Звезда не активнаЗвезда не активнаЗвезда не активнаЗвезда не активнаЗвезда не активна
 

 

      Для ознакомления с содержанием материала необходимо навести курсор на одну из кнопок и нажать на нее
          ↓                                                                                                                                                                           

130-145

 

— 130 —

Въ одно изъ таких воскресенiй, числа такъ 23 или 24 января, приносятъ мнѣ телеграмму, адресованную на мое имя. Открываю и оказывается, что она зашифрована. Открыта лишь послѣдняя фраза: «о своемъ согласiи телеграфируйте. Арбузовъ». Не подлежало сомнѣнiю, что мнѣ предлагается губернаторство, такъ какъ директор общаго департамента запрашивалъ на что-то моего согласiя, других какихъ либо дѣлъ, требующих моего согласiя не было. Я безконечно обрадовался, заволновался. Спрашиваю по телефону правителя канцелярiи и прощу его въ личное мнѣ одолженiе прiѣхать ко мнѣ съ шифромъ расшифровать телеграмму. Къ моему жестокому огорченiю, правитель сообщилъ, что шифръ, хранится у самого Якунина в столѣ и надо будетъ ждать его возвращенiя съ охоты, что будетъ еще такъ не скоро. Нетерпѣнiе меня сжигало. Куда меня назначаютъ в Нижнiй или Пензу? По всей вѣроятности, въ Пензу, других вакансIй не было.

Вдругъ вспоминаю, что начальникъ губернскаго жандармскаго управленiя никогда не просилъ расшифровывать ему телеграммъ, значитъ у него есть ключъ. Звоню къ Боброву. Я не ошибся. Бобровъ проситъ прислать ему телеграмму и онъ сейчасъ ее разберетъ. Я попросилъ его тотчасъ-же по прочтенiи по телефону сказать мнѣ только слово: Пенза или Нижнiй. Въ нетерпѣливомъ ожиданiи я сталъ шагать. Бобровъ жилъ от меня не далеко. Минутъ черезъ двадцать раздается звонокъ телефона и Бобровъ говоритъ: «Пенза».

И такъ — черезъ семь съ половиною мѣсяцевъ вице-губернаторства я Пензенскiй губернатор! Успѣх прямо необычайный, если принять во вниманiе, что у меня не было никакой протекцiи и что стояло время, когда въ выборѣ губернаторовъ нужно было быть особенно разборчивымъ; стало быть за мною дѣйствительно признаются нѣкоторыя заслуги, въ которыхъ я самъ, говорю это чистосердечно, безъ всякой напускной скромности, вовсе не былъ увѣренъ. Таково уже свойство моего характера: всегда и во всемъ въ себѣ сомнѣваешься и часто съ искреннимъ огорченiем упрекать себя въ банальной посредственности, въ неспособности стать выше самыхъ заурядныхх людей. Я не скажу, чтобы успѣх поднималъ во мнѣ самомнѣнiе, по крайней мѣрѣ въ мысленной бесѣдѣ съ самимъ собой, но он меня радовалъ тѣмъ, что въ глазахъ людей это все-таки патентъ на право стать выше среднего уровня. В душѣ я приписывалъ этот успѣхъ предолредѣленiю, этому таинственному повелителю судебъ людей, уга-

 

— 131 —

дать рѣшенiя котораго не дано слабому человѣческому предвидѣнiю. какъ иначе объяснить себѣ невѣроятные по своей неожиданности глубокiя перемѣны въ судьбѣ человѣка? Вы совершаете извѣстный поступокъ, попадаете въ такую обстановку, что считаете для себя все погибшимъ, а смотришь эта самая якобы катастрофа — лишь первый шагъ къ вашему благополучiю и наоборотъ. Чѣмъ больше живешь, тѣм осязательнѣе убѣждаешься, что самъ человѣк вовсе не авторъ своей судьбы, и что клубокъ жизни развертывается совсѣм не въ ту сторону, въ которую вы бы хотѣли и куда его пытались направлять. Представленiе о свободной, якобы, волѣ — это лишь горделивая иллюзiя. Умные люди совершаютъ обдуманно изъ рук вон глупые по послѣдствiямъ поступки, имъ кажется на основанiи скудного человѣческого опыта, что они уловили тайну, управляющую причиной и слѣдствiемъ, а жизнь на каждом шагу опрокидывает такое заблужденiе, нисколько, впрочем, не исцѣляя близорукаго самомнѣнiя.

Эта твердая вѣра въ то, что судьба каждого человѣка заранѣе до мельчайшихъ подробностей вырѣшена, никогда меня не оставляла съ самой ранней молодости. Думаю, что она во мнѣ укрѣпилась особенно твердо вотъ съ какого случая. — Я привожу его здѣсь, не боясь быть смѣшнымъ, потому что далъ себѣ слово быть искреннимъ до конца и говорить здѣсь с полной откровенностью обо всемъ, что такъ или иначе меня волновало въ эти памятные годы.

