другихъ однообразнымъ цвѣтомъ жилетовъ. Секретарь жа­ловался, что некому переписывать въ канцелярiи, что они ничего дѣлать не хотять; онъ велѣлъ набрать другихъ и ихъ считать сверхъ штата, и даль имъ отъ себя содержанiе. Всему, что до него относилось, умѣлъ онъ да­вать какой-то торжественный видъ. Занеможетъ ли у него жена, по всѣмъ церквамъ велитъ онъ служить молебствiя о ея выздоровленiи; родится ли у него сынъ, онъ собственноручно пишетъ церемонiалъ его крестинъ; отъ губернаторскаго дома до собора по улицѣ несутъ младенца на подушкѣ, окруженнаго разряженными повивальною бабкою, нянькою, кормилицею и дѣвочками; впе­реди и сзади два ливрейныхъ лакея; курьеръ открываетъ шествiе, другой замыкаетъ его.

Во время отъѣзда въ деревню соблюдались так-

224

же офицiалъныя формы, писался маршрутъ, поѣздъ дѣлился на три отдѣленiя, назначались роз­дыхи, ночлеги и по дорогѣ разсылались копiи съ письменнаго распоряженiя.

Онъ любилъ распространять все новомодное, но и держался старины, особенно во всемъ томъ, что могло умножить личное его величiе.

О святкахъ на маскарадахъ являлся одинъ безъ маски, въ богатомъ длинномъ платьѣ старинныхъ русскихъ бояръ. Гости же, въ угожденiе ему, были въ маскахъ и какъ можно смешнѣе наряжены.

Такой образъ жизни этого губернатора въ то время многимъ очень нравился.

«Ну, подлинно —­ говорили они — можно сказать, что баринъ, такъ баринъ, не то что иной другой какой-нибудь нашъ братъ рядовой дворянинъ».

«И какъ такому вель­можѣ захотѣлось у насъ поселиться?» говаривали иные.

Во время отечественной войны князь Григорiй жену свою одѣлъ въ сарафанъ и кокошникъ, а самъ нарядился въ казацкое платье темнозеленаго цвѣта съ свѣтло-зеленой выпушкой. Изъ губернскихъ чиновниковъ и дворянъ, всѣ тѣ, ко­торые желали ему угодить, послѣдовали его примѣру. Слугъ своихъ одѣлъ онъ также по-казацки, и двое изъ нихъ, вооруженные пиками, ѣздили верхомъ передъ его каретою.

Но особенно гдѣ княжескiе проказы выказыва­лись, такъ это въ его деревнѣ. Домъ его посто-

225

янно перестроивался и былъ великолѣпно отдѣланъ внутри, со всѣми затѣями барства.

Маленькiй дворъ его составленъ былъ изъ увезенныхъ имъ писцовъ губернаторской канцелярiи, одѣтъ былъ однообразно — въ казачьи кафтаны сѣраго цвѣта, изъ холщевои матерiи, съ синимъ холстиннымъ стоячимъ воротникомъ, на которомъ белыми нитками было вышито названiе села. Дворня его была раздѣлена ва три класса, изъ коихъ каждый отличался цвѣтомъ жилета; по праздникамъ происходило производство въ эти классы и допущенiе къ цѣлованiю руки, лакейскiе балы, въ которыхъ, исключая князя и кня­гини, должна была еще принимать участiе и са­мая мелочь изъ сосѣднихъ дворянъ; угощенiе на послѣднихъ состояло изъ моченыхъ яблокъ и брусники.

Были въ вѣкъ стараго барства и такiе изъ баръ причудники, которые, вѣкъ свой разъѣзжая по чужимъ краямъ, совсѣмъ позабывали родной языкъ или, вѣрнѣе, старались корчить изъ себя такихъ псевдоиностранцевъ. Такъ, въ Москвѣ, въ описываемое нами время, проживалъ чудакъ Зыбинъ, долго жившiй въ Англiи, притворявшiйся, что совсѣмъ забылъ русскiй языкъ, напримѣръ: выходя изъ театра, онъ кричалъ: Зибенъ-каретъ! Тогда была мода на высокiе фаэтоны для гу­лянья; Зыбинъ въ этомъ уродливомъ экипажѣ проѣхалъ изъ Петербурга въ Москву; на станцiяхъ

226

всѣ на него смотрѣли какъ на шута и мальчи­шки за нимъ бѣжали съ крикомъ. Зыбинъ это самъ разсказывалъ, относя это къ невѣжеству нашего народа.