Когда я был кадетомъ и перешелъ в 5-й класс, мнѣ не было еще тогда 15 лѣтъ, мы поѣхали лѣтомъ изъ Петербурга въ свое имѣнiе в Бобруйскомъ уѣздѣ, Минской губернiи. По дорогѣ отецъ мой рѣшилъ заѣхать въ деревню къ своей старшей сестрѣ въ Могилевской губернiй, Оршанского уѣзда, близъ Толочина, у которой жилъ его отецъ, мой дѣдъ, старикъ 105 лѣтъ. Прiѣхали мы къ теткѣ подъ вечеръ, когда дѣдъ уже лег спать и его видѣть было нельзя. На другой день утромъ меня къ нему повели. Когда мы вошли, на встрѣчу къ намъ поднялся согбенный старецъ, не такъ давно потерявшiй зрѣнiе, съ розовымъ, довольно свѣжимъ хотя и морщинистымъ лицомъ, бѣлыми какъ лунь вполнѣ сохранившимися волосами, такой же не особенно длинной бородой. Онъ смотрѣлъ своими потухшими глазами кверху, нѣсколько приподнявъ голову, точно искалъ вдохновленiя тамъ в небѣ, подошелъ шаркающими шагами ко мнѣ и какимъ-то особо торжественнымъ голосомъ, положилъ свою руку мнѣ на голову, сказалъ «я вижу, ты будешь со временемъ вторымъ графомъ Паскевичем Эриванскимъ».

Болѣе онъ ничего не сказал, сѣлъ и, казалось, задремалъ. Мы вышли тихонько изъ комнаты.

Это предсказанiе, данное въ столь, необычайной обстановкѣ, меня очень поразило и навсегда засѣло в памяти. Какъ ни казалось оно невѣроятнымъ, мое самолюбiе ухватилось за эту мечту и всю жизнь ее лелѣяло, пытаясь въ событiяхъ своей жизни усматривать нѣкоторое къ ней приближенiе. Увы, до сихъ поръ, какъ, мало было матерiала, который поддерживалъ бы во мнѣ сладкую вѣру въ осуществимость такого предсказанiя! Особенно со времени

 

— 132 —

оставленiя мною военной службы, когда я убѣдился, что у меня нѣт никакого пристрастiя къ военному дѣлу, что оно меня не удовлетворяетъ и не даетъ ни тѣни энтузiазма, что я могу быть въ этой сферѣ дѣятелыюсти лишь жалкимъ ремесленникомъ, болѣе или менѣе добросовѣстно зарабатывающимъ свой кусокъ хлѣба, мечта эта куда-то далеко отошла и если не оставила меня окончательно, то тамъ где-то въ тайникахъ души такъ притаилась, что долго о себѣ не напоминала. Когда меня назначали вице-губернаторомъ, она нѣсколько ожила, но не надолго, тяжелое самочувствiе не давало почвы для мечтательности. Но телеграмма о назначенiи меня Пензенскимъ губернаторомъ вновь зажгла ее яркимъ блескомъ и я сталъ радостно думать, что вотъ дѣйствительно нежданный успѣхъ, который сразу подвинулъ меня на пути къ осуществленiю предсказанiя.

Вѣдь, говорил я себѣ, слова дѣда не нужно понимать буквально. Онъ употребилъ очевидно имя Паскевича-Эриванского не только какъ символъ нежданной блестящей военной карьеры, а какъ вообще очень высокаго общественнаго положенiя, достигнутаго человѣком, предварительная жизнь котораго не давала ни малѣйшихъ основанiй предвидѣть, что его судьба завершится позднѣе так блестяще.

Думаю, что такiя мечты лучше всего обрисовываютъ, какъ я принялъ вѣсть о своемъ назначенiи.

Ближайшiй номер «Новаго Времени» принесъ вѣсть о назначенiи меня въ Пензу, а Шрамченко — въ Нижнiй Новгородъ. Вѣсть эта сейчасъ же распространилась и я сталъ получать отовсюду поздравительныя телеграммы. Вотъ особенность крупнаго успѣха: я получал поздравленiя и отъ такихъ людей, которые, казалось, совсѣмъ забыли о моемъ существованiи и съ которыми я давно уже разошелся.

Надо было ждать Высочайшаго приказа, а до его обнародованiя продолжать исполнять обязанности вице-губернатора.

Долженъ признаться, что это было ужасно неинтересно и казалось чѣмъ-то чужимъ, не нужнымъ.

Помню, что было какъ-то назначено продовольственное засѣданiе губернского присутствiя, къ которому прiѣхалъ и Шрамченко, тоже ожидавшiй приказа и не оставлявшiй пока прежнихъ обязанностей. Якунин сказалъ:

— Вотъ должно быть первый случай въ Россiи, когда в засѣданiи губернскаго присутствiя въ качествѣ членовъ участвуютъ три губернатора.

Это замѣчанiе всѣхъ очень разсмѣшило.

Мнѣ не пришлось пробыть въ Самарѣ до обнародованiя приказа, послѣдовавшаго, кажется, въ первой половинѣ февраля. Директоръ департамента А. Д. Арбузовъ телеграфировалъ, что министръ приказалъ мнѣ сдать должность немедленно и возможно скорѣе ѣхать въ Пензу, гдѣ становилось все болѣе и болѣе безпокойно.

До сих поръ я какъ-то мало думалъ о томъ, что мнѣ предстоитъ и въ Пензѣ не очень-то спокойная жизнь. Александровского убили революцiонеры, какъ это мы узнали изъ газетъ, въ

 

— 133 —

театрѣ, совершенно предательски, выстрѣливъ ему въ затылокъ при выходѣ изъ театра. Значитъ и тамъ также царствуетъ смута и придется съ ней бороться среди постоянной опасности и, Богъ знает, будетъ ли эта борьба для меня счастлива. Но эти тревожныя мысли налетали только мимолетно и во всякомъ случае почти не отравляли чувства глубокаго довольства, въ которомъ я постоянно въ это время пребывалъ.