Въ ту эпоху были и такiе русскiе, какъ напримѣръ графъ А., извѣстный въ обществѣ подъ именемъ «Васиньки», которые, занимая мѣсто на лѣстницѣ извѣстной подъ именемъ табели о рангахъ, не умѣли правильно подписать даже свою фамилiю, но при этомъ имѣли способности разнообраз­ныя: живопись и музыка была для нихъ почти природными талантами. Графъ А. не зналъ исторiи, ничего никогда не читалъ, но разъ услышан­ное такъ могъ остроумно и забавно примѣнять въ разговорахъ, что считался большимъ острякомъ. Этотъ «Васинька» имѣлъ еще двѣ большiя страсти: къ орденамъ и духамъ. У него была точно лавка стклянокъ духовъ, орденскихъ лентъ и крестовъ, которыми онъ былъ пожалованъ. Увѣряютъ даже, что по его смерти нашли у него нѣсколько экземпляровъ и въ разныхъ форматахъ звѣзды Станислава второй степени, на которую давно глядѣлъ онъ съ страстнымъ вожделѣнiемъ. Васинька, по словамъ князя Вяземскаго, такъ любилъ орденскiе знаки, что часто во время самаго живого разговора опускалъ внизъ глаза свои на кресты, развѣшенные у него въ щеголь­ской симетрiи, съ нѣжностью ребенка, любующагося своими игрушками, или съ пугливымъ

227

безпокойствомъ ребенка, который смотритъ: тутъ ли онѣ?

Въ характерѣ и поведенiи его не было достоин­ства нравственнаго. Его можно было любить, но не уважать: онъ былъ образцовое дитя свѣтскаго об­щежитiя. Множество карикатуръ и острыхъ словъ имъ потрачено было на варшавское общество, когда онъ служилъ при великомъ князѣ Констан­тинѣ Павловичѣ.

Польскiй генералъ Гельгудъ носилъ стеклян­ный глазъ. Передъ какимъ-то праздникомъ Васинька говорилъ, что ему пожалуютъ глазъ съ вензелемъ. При этомъ же случаѣ онъ говорилъ, что Курутѣ будетъ пожаловано прекрасное изданiе въ великолѣпномъ переплетѣ «Жизнь знаменитыхъ мужей» Плутарха.

Генералъ Чаплицъ, извѣстный своею храбро­стью, любилъ говорить очень протяжно, плодо­вито и съ большими разстановками. Васинька при­ходить однажды къ великому князю и просить отпускъ на 28 дней. Между тѣмъ въ Варшаву ожидали императора. Великiй князь, удивленный этою просьбою, спрашиваетъ: — какая необходи­мая потребность заставляетъ его отлучиться изъ Варшавы въ такое время. Генералъ Чаплицъ — отвѣчалъ онъ — назвался ко мнѣ завракать, что­бы разсказать мнѣ, какъ попался онъ въ плѣнъ въ Варшавѣ во время первой польской револю-

228

щи.

— Посудите сами, ваше высочество, раньше 28 дней никакъ не отдѣлаюсьi

Его спрашивали о нѣкоторомъ лицѣ, извѣстномъ по привычкѣ украшать свои разсказы краснымъ словцомъ: не ѣдетъ ли онъ въ Россiю на винные откупы, которые только-что открылись въ Петербургѣ. — Нѣтъ — отвѣчалъ онъ, — а ѣдеть, чтобы снять поставку лжи на всю Россiю.

Когда разнесся слухъ, что папа умеръ, многiе старались угадывать: кого на его мѣсто изберетъ новый конклавъ. О чемъ тутъ и толковать, — перервалъ онъ эту рѣчь — разумеется, назначенъ будетъ военный! Это слово, сказанное въ тогдаш­ней Варшавѣ, строго подчиненной военной дис­циплинѣ, было очень мѣтко и всѣхъ разсмѣшило.

Въ московскомъ обществѣ, въ тридцатыхъ годахъ, пользовалось нѣкоторое время правомъ гра­жданства слово анкураже. Это слово вторглось въ русскую рѣчь по слѣдующему случаю, какъ это разсказываетъ поэтъ князь Вяземскiй. При мо­сковской театральной дирекцiи служилъ одинъ забавный чудакъ, который, какъ слѣдуетъ русскому чиновнику, былъ охваченъ болѣзнью чинолюбiя и крестолюбiя. Онъ безпрестанно говорилъ и писалъ кому слѣдуетъ: «я не прошу кавалерiи черезъ плечо или на шею, а только маменькаго анкураже (еnсоurage) въ петличку». Это слово такъ понравилось тогда, что даже Пушкинъ его примѣнилъ къ любовнымъ похожденiямъ въ

229

тѣхъ случаяхъ, когда въ обращенiи не капиталь любви, а мелкая монета ея, то есть съ одной сто­роны — ухаживанiе, а съ другой — снисходительное и одобрительное кокетство.