Получивъ телеграмму Арбузова, я рѣшилъ сейчасъ же выѣхать въ Петербургъ, оставивъ въ Самарѣ всѣ вещи и своихъ людей и поручивъ имъ вещи отправить прямо въ Пензу, куда и самимъ выѣхать и ждать тамъ моего прiѣзда.

Сдѣлавъ наскоро прощальные визиты, я прiѣхалъ откланяться къ Якунину. Тутъ между нами произошелъ откровенный разговоръ. Он мнѣ сказалъ, что ему извѣстно было, что я осуждалъ его дѣятелыюсть и бранилъ его самого. Я не сталъ этого отвергать, призналъ свою ошибку и просилъ на меня не сердиться и забыть наши взаимныя неудовольствiя. Я признался, что былъ увѣренъ, что онъ на меня жаловался въ Петербургѣ и когда убѣдился въ противномъ, былъ очень тронутъ и горячо его за это благодарю.

Мы разстались совершенно мирно, разцѣловались и я унесъ о немъ воспоминанiе, какъ о горячемъ, но очень добромъ и хорошемъ человѣкѣ. Это впечатлѣнiе не измѣнилось и тогда, когда я узналъ, что у Якунина неудовольствiе не изгладилось и что онъ меня поругиваетъ при всякомъ удобномъ случаѣ.

По дорогѣ в Петербургъ, я рѣшилъ заѣхать въ Пензу и посмотрѣть, что есть въ губернаторскомъ домѣ, чтобы опредѣлить, какую мебель нужно будет туда привезти. Такъ какъ я не былъ еще губернаторомъ, то я рѣшилъ заѣхать совершенно частнымъ образомъ. Около года тому назадъ туда был назначенъ непремѣннымъ членомъ губернскаго присутствiя один изъ Новгородскихъ земскихъ начальниковъ Д. Н. Качаловъ. какъ непремѣнный членъ, я ревизовалъ его дѣятельность земскаго начальника, нашелъ ее образцовой и горячо рекомендовалъ его въ земскомъ отдѣлѣ и Павлову. Думаю, что эта рекомендацiя сыграла свою роль въ его назначенiiи. Качаловъ былъ женатъ на Пензенской помѣщицѣ О. В. Козловой, очаровательной и очень образованной женщинѣ. Одинъ изъ ея братьевъ А. В. Козлов, жившiй поблизости съ ней въ своемъ именiи, служилъ тогда земскимъ начальникомъ и уже при мнѣ былъ избранъ въ Керенскiе предводители дворянства.

Я очень симпатизировалъ Качаловымъ и у меня съ ними еще въ Новгородѣ установились хорошiя, почти дружескiя отношенiя.

Д. Н. Качаловъ служилъ прежде в Преображенскомъ полку, а затѣмъ женившись и не имѣя достаточно средствъ продолжать служить въ этомъ дорогомъ полку, перешелъ на гражданскую службу у насъ въ губернiи. Это былъ милѣйшiй, деликатнѣйшiй человѣкъ, большой хлѣбосолъ. Хотя они жили въ с. Едровѣ, Валдайского уѣзда, но домъ ихъ былъ всегда полонъ гостями. Всѣхъ привлекалъ необыкновенно радушный тонъ, царствовавшiй в этой семьѣ. Въ Пензѣ все наладилось также: и тут нашлось много друзей.

Я написалъ Дмитрiю Николаевичу Качалову, чтобы онъ мнѣ

 

— 134 —

разрѣшилъ у себя остановиться и просилъ прiѣздъ мой сохранить въ секретѣ. День прiѣзда я не указалъ, а потому и былъ спокоенъ, что все обойдется по-просту, безъ офицiальности.

Выйдя в Пензѣ изъ вагона, я вдругъ натыкаюсь на цѣлую парадную встрѣчу. Тутъ былъ вице-губернаторъ Г. Б. Петкевичъ, полицiймейстеръ, правитель канцелярiи Д. Н. Качаловъ и другой непремѣнный членъ А. В. Циклинскiй, съ которымъ я былъ не знакомъ. Полагая, что о моемъ прiѣздѣ сообщилъ всѣмъ Качаловъ, я сталъ его упрекать. Оказывается, что объ этомъ телеграфировалъ самарскiй полицiймейстеръ пензенскому без моего о томъ вѣдома.

Перезнакомившись со всѣми, я поѣхалъ съ Качаловымъ къ нему на квартиру. Полицiймейстеръ озаботился даже приготовить мнѣ экипаж. Мнѣ было очень совѣстно за такую встрѣчу, такъ какъ я не имѣлъ еще на нее права.

У Качаловыхъ меня ждали съ обѣдомъ, къ которому пригласили всѣхъ встрѣчавшихъ и нѣкоторыхъ моихъ знакомыхъ, по первому прiѣзду въ Пензу. какъ всегда было у Качаловыхъ, обѣдъ вышелъ на славу. Мы весело и непринужденно разговаривали, какъ вдругъ у окна, выходящаго во дворъ, раздался какой-то шумъ, кто-то точно лѣзъ в окно, затѣмъ раздался дикiй женскiй крикъ. Мы всѣ переполошились, схватили браунинги и выбѣжали во дворъ и на улицу. Тишина стояла полная, никого не было видно. Чтобы понять нашъ переполохъ, нужно сказать, что вся Пенза еще трепетала при воспоминанiи о недавнемъ убiйствѣ Александровскаго и всѣмъ казалось, хотя это и не говорилось, что такая же угроза виситъ и надъ новымъ губернаторомъ. Этотъ непонятный шумъ у окна и показался всѣмъ какимъ-то чуть ли не покушенiемъ на меня. На другое утро полицiймейстеръ выяснилъ, что это такое было. Оказывается въ домѣ узнали, что у Качаловыхъ обѣдаетъ новый губернаторъ. Любопытные, пользуясь тѣмъ, что квартира была въ нижнемъ этажѣ, а окно было закрыто только раздвигающимися шелковыми сторками въ половину высоты окна, влѣзали на цоколь и заглядывали въ столовую. Поставленный на улицѣ полицiймейстеромъ переодѣтый городовой, услышавъ съ улицы у окна шопотъ и какую-то возню, вошелъ во дворъ и захватилъ чью-то горничную, жадно глядѣвшую въ комнаты. Онъ такъ неожиданно схватилъ ее за платье и стащилъ внизъ, что та заорала благимъ матомъ. Городовой опять ушелъ на улицу и какъ стоящiй на секретном посту, при нашем выходѣ куда-то укрылся.

Здѣсь мнѣ разсказали подробности убiйства Александровскаго. Передаю ихъ кратко, такъ какъ говорю съ чужихъ словъ.

Н. В. Александровскiй жилъ въ Пензѣ одинъ; жена его съ сыномъ, мальчикомъ лѣтъ 15, учившимся, кажется, в Тенишевскомъ училищѣ, оставалась въ Петербургѣ и прiѣзжала кѣ мужу на рождественскiе праздники. Какъ говорятъ, Александровскiй очень тяготился своимъ одиночествомъ и ежедневно ѣздилъ коротать вечера въ театръ. Съ нимъ въ ложѣ всегда бывалъ кто-либо изъ знакомыхъ и чаще другихъ командиръ Новоархангельскаго уланскаго полка Колвзанъ, присланный въ Пензу съ полкомъ на охрану по поводу револлюцiонныхъ безпорядковъ.

 

— 135 —

Революцiонеры охотились за Александровскимъ уже давно и не только, какъ за губернаторомъ, но и по при причинѣ той травли, которая была поднята всей прессой против него, какъ уполномоченнаго Красного Креста въ Японскую войну. Всѣм, конечно, памятны всѣ тѣ обвиненiя, которыя на него возводились, какъ дѣятеля Красного Креста, и въ которыхъ по разслѣдованiю оказалось так мало правды. Александровскiй совершенно не считался съ этой охотой, никакихъ мѣръ предосторожности не принималъ и такъ бравировалъ съ очевидной опасностью, что въ Пензѣ потомъ говорили, что онъ умышленно искалъ смерти.

Самая главная его неосторожность заключалась именно въ этихъ регулярныхъ посѣщенiях театра. Труппа была совершенно посредственна даже для провинцiальнаго театра и онъ ѣздилъ туда, очевидно, лишь для того, чтобы куда нибудь бѣжать отъ своей скуки.

21 января он поѣхал туда по своему обыкновенiю, в ложѣ съ нимъ сидѣлъ полковникъ Колвзанъ. Полицiймейстера въ театрѣ не было, его губернаторъ послалъ въ циркъ, гдѣ давалъ представленiя Дуровъ, позволявшiй себѣ говорить съ арены разныя вещи, на злобу дня, не лишенныя нѣкоторой политической окраски.

Въ театрѣ сидѣлъ помощникъ полицiймейстера Зоринъ.

По окончанiи спектакля губернаторъ направился къ особому выходу, для публики недоступному, но выходящему въ общiй вестибюль. Полковникъ Колвзанъ забылъ в ложѣ фуражку и вернулся за ней.

Только что Александровскiй вышел на подъѣздъ, къ нему изъ толпы въ театрѣ подбѣжалъ какой-то молодой человѣкъ и выстрѣлилъ въ голову, убивъ наповалъ, такъ что онъ не успѣл даже и вскрикнуть. Помощникъ полицiймейстера Зоринъ и старшiй городовой бросились задержать преступника, онъ того и другого тутъ же поочередно застрѣлилъ и самъ устремился на сцену, ища тамъ выхода для артистовъ. Режиссеръ труппы, еще не зная объ убiйствѣ и замѣтивъ бѣгущаго сюда посторонняго человѣка, вздумалъ преградить ему дорогу, преступникъ его застрѣлилъ, но видя приближающуюся за собой погоню, бросился въ первую попавшуюся уборную артистовъ и притаился за печкой. Когда преслѣдующiе его нашли и ворвались въ эту уборную, онъ выстрѣлилъ въ себя, но отъ выстрѣла не упалъ, а постепенно какъ-то сползъ на полъ. Считая по этому убiйцу живымъ, полицiймейстеръ, прiѣхавшiй почти къ самому выходу губернатора изъ театра, но уже послѣ его убiйства, нѣсколько разъ выстрѣлилъ въ преступника изъ браунинга и, если тотъ былъ еще дѣйствительно живымъ, конечно, его добилъ; это было совершенно необходимо сдѣлать, такъ какъ убiйца, сползая, не выпускалъ из рукъ браунинга и могъ бы еще кому нибудь причинить смерть.