Николай Еремеевич СТРУЙСКИЙ (1749-1796), русский поэт, критик, издатель XVIII века. Портрет работы Ф. С. Рокотова, 1772 г.Не менѣе страненъ былъ въ образѣ жизни, въ обращенiи, въ одеждѣ и во всѣхъ своихъ поступкахъ другой богатый пензенскiй помѣщикъ, Н. Е. Струйскiй, проживавшiй въ своемъ с. Рузаевкѣ. Владѣнiя его простирались верстъ на тридцать кругомъ. Рузаевка была съ тремя церквами, изъ нихъ две выстроены Струйскимъ; все селенiе было обведено валомъ. Барскiй домъ былъ огром­ный, зала съ мраморными стѣнами и тройнымъ свѣтомъ, въ 40 арш. длины, на карнизѣ дома виднѣлась надпись: «16-го декабря 1772 годъ», годъ основанiя дома. За одно желѣзо хозяинъ отдалъ купцу подмосковную деревню съ 300 душъ. Кабинетъ Струйскаго былъ въ самомъ верху дома, назывался онъ «Парнасъ». Въ это святилище никто не хаживалъ, потому что баринъ говорилъ «не должно метать бисера свинъямъ». Въ кабинетѣ царствовалъ неслыханный безпорядокъ — на столѣ рядомъ съ сургучемъ лежалъ брилiантовый пер­стень, возлѣ большой рюмки стоялъ поношенный бюстъ. Такой безпорядокъ Струйскiй по словамъ спрашивающихъ, допускалъ для того, что пыль была его сторожъ: по ней онъ тотчасъ узнавалъ, былъ ли тутъ кто нибудь и трогалъ ли что либо. Въ этой комнатѣ у него было много разнаго

230

оружiя; Струйскiй боялся нападенiй на себя. Но­сились слухи, что онъ былъ большой тиранъ, любилъ юридическiе процессы и дѣлалъ самъ своимъ людямъ допросы. Разбирательства онъ производилъ по нынѣшнему и судилъ говоря за и противъ обвиняемаго. Но въ своихъ разбирательствахъ прибѣгалъ и къ пыткамъ, разумѣется, тайно.

Струйскiй былъ нѣкогда владимiрскимъ губернаторомъ. Одевался онъ очень странно: съ фракомъ носилъ парчевой камзолъ, подпоясывался розовымъ, шелковымъ кушакомъ, обувался въ бѣлые чулки, на башмакахъ, носилъ бантики, а на голову повязывалъ длинную прусскую косу. Но главная страсть Струйскаго была стихотворство и типографское дѣло. Типографiя его была богатѣйшая, печатанiе у него было доведено до наилучшего въ то время въ Россiи искусства. Онъ вьписывалъ изъ-за границы всевозможные шрифты, подносилъ императрицѣ Екатеринѣ II разные свои стихотворные труды. Она любова­лась изданiями и хвасталась передъ иностранными посланниками, что у ней, за тысячу верстъ отъ столицы, въ глуши, процвѣтаетъ искусство и художество. Государыня не разъ посылала ему брилiантовые перстни за его труды.

На типографiю Струйскiй тратилъ весь свой доходъ съ имѣнiя. Книги у него нерѣдко печатались на атласѣ и почти всегда на александрiйской клее-

231

ной бумагѣ, съ превосходной виньеткой. Типографiя составляла единственную его страсть, а сти­хи — единственное занятiе. Струйскiй никогда не покидалъ своей Рузаевки. Послѣдняя у него была устроена великолѣпно, особенно прекрасны были въ ней садъ и цвѣтники. Стихи, или, вѣрнѣе, вирши Струйскiй писалъ запоемъ, иногда по два дня, запершись на Парнасѣ и не принимая ни­какой пищи; въ это время онъ переодѣвался Аполлономъ.

Кромѣ своихъ сочиненiй, Струйскiй ничего не любилъ печатать на своихъ станкахъ; печатанiе шло у него очень быстро. Посѣтившiй его извѣстный поэтъ прошлаго столетiя князь И. М. Долгорукiй разсказываетъ: меня онъ удостоилъ ласковаго своего прiема на Парнасѣ, за который дорого заплатилъ, однако, одинъ изъ моихъ то­варищей, ибо онъ, читая ему свое одно стихотворенiе, по его мнѣнiю лучшее, вошелъ въ та­кой восторгь, что щипалъ слушателя до синихъ пятенъ.

«Послѣ «Телемахиды» ничего нѣтъ на свѣтѣ, потѣшнѣе, какъ его произведенiя», замѣчаетъ Долгорукiй.

Струйскiй уважалъ очень оп­тику и говорилъ, что многiя сочиненiя нашихъ авторовъ теряютъ свою цѣну оттого только, что листы не по правиламъ оптики обрѣзаны, что голосъ отъ этого ожидаетъ продолженiя речи тамъ, гдѣ переходъ ея прорывается, и отъ не­складности тона теряется сила мысли сочинителя.

232

Всѣ приказанiя по имѣнiю Струйскiй отдавалъ на Парнасѣ; у подошвы же Парнаса происходило наказанiе. Иногда ргоfапumvulgus оказывалcя виновнымъ и въ томъ, что помѣшалъ вдохновенiю. Ив. П. Бекетовъ, служившiй вместе съ сыномъ Струйскаго въ одномъ гвардейскомъ полку, видѣлъ одно сочиненiе его отца и просилъ у него просмотрѣть его, но послѣднiй далъ его подъ однимъ условiемъ; немедленно прислать его назадъ по первому требованiю. Причина этому была cлѣдующая: отъ времени до времени Струйcкiй требовалъ отъ сына увѣдомленiя —

«какой cтихъ на­ходился въ его сочиненiяхъ на такой-то строкѣ такой-то страницы?»

Эти внезапные вопросы слу­жили ему удовлетворенuемъ, что сынъ не разлу­чается съ его сочиненiями.

Правописанiе и пунктуацiя у Струйскаго были тоже свои особенныя, такъ что разстановка знаковъ препинанiя, кажется, не представляла ни­чего, кромѣ каприза и произвола. Въ стихахъ Струйскаго была одна плоскость — его нельзя ставить рядомъ съ Третьяковскимъ и графомъ Хвостовымъ: у этихъ иногда встрѣчаются смѣшныя безсмыслицы —- у Струйскаго стихи были до крайности плохи мыслями и путаницею рѣчи.

Струйскiй быль великiй почитатель Сумарокова.

Смерть этого чудака послѣдовала тоже довольно странная: его сильно поразила кончина императрицы Екатерины. Услышавъ это печальное извѣ-

233

стiе, онъ тотчасъ же слегъ въ постель, лишился языка и умеръ очень скоро.

Изъ рѣдкихъ; но пустыхъ книгъ этого чудака типографа-помѣщика извѣстны: «Апологiя къ по­томству отъ Ник. Cтруйскаго», затѣмъ первое изданiе «Камина», стиховъ И. М. Долгорукова, и «Блафонъ». Къ этой великолѣпно изданной книгѣ, поднесенной Екатеринѣ II, приложена превосход­ной работы гравюра, представляющая живописный плафонъ (потолокъ) залы дома Струйского въ Рузаевкѣ, съ алегорическимъ значенiемъ. Импе­ратрица изображена въ видѣ Минервы, сидящая на облакѣ, окруженная генiями н различными атрибутами поэзiи, попирающая крючкотворство и взяточничество, пресмыкающiяся съ эмблемами лихоимства, какъ-то сахарными головами, мѣшками съ деньгами, баранами и проч. Все это по­ражается стрѣлами изображеннаго за богинею двуглаваго орла. Подлинникъ гравюры написанъ крѣпостнымъ художникомъ Струйскаго. Изъ ро­скошно изданныхъ книгъ его же известна: «Епиталама или брачная пѣснь», на вожделѣнный для россiянъ бракъ е. и. в. благовѣрнаго государя вел. кн. Александра Павловича. Это сочиненiе посвящается «яко жертва усердiя и восхищенiя». Стихи отпечатаны на бѣломъ атласѣ. Въ своей «Епиталамѣ» плодовитый рузаевскiй стихотворецъ сзываетъ на брачное торжество чуть ли не всѣхъ боговъ Олимпа. Стихотворенiе оканчивается обра-

234

щенiемъ къ холмамъ, долинамъ и токамъ, чтобы тѣ внимали его пѣснѣ, и затѣмъ приглашаетъ знакомыхъ ему, какъ стихотворцу, фавновъ, по­чтить играми своими торжество и, отбирая у Эрота лукъ и стрѣлы, заставляетъ его плясать.

Извѣстно еще «Письмо о росiйскомъ театрѣ нынѣшняго состоянiя». Письмо написано Струйскимъ къ актеру Дмитревскому, въ немъ онъ вспоминаетъ о блестящей эпохѣ, когда на сценѣ шли трагедiи Сумарокова, и скорбитъ о настоящемъ времени, когда вмѣсто безсмертныхъ творенiй «стремятся игрищи вводить». Особенно гнѣвно нападаетъ онъ на Княжнина за его Вадима, назы­вая его рыгающимъ на законъ, открывающимъ въ себѣ явно измѣнника и возмутителя. Обличаеть его въ безвѣрiи и посягательствѣ на власть, представляетъ картину тѣхъ страшныхъ послѣдствiй для автора трагедiи и актеровъ, которыя повлекло бы за собою представленiе ея на сценѣ. Не смотря на нелѣпо выраженныя и пересыпанныя безсмысленною бранью сужденiя автора о Княжнинѣ, нельзя не видѣть въ нихъ отголоска тогдашнихъ воззрѣнiй относительно этого какъ самой импе­ратрицы, такъ и окружавшихъ ее высшихъ государственныхъ сановниковъ. Это сочиненiе Струйскаго было тоже имъ поднесено императрицѣ. Всѣхъ книгъ, отпечатанныхъ Струйскимъ въ его деревенской типографiи, извѣстно не болѣе 20-ти штукъ…

________________________________________
Источник: Замечательные чудаки и оригиналы М. И. Пыляева.
С.-Петербургъ, изданiе А. С. Суворна, 1898. с. 222-234.
________________________________________

Читать далее
Подняться к началу

Глава XVI

ГЛАВА XVI

Чудаки и оригиналы.