Убiйца оказался сыномъ инженера Гитермана, судя по фамилiи — из евреевъ. Он еще за нѣсколько дней до этого происшествiя прiѣхалъ въ Пензу и наканунѣ тоже былъ в театрѣ, у него въ карманѣ нашли билетъ; но почему-то убiйства тогда не совершилъ.

 

— 136 —

Это преступленiе выполнено по рѣшенiю Поволжскаго революцiоннаго комитета, о чемъ свидѣтельствовали на другой день расклеенныя рекламацiи. Я ихъ не видѣлъ, но мнѣ говорили, что «казнь» мотивировалась дѣятельностью покойнаго по Красному Кресту.

Бѣднаго Александровского отвезли мертваго въ губернаторскiй домъ и телеграфировали семьѣ.

Пенза, была терроризована этимъ убiйством. Оно открыло собою цѣлую серiю самыхъ ужасныхъ революцiонныхъ преступленiй, потрясавшихъ губернiю болѣе года. Революцiонная волна, ослабѣвшая въ Саратовѣ и Самарѣ, точно перекинулась сюда и достигла здѣсь еще большей высоты.

На другой день съ утра я поѣхалъ въ губернаторскiй дом. Подъѣздъ расположенъ на дворѣ за желѣзными воротами, отдѣляющими губернаторскую усадьбу от Соборной площади. Передъ домомъ направо расположенъ цвѣтникъ, куда выходитъ изъ прiемной деревянный балконъ съ лѣстницей къ цвѣтнику. Мѣсто это обнесено низкой рѣшеткой. За цвѣтникомъ находится длинный каменный флигель со службами. Тута помѣщалась и очень большая кухня, такъ что кушанья нужно было носить черезъ двор. Не знаю, какъ мирились мои предшественники съ этимъ существеннымъ неудобствомъ. Я рѣшилъ поставить переносную плиту въ одной из комнатъ 3-го этажа и эту большую кухню оставить лишь на случай большихъ прiемов. За флигелемъ начинается второй большой дворъ съ конюшнями, сараями, дровяникомъ и домомъ для кучера. Дворъ этотъ окруженъ большимъ садомъ, отдѣляющимся от женской гимназiи каменной стѣной, а отъ лютеранской кирки и Дворянской улицы деревяннымъ заборомъ. Все мѣсто очень обширно, точно помѣщичья усадьба. Можно было завести полное хозяйство.

Едва я вошелъ въ дом, какъ мнѣ припомнилось мое горячее желанiе, высказанное год тому назадъ, получить назначенiе въ Пензу. И вотъ это желанiе теперь исполнилось. То что казалось тогда совершенно неосуществимой мечтой — стало дѣйствительностью. Человѣческая судьба полна такими удивительными неожиданностями. Съ чувствомъ особаго волненiя входилъ я въ прекрасную залу, очень изящно отдѣланную подъ мраморъ и въ обширный губернаторскiй кабинетъ. До меня здѣсь въ теченiи какого нибудь года перемѣнилось два губернатора и оба погибли такъ трагически. Какая судьба ждет здѣсь меня? Весьма вѣроятно, что и я буду жертвой исполненiя долга и что этотъ домъ будетъ послѣднимъ этапомъ въ моей жизни и выйду я изъ него, какъ и Александровскiй, бездыханным тѣлом.

Ну, будь что будетъ! Судьбы не угадаешь. Это размышленiе отогнало мрачныя мысли и я цѣликомъ отдался интересу осмотра дома, который так неожиданно становится моимъ жильемъ, и мысленно сталъ распредѣлять, какъ мы въ немъ расположимся.

Испытавъ крайнее неудобство жить одному по холостому, я ни за что не согласился бы и въ Пензѣ продолжать такой образъ жизни. К тому же губернаторское положенiе налагало извѣстныя обязанности въ отношенiи общества, съ которыми одному спра-

 

— 137 —

виться никакъ нельзя. Дочь моя какъ разъ в это время кончала гимназiю и къ iюню станетъ свободной. Если она захочетъ пойти въ 8-й классъ, то это возможно будетъ сдѣлать и въ Пензѣ. Сынъ останется въ Петербургскомъ корпусѣ еще въ теченiе года, Мы будемъ его видѣть только на Рождество, Пасху и каникулы. Но что же дѣлать? Въ Петербургѣ у насъ было много родственниковъ, къ которымъ онъ будетъ ходить въ отпускъ, такъ что не будетъ одинокимъ.

Мебели въ домѣ было очень мало. Хотя въ гостинной и было кое-что, но мебель эта принадлежала Александровскимъ и была оставлена ими, какъ и экипажи, въ надеждѣ, что ихъ купитъ новый губернаторъ. Экипажъ я, конечно, готовъ купить, но на покупку мебели придется просить министерство ассигновать нѣкоторую сумму, такъ какъ покупать ее въ личную собственность я не хотѣлъ, у насъ было довольно своей мебели, да и вещи эти были громоздки и совсѣм не красивы.

Осмотрѣвъ домъ, сдѣлавъ всѣ нужныя распоряженiя, я въ тот же день простился съ моими милыми Качаловыми и уѣхалъ въ Петербургъ.