=============================================

258

…Въ былые годы у насъ господствовало среди всѣхъ классовъ повѣрье в клады. Основанiемъ этому служило то, что иногда зажиточные люди, боясь покражи или истребленiя пожаромъ нѣкоторыхъ вещей и денегъ, зарывали ихъ въ землю, потомъ умирали, не взявъ спрятаннаго ими изъ потаеннаго, извѣстнаго имъ только однимъ, мѣста. По прошествiи же многихъ лѣтъ, иногда находили случайно зарытое добро, стоимость котораго слишкомъ преувеличивала народная молва. Точно также и разбойники зарывали иной раз награбленное ими въ лѣсахъ или другихъ намѣченныхъ ими мѣстахъ.

На Волгѣ нѣтъ, кажется, оврага или горы, о которыхъ народная молва не разсказывала бы, что будто здѣсь зарытъ кладъ Стенькой Разинымъ или Кудеяромъ. Много также разсказывается и про Пугачева. Въ Пензенской губернiи, есть одно мѣсто по рѣкѣ Мокшѣ, о которомъ идетъ молва, что тамъ зарыта Пугачевымъ цѣлая лодка съ серебромъ. Зарывалъ ли Пугачевъ клады — это неизвѣстно, но въ его время дѣйствительно было не мало случаевъ зарытiя въ землю денегъ и дорогихъ вещей и съ техъ поръ съ особенною силою пошла въ ходъ молва о богатыхъ кладахъ...

 ________________________________________
Источник: Замечательные чудаки и оригиналы М. И. Пыляева.
С.-Петербургъ, изданiе А. С. Суворина, 1898, с. 258.
________________________________________

Читать далее
Подняться к началу

Глава XVII

ГЛАВА XVII

Эксцентрики.

==============================================

280

…Лѣтъ пятьдесятъ назад проживалъ въ Пензенской губернiи одинъ почтительнѣйшiй сынъ, который въ годъ разъ двадцать, если не болѣе, посылалъ своихъ дворовыхъ къ матери, жившей въ Орловской губернiи, то съ десяткомъ куриныхъ яицъ, предназначенныхъ для высиживанiя, изъ рѣдкой тогда еще кохинхинской породы, или съ пяти-фунтовой банкой ежевичнаго варенья или липоваго меда. Маменька этого помѣщика была вполнѣ дама прошлаго столѣтiя: она всегда была одѣта въ шелковое платье «молдаванъ», стариннаго покроя, на голову надѣвала разныя мудреныя куафюры старинныхъ временъ, румянилась, накладывая румяна на щеки яркими неестественными пятнами, и прилѣпляла одну мушку возлѣ другой.

Челядь въ своемъ домѣ она имѣла многочисленную; толпа горничныхъ, подъ начальствомъ барыни, дежурила во всѣхъ комнатахъ; у каждой двери господскихъ покоевъ стоялъ огромный малый. Встать съ креселъ и сдѣлать нѣсколько шагов для того, чтобы взять нужную вещь, она считала дѣйствiемъ неприличнымъ и обращалась къ малому у двери съ приказанiями Феньке, чтобы та прислала рыжую Шурку подать ей карты, хотя карты лежали на столѣ въ той же комнатѣ, гдѣ сидѣла барыня.

У этой барыни была особая комната для болонокъ и для приставленныхъ къ нимъ дѣвушекъ;

Федотов П. А. «Кончина Фидельки». 1844 г. Сепия. Государственнй Русский музей, Санкт-Петербург. Две сепии «Кончина Фидельки» и «Следствие кончины Фидельки» (1844—1846 гг.) объединены общими персонажами и сюжетом. Они рас сказывают о смерти барыниной собачки и о происшедших вслед за этим событиях.

281

Федотов П. А. «Следствие кончины Фидельки». 1844 г. Бумага на картоне, сепия, кисть, перо. 31,6 х 47,6 Государственный Русский музей, Санкт-Петербург.

два попугая у ней тоже имѣли своих слугъ, которые получали сухари и сливки для птицъ. Болонки были у барыни очень злобныя отъ слишкомъ цѣломудренной жизни, ихъ даже не выпускали гулять изъ комнатъ. Собаки кусали слугъ ежеминутно: нерѣдко слуга, подавая чай, стоялъ танцуя передъ барыней съ подносомъ въ рукахъ. Наливая сливки въ чашку, барыня замѣчала слуге:

– Скажи, зачѣмъ ты такъ трясешь подносомъ?

– «Фиделька» больно ноги кусаетъ!

– Должно ли из-за этого трясти подносомъ, когда ты подаешь мнѣ чай?

Это говорилось совершенно простодушно: въ ту среду, въ которой она родилась, не проникали иные понятия…

 ________________________________________
Источник: Замечательные чудаки и оригиналы М. И. Пыляева.
С.-Петербургъ, изданiе А. С. Суворина, 1898, с. 280-281.
________________________________________

Читать далее
Подняться к началу

Глава XIX

ГЛАВА XIX

Чудаки и оригиналы

=============================================

307

…Мы уже не разъ говорили о былой роскоши нѣкоторыхъ русскихъ богачей начала нынѣшняго столетiя. Къ числу такихъ петербургскихъ крезовъ принадлежалъ В. Н. В-iй, впрочемъ, этотъ богачъ считался не только однимъ изъ первыхъ въ Россiи, но даже во всей Европѣ. Его знаменитые желѣзодѣлательные заводы и соляные промыслы давали ему годового дохода болѣе чѣмъ милiонъ рублей. В-iй былъ сынъ послѣдняго пензенского воеводы, погибшаго на службѣ въ пугачевщину. Онъ первый въ Россiи устроилъ на Волгѣ пароходы и первый совершилъ на одномъ изъ нихъ поѣздку изъ своихъ заводовъ до Казани; онъ также первый ввелъ выдѣлку желѣза англiйскимъ способомъ, занялся разработкою каменнаго угля на Уралѣ и открытiемъ многихъ золотоносныхъ розсыпей; онъ не задумался рафинировать свекловичный сахаръ у себя на дачѣ за Охтой и радовался, какъ ребенокъ, что въ своемъ до-

308

Всеволод Андреевич ВСЕВОЛОЖСКИЙ (1769-1836), астраханский вице-губернатор, действительный камергер, отставной гвардии ротмистр, статский советник, устроитель первого на Волге парохода. Портрет Дж. Доу. Холст, масло, 209х141 см. Государственный музей изобразительных искусств имени Пушкина, Москва.машнемъ обиходѣ не употреблялъ ни фунта колонiального сахара, сдѣланного изъ привознаго песку. Когда въ 1836 году въ Петербургѣ учреждалось газовое общество, онъ устроилъ у себя на дачѣ чугунно-литейный заводъ, на которомъ отливалъ трубы, которыя выходили наполовину дешевле выписныхъ англiйскихъ.

Купивъ себѣ имѣнiе за Охтой, у обер-полицiймейстера Эртеля, онъ въ два года привелъ его въ изумительный порядокъ, расчистилъ въ немъ рощи въ видѣ парка и сдѣлалъ въ немъ дорогъ болѣе чѣмъ на 25 верстъ; его оранжереи стоили ему болѣе полумилiона рублей.

Онъ ежегодно поздравлялъ императрицу въ день Новаго года по русскому обычаю, поднося на золотомъ блюдѣ персики, сливы, виноградъ и ананасы. Его барскiй домъ состоялъ изъ 160 комнат, расположенныхъ въ двухъ этажахъ. Гостиница для прiѣзжающихъ гостей помѣщалась въ двухъ большихъ флигеляхъ. Гостей къ нему съѣзжалось въ день его именинъ нѣсколько сотъ человекъ, и для всѣхъ были устроены особыя помѣщенiя, при чемъ приняты были мѣры, чтобы привычки каждаго гостя не встрѣтили ни малѣйшаго стѣсненiя, почему предварительно собраны были самыя точныя свѣдѣнiя отъ прислуги о привычкахъ ихъ господъ и что для каждаго нужно. Трудно теперь повѣрить, что одной прислуги у В-го было до четырехъ сотъ человѣкъ.

309

Конюшни его вмѣщали до ста двадцати породистыхъ лошадей; экипажей тоже было не менѣе ста. За столъ, когда В-iй жилъ на дачѣ, ежедневно садилось не менѣе ста человѣкъ. Крѣпостные музыканты, пѣвчiе, актеры и актрисы составляли у него довольно многочисленную труппу.

Тогдашнiе драматурги — Хмѣльницкiй, Ф. Глинка, Крыловъ, А. А. Шаховской, И. П. Мятлевъ — писали для нихъ комедiи, водевили; музыку для куплетовъ писалъ извѣстный А. Верстовскiй и Мауреръ и часто акомпанировалъ на гитарѣ замѣчательный виртуозъ на этомъ инструментѣ Аксеновъ, кажется, чуть ли не первый авторъ школы для гитары. Праздники у В-го выходили очень оригинальные; въ его именины въ комнатахъ устраивалась «ярмарка» самая разнохарактерная: въ залахъ между тропической зеленью были устроены лавки съ разными товарами, также буфеты, въ которыхъ засѣдали разные народности, продавая произведенiя своей страны. Эти лавочки и импровизированные караванъ-сараи прихотливо освѣщались различными фонариками; тамъ сидѣли китайцы, персiяне, турки, армяне — всѣ костюмы продавцовъ были строго выдержаны. Гдѣ дымились самовары и чайники, сидѣли китайцы и китаянки; гдѣ подавалось мороженое — сторожили послѣднее камчадалы, кутаясь въ свои оленьи дохи. Персiяне подносили фисташки и сушеные фрукты, турки разносили кофе, шер-