Въ Петербургѣ нужно было представиться министрамъ, побывать въ разных департаментахъ, чтобы познакомиться и съ положенiемъ губернiи, и съ предстоящими мнѣ тамъ ближайшими задачами. Если Столыпинъ не будетъ меня очень торопить, я бы очень желалъ представиться Государю. Если же этого нельзя будетъ сдѣлать теперь, то прiѣду осенью послѣ объѣзда губернiи. Такое рѣшенiе было бы даже лучше, такъ какъ я къ этому времени могъ бы уже быть въ курсѣ дѣла и въ состоянiи был бы доложить Государю о губернiи по личнымъ наблюденiямъ.

П. А. Столыпинъ принялъ меня очень любезно и сказалъ, что положенiе Пензенской губернiи считаетъ очень серьезнымъ и надѣется, что я энергичными мѣрами водворю тамъ скоро порядокъ. По его словамъ, Пензенская губернiя настоящее дворянское гнѣздо и тамъ придется очень считаться съ дворянствомъ, разумѣется, не в ущербъ дѣлу и государственной пользѣ. Какъ только я побываю въ Петербургѣ, гдѣ нужно, онъ просилъ меня не задерживаться и ѣхать въ Пензу. На мой вопросъ, могу ли я теперь представиться Государю, Столыпинъ отвѣтилъ отрицательно; присутствiе губернатора на мѣстѣ, по его мнѣнiю, было необходимо безотлагательно.

Мнѣ еще нужно было съѣздить въ Новгород къ семьѣ и распорядиться съ вещами.

Здѣсь кстати разскажу объ одномъ случаѣ, какъ я безъ всякого умысла весьма существенно погрѣшилъ передъ Пензенской дворянской чопорностью.

Тамъ установился обычай, что на первый день Пасхи и въ Новый годъ Пензенское общество собирается въ Дворянскомъ собранiи для взаимнаго поздравленiя, которое по идеи иницiаторовъ должно было освобождать явившихся в собранiе отъ обязанности дѣлать визиты. И чтобы такое освобожденiе сдѣлать крѣпче, объявлялась заблаговременно съ платою не менѣе рубля съ персоны подписка на такой взаимный визитъ, при чемъ списки всѣхъ под-

 

— 138 —

писавшихся рассылались по домамъ участниковъ, а собранныя деньги рублей 600-800 поступали въ пользу дѣтскихъ прiютовъ.

Въ гостиной собранiя и въ столовой устраивались при этомъ открытые буфеты, гдѣ собравшимся предлагался безплатно чай, фрукты, конфекты. Устройство этих буфетовъ брали обыкновенно на себя по просьбѣ распорядителя-губернатора кто-либо изъ содержателей ресторановъ, чаще всего владѣлецъ Татарского ресторана, наиболѣе фешенебельнаго въ городѣ. Кажется, на второй годъ моего губернаторства, Татарскiй ресторанъ почему-то не захотѣлъ устроить буфеты и мнѣ пришлось прiискать кого либо другого. Я поручил это дѣло полицiймейстеру Власкову и дня за два до Пасхи послѣднiй доложилъ мнѣ, что буфеты берется устроить Александра Михайловна Пушкина, каскадная пѣвица и содержательница шантана хотя и весьма опредѣленной репутацiи, но съ хорошимъ поваромъ и отборной провизiей. Полицiймейстеръ завѣрялъ, что Пушкина устроитъ все нарядно, не хуже татаръ, и я съ благодарностью принялъ это предложенiе, совсѣмъ не предполагал, что такое рѣшенiе повлечетъ за собой форменный скандалъ.

Г-жа Пушкина, уже нѣсколько перезрѣвшая красавица, была не лишена элегантности, носила умомрачительные туалеты, имѣла успѣх какъ довольно талантливая «diseuse» и по своему репертуару была предшественницей ставшей позднѣе знаменитой Плевицкой. Дѣла свои по шантану она вела хорошо, беря на себя обязанности одновременно и хозяйки, и артистки и даже соперничала съ пансiонерками своего пансiона безъ древних языковъ по отношенiю наиболѣе заманчивыхъ посѣтителей заведенiя. Все это я, конечно, знал, но не считалъ нужнымъ къ устроителю буфета предъявлять требованiя какой либо морали, тѣм болѣе, что профессiя рестораннаго содержателя вообще въ этомъ отношенiи не позволяетъ быть разборчивымъ, да и лежащiя на устроителѣ чисто кухонныя обязанности, казалось, не давали повода для проявленiя свойствъ этого порядка.

Г-жа Пушкина, оказывается, беря на себя издержки по устройству буфетовъ, увидала в этом блестящiй случай рекламировать свое превосходное заведенiе передъ лучшимъ Пензенскимъ обществомъ.

Я самъ какъ разъ наканунѣ Пасхи заболѣлъ острымъ суставнымъ ревматизмомъ и принужденъ былъ лечь въ постель, такъ что не былъ ни у заутрени, ни на общемъ визитѣ в Дворянском собранiи. Жена же моя в собранiе поѣхала. И случилось вотъ что: Г-жа Пушкина явилась въ собранiе въ нарядномъ бальномъ туалетѣ и привезла съ собою нѣсколько своихъ наиболѣе показныхъ пансiонерокъ, одѣтыхъ въ скромныя светлыя платьица, подобающiя дѣвической невинности, и размѣстила ихъ за открытыми буфетами, строго наказавъ усиленно угощать визитеровъ и дам. Сама же она съ очаровательной улыбкой на устахъ вышла въ гостинную и стала разыгрывать роль любезной хозяйки, встрѣчающей своихъ гостей на порогѣ гостиной.

Можете себѣ представить сначала крайнее изумленiе, а затѣмъ вполнѣ понятное негодованiе дамъ и кавалеровъ нашего всегда нѣсколько требовательного общества, когда они увидали превраще-

 

— 139 —

нiе Дворянского собранiя въ, такъ сказать, филiальное отдѣленiе каскаднаго заведенiя слишкомъ извѣстной въ городѣ г-жи Пушкиной.

Полицiймейстеръ, оказывается былъ занятъ летанiем по городу съ визитами и не дал себѣ труда заѣхать въ собранiе, чтобы посмотрѣть, что и какъ устроила Пушкина, а потому и не предупредилъ этого скандала, о которомъ очень долго Пенза не могла забыть.

Наконецъ, все было покончено, и я могъ, въ первыхъ числахъ марта выѣхать. Семья моя должна была прiѣхать примѣрно въ концѣ мая.

Поѣздъ прибывалъ тогда въ Пензу часовъ въ 11 утра. Я телеграфировалъ о днѣ прiѣзда вице-губернатору, прося его никакихъ встрѣчъ мнѣ не устраивать, а лишь выслать экипаж. Когда мы вступили въ предѣлы Пензенской губернiи, ко мнѣ въ купе стали являться исправники: Керенскiй, Чембарскiй, Ломовскiй и, наконецъ, Пензенскiй. Они уже знали, что я ѣду съ этимъ поѣздомъ. Съ Каждымъ изъ нихъ я немного поговорилъ, расспрашивая о службѣ представлявшагося и о положенiи дел въ уѣздѣ. По общимъ отзывамъ всюду было крайне безпокойно: крестьяне волновались, не хотѣли брать у помѣщиковъ землю въ аренду въ томъ убѣжденiи, что земля экономiи должна скоро къ нимъ перейти безплатно въ собственность. Наблюдались случаи самовольнаго завладѣнiя помѣщичьей землей. Революцiонная пропаганда шла очень широко, поддерживаемая нѣкоторыми членами вновь избранной 2-й Государственной Думы.

Въ депутаты были избраны преимущественно революцiонеры между ними мнѣ особенно подчеркивали доктора Маркова.

Въ Пензѣ на вокзалѣ меня встрѣтилъ вице-губернаторъ и кое кто изъ чиновниковъ. Я пригласилъ съ собою ѣхать вице-губернатора и по дорогѣ поговорилъ съ нимъ о дѣлах. Я просил его не сдавать мнѣ управленiе губернiей еще дня 2-3, пока я хоть немножко устроюсь на новомъ мѣстѣ.

Вещи и люди уже прiѣхали из Самары и ожидали меня. Въ самый день прiѣзда меня позвалъ к себѣ обѣдать вице-губернаторъ Георгiй Болеславовичъ Петкевичъ, жившiй вмѣстѣ со своей матерью. Петкевичъ былъ тогда холостымъ.

Къ этому обѣду были приглашены все знакомыя мнѣ люди, въ томъ числѣ и Д. Н. Качаловъ.

Хозяева были очень радушны и предупредительны.

Вице-губернаторъ былъ еще совсѣмъ молодой человѣкъ, лѣтъ 30-ти съ небольшимъ. По образованiю онъ былъ лицеистъ, служилъ въ Ковенской губернiи, гдѣ у матери его было имѣнiе, сначала уѣзднымъ предводителемъ дворянства, а потомъ непремѣннымъ членомъ губернского присутствiя. Служба эта протекала еще при Столыпинѣ, когда послѣднiй былъ тамъ губернскимъ предводителемъ дворянства, и лишь за нѣсколько мѣсяцевъ до меня состоялось назначенiе вице-губернаторомъ въ Пензу. Петкевичъ былъ порядочный человѣкъ, особенно коректный въ денежныхъ дѣлахъ. Будучи очень не глупымъ и работящимъ онъ совершенно былъ лишенъ дара слова. Когда начиналъ говорить, то такъ мямлилъ,

 

— 140 —

такъ уснащалъ свою рѣчь всякими «э.. э...». что просто было трудно схватить смыслъ его слов, почему многiе оцѣнивали его способности много ниже, чѣм это было на самомъ дѣле. Онъ былъ горячъ и очень нервенъ, что обусловливало извѣстную неровность обращенiя и постоянную подозрительность, заставлявшую его видить злостныя намѣренiя тамъ, гдѣ ихъ совсѣмъ не было. Поэтому вице-губернаторская болѣзнь, какъ я называю такое состоянiе, протекала у него остро.

Болѣзнь же эта заключалась вотъ въ чемъ.