310

Никита Всеволодович ВСЕВОЛОЖСКИЙ (1799-1862), водевилист, переводчик, певец-любитель, страстный театрал, основатель общества «Зелёная лампа». Портрет работы М. П. Вишневецкого, 1836 г. Бумага, акварель, лак. 22,5х18 см.бетъ и подавали дымящiе кальяны и трубки съ турецкимъ табакомъ; ярославки и ярославцы, въ своихъ нацiональныхъ костюмахъ подчивали гостей сбитнемъ, бубликами и медовымъ квасом. Всѣ эти лавочки имѣли свои вывѣски; въ составленiи этихъ вывѣсокъ и надписей участникомъ былъ сынъ В-го, извѣстный каламбуристъ и острословъ того времени. Замѣчательно, что талантъ его перешелъ и къ его сыну, недавно умершему Н.Н. В-му.

Вотъ нѣкоторыя надписи на вывѣскахъ. Надъ мелочною лавкою вывѣска изображала три картинки: на первой представленъ былъ пьяный мужикъ, котораго вяжетъ будочникъ, и тутъ же большой башмакъ съ надписью: «Le sou-lie». На другой картинкѣ старикъ съ большимъ носомъ и надпись: «Quel beau nez», и тутъ же виситъ чепчик (bonnet). На третьей — мальчикъ снимаетъ щипцами съ сальной свѣчи нагаръ и тутъ же носовой платокъ; надпись гласитъ: «Mou-choir». У китайцев, торгующихъ готовымъ чаемъ, изображена была красавица, подающая, съ нѣжною улыбкою, руку своему возлюбленному, который восклицает: «Quel bon the» (bonte).

Интересны были и разыгрываемыя тамъ такъ называемыя «шарады въ лицахъ», входящiя въ нашемъ высшемъ обществѣ теперь опять въ моду. Онѣ были разныхъ названiй. Такъ, «Омонимъ» разыгрывался на сценѣ такимъ образомъ. Выхо-

311

дили трое: первый, математикъ, становился у доски и писалъ ломаныя числа; второй, съ барабаномъ, посрединѣ билъ дробь; затѣмъ третiй, рядомъ, въ охотничьемъ платьѣ, насыпалъ дробь въ патроны, и каждый по очереди читалъ:

ПЕРВЫЙ.

Въ словахъ я — цѣлое, но въ цифрахъ состою
Я частью цѣлаго, не болѣ.

ТРЕТIЙ.

Не то съ охотникомъ я птицъ и зайцевъ бью.

ВТОРОЙ.

Не то меня же бьютъ на барабанѣ въ полѣ.

Изъ всего этого и выходило значенiе «Омонима» — дробь.

Для представленiя шарады было выбрано слово, напр., трехъ значенiй, что и составляло три части представленiя. Въ первой части на авансценѣ открывался балъ: нѣсколько особъ изъ общества танцовали польскiй, мазурку, вальсъ. Во второй части на срединѣ сцены появлялась въ богатомъ нарядѣ, на воздушной колесницѣ, предшествуемая и окруженная Лелями, въ видѣ крылатыхъ дѣтей, съ вѣнками, богиня Лада; за колесницею стоялъ Полевъ съ вѣнкомъ и факелом. Въ

312

третьей части сцена наполнялась призраками и тѣнями. Когда все это размѣщалось живописными группами, на средину сцены выходила въ русскомъ платьѣ и въ мантiи, украшенной эмблемами, Баллада и читала извѣстное стихотворенiе Жуковскаго: «Разъ въ крещенскiй вечерокъ» и проч.

Во время чтенiя извѣстной А. М. Колосовой, впослѣдствiи Каратыгиной, были представлены въ лицахъ мечты и видѣнiя поэта, изъ числа которыхъ, въ живыхъ картинахъ, были различныя наши святочныя гаданiя: съ башмачкомъ, бросаемымъ за ворота; съ пѣтухомъ, кормимымъ отборнымъ зерном; съ зеркаломъ, въ которомъ видится изображенiе суженаго и проч.

Загадка изображалась по-французски. Съ одной стороны на сцену выходилъ мудрецъ въ черной мантiи, углубленный въ чтенiе огромной книги (livre), а съ другой — разносчикъ съ вѣсами и фунтовыми гирями. — Le livre (книга) и la livre (фунтъ).

Логогриф — тоже по-французски: съ одной стороны, ученый съ книгою (livre), съ другой — пьяница, пишущiй ногами мыслете (ivre).