Вице-губернаторъ офицiально подчиненъ губернатору и обязанъ исполнять всѣ его законныя распоряженiя. Но.эта подчиненность какая-то половинчатая: назначается онъ помимо губернатора, при чемъ не принято даже запрашивать, нѣтъ ли со стороны послѣдняго какихъ либо возраженiй противъ предназначаемого на эту вакансiю, и, главное, всякiе награды и поощренiя назначаются ему самимъ министромъ безъ всякого ходатайства или представленiя от] ближайшаго его начальника, не всегда даже требовались аттестацiи объ его службѣ. Получается весьма странное положенiе: человѣка награждаютъ за дѣятельность, который министръ хорошенько не знаетъ и не спрашиваетъ при этомъ мнѣнiя того, кто эту дѣятельность видитъ, ею руководитъ, за нее отвѣчаетъ. Эта непослѣдовательность придаетъ отношенiямъ губернатора къ своему помощнику вице-губернатору особую чувствительность. Да, губернаторъ можетъ отдавать вице-губернатору приказанiя по службѣ; но, Боже упаси, если они выльются именно въ форму приказанiя, надо покорнѣйше просить, иначе вы нанесете смертельную обиду. Вы имѣете право требовать исполненiя приказанiя, но попробуйте это исполненiе не одобрить, раскритиковать — этим вы наживаете себѣ явного врага. Конечно, всякому подчиненному не может нравиться такая критика, но явно фрондировать противъ нея смѣетъ только вице-губернаторъ. Поэтому ваше неодобренiе его дѣйствiй надо облекать въ особо нѣжныя перчатки, притворно оговариваясь, что на это дѣло можно смотрѣть, конечно, двояко и т. п.

Когда губернаторъ уѣзжаетъ, а это бываетъ нерѣдко, управленiе губернiей переходитъ къ вице-губернатору, онъ становится первымъ лицомъ, его окружаютъ исключительнымъ вниманiемъ и предупредительностью. Но губернаторъ возвращается, надо отходить на заднiй планъ, а сладость первенства уже забыть нельзя и въ этомъ отхожденiи на заднiй планъ невольно начинаешь чувствовать обиду. Но такъ какъ все происходитъ по природѣ вещей и смѣшно было бы явно обижаться, поэтому обиженный въ душѣ человѣк становится особенно придирчивымъ на обхожденiе, малѣйшую, совершенно невольную оплошность старается обратить въ серьезную для себя обиду. Губернаторъ, положимъ, устраиваетъ обѣдъ какому либо прiѣзжему сановнику, которому надо приглашать въ собесѣдники лицъ, имѣющихъ отношенiе къ порученному ему дѣлу, а размѣры столовой или другiе хозяйственныя соображенiя не позволяютъ увеличить числа приглашенныхъ — то не получившiй на обѣдъ приглашенiя, вице-губернаторъ несомнѣнно обидится, хотя ни за что этого и не покажет. Губернаторъ является

 

— 141 —

на многолюдное засѣданiе съ участiем вице-губернатора и здоровается случайно не съ нимъ первымъ — вице-губернатора уже и покоробило.

Все это, конечно, вполнѣ естественно, а потому, можно сказать, что у губернаторовъ съ вице-губернаторами отношенiя вообще преимущественно натянутыя и исключенiя чрезвычайно рѣдки.

А раз таковы отношенiя, то всякое распоряженiе, всякiй частный поступокъ губернатора не нравится вице-губернатору и, если послѣднiй не обладаетъ совершенно исключительной выдержкой, открыто имъ осуждается, а милые сослуживцы, это осужденiе какъ будто бы проговорившись, сейчасъ же стараются довести до свѣдѣнiя губернатора. Вотъ и пошла писать губернiя.

Петкевичъ былъ по службѣ очень деликатенъ, он никогда не позволялъ себѣ узурпировать губернаторскую власть и, пользуясь временнымъ управленiемъ назначать на должности, не заручившись предварительно согласiемъ губернатора. А такiя вещи дѣлаются очень и очень часто, и вы становитесь передъ совершившимся фактом, не рѣшаясь его отмѣнить, чтобы незаслуженно не обидѣть ни въ чемъ не повинное назначеное лицо.

Храбръ он былъ удивительно. Регулярно, въ однѣ и тѣ же часы ходил пѣшкомъ по глухимъ улицамъ въ самое опасное время, когда свирѣпствовала во всю мода убивать губернаторовъ и вице-губернаторовъ. Он надѣлалъ мнѣ тутъ даже порядочно хлопотъ: взялъ и переѣхалъ на квартиру подъ гору, почти на краю города въ уединенно стоящiй домъ, окруженный густымъ, большимъ садомъ. Я такъ и ахнулъ, когда впервые увидѣлъ, гдѣ онъ поселился. Тут можно было его убить съ полной безнаказанностью, такъ какъ безслѣдно скрыться не представляло ни малѣйшего труда. Пришлось, конечно, устроить ему спецiальную негласную охрану, а это было крайне затруднительно, отвлекая людей отъ другихъ и безъ того многосложныхъ обязанностей.

Я съ нимъ прослужилъ болѣе трехъ лѣтъ и, не смотря на нѣкоторыя шероховатости, острое у него теченiе вице-губернаторской болѣзни, мы разстались въ самыхъ хорошихъ отношенiяхъ. Петкевичъ былъ переведенъ в Казань, гдѣ у него не сложились отношенiя съ покойнымъ губернаторомъ Стрижевскимъ. Я объ этомъ зналъ и когда умеръ замѣнившiй Петкевича Тарсенко-Отрѣшков и снова очистилась въ Пензѣ вице-губернаторская вакансiя я телеграфировалъ ему, чтобы просился обратно въ Пензу и былъ бы искренно радъ, если бы это удалось.

Но, кажется, у него отношенiя съ губернаторомъ улучшились и не было крайней надобности беспокоить министра такой просьбой.

Я рѣшилъ не дѣлать традицiонного прiема должностныхъ лицъ, этого церемоннаго большого выхода. Сдѣлавъ визиты начальникамъ отдѣльныхъ частей, я условился съ ними, что въ опредѣленный день и часъ прiѣду къ нимъ въ управленiе и они тамъ представятъ