Каламбуръ представлялся по-русски. При поднятiи занавѣса, публика видѣла на сценѣ охотника, держащаго ножъ надъ убитымъ тетеревом; затѣмъ на сцену являлся чтецъ и читалъ оду Третьяковскаго, смыслъ которой понять было

313

очень трудно. Каламбуръ выходилъ — «дичь порет».

Анаграмма изображалась по-французски так: деревенскiй бальи, въ трехъ-угольной шляпѣ, въ старинномъ французскомъ кафтанѣ и штиблетахъ, при трости, украшенной огромнымъ бантомъ, отказываетъ толпѣ просителей и просительницъ, говоря: «Je cause au suppliant une douleur extremе. — Retournez moi». Его поворачивали на другую сторону и тѣ же просители подходили и опять получали отказъ. Послѣ чего лицо, игравшее бальи, обращалось къ партеру и произносило: «и я все одинъ и тотъ же». («нѣтъ»). Затѣмъ въ транспарантѣ появлялось слово «non»…

 ________________________________________
Источник: Замечательные чудаки и оригиналы М. И. Пыляева.
С.-Петербургъ, изданiе А. С. Суворина, 1898, с. 307-313.
________________________________________

Читать далее
Подняться к началу

Глава XXVI

Хотя в приводимом отрывке нет рассказа о чудачествах кого-либо из уроженцев Пензенской губернии, а есть только мимолетное упоминание о «старухе Золотаревой» — «Пензенской Офросимовой», мы сочли необходимым опубликовать его, так как посчитали, что рассказ о причудах Н. Д. Офросимовой поможет представить какова же была ее пензенская вариация.

ГЛАВА XXVI

Старуха Офросимова и ея сынъ…

=============================================

429

Въ старомъ русскомъ обществѣ было много типичныхъ старухъ, которыя были отраженiемъ своего вѣка. Въ московскомъ обществѣ въ началѣ нынѣшняго столѣтiя долго была воеводою старуха Офросимова. Такихъ, впрочемъ, старухъ въ описываемую эпоху известно было нѣсколько. Так, в Пензе жила старуха Золотарева, извѣстная подъ кличкой «Пензенская Офросимова».

Настасья Дмитрiевна Офросимова была старуха высокая, мужского склада, съ порядочными даже усами; лицо у нея было суровое, смуглое, съ черными глазами; словомъ, типъ, подъ которымъ дѣти обыкновенно воображаютъ колдунью. Офросимова въ свое время имѣла большую силу и власть. Силу захватила, власть прiобрѣла она съ помощью общаго къ ней уваженiя. Откровенность и правди-

430

вость ея налагали на многихъ невольное почтенiе и даже страхъ. Это былъ судъ, какъ говоритъ князь Вяземскiй въ своихъ воспоминанiяхъ, предъ которымъ докладывались житейскiя дѣла и тяжбы; молодыя барышни, только что вступившiя въ свѣтъ, не могли избѣгнуть осмотра и, такъ сказать, контроля ея. Матери представляли ей дѣвицъ своихъ и просили её, какъ мать-игуменью, благословить ихъ и оказывать имъ и впредь свое начальническое благоволенiе.

Благово въ своихъ Запискахъ говоритъ:

«Всѣ, и знакомые, и незнакомые, ей оказывали особый почетъ. Бывало сидитъ она въ собранiи, и Боже избави, если какой-нибудь молодой человѣкъ или барышня пройдутъ мимо нея и ей не поклонятся: «Молодой человѣкъ, поди-ка сюда, скажи мнѣ кто ты такой, какъ твоя фамилiя?» — Такой-то. «Я твоего отца знала и бабушку знала, а ты идешь мимо меня и головой мнѣ не кивнешь; видишь, старуха, ну и поклонись, голова не отвалится; мало тебя драли за уши, а то бы повѣжливѣе былъ».

И так каждаго ошельмуетъ, что отъ стыда сгоритъ. Всѣ трепетали предъ этой старухой — такой она умѣла нагнать страхъ, и никому въ голову не приходило, чтобы возможно было ей сгрубить или отвѣтить дерзко. У Офросимовой былъ умъ не блестящiй, но разсудительный и отличающiйся русскою врожденною смѣтливостью. Когда генералъ Закревскiй былъ назначенъ финляндскимъ генералъ-губернаторомъ, она сказала:

«Да какъ же будетъ онъ тамъ управлять и объясняться? Вѣдь онъ ни на какомъ языкѣ кромѣ русскаго не въ состоянiи даже попросить у кого бы то ни было табачку понюхать!»

Старуха Офросимова была вдова генерал-маiора, она выведена графомъ Толстымъ в его романѣ «Война и миръ»…

 ________________________________________
Источник: Замечательные чудаки и оригиналы М. И. Пыляева.
С.-Петербургъ, изданiе А. С. Суворина, 1898, с. 429-430.
________________________________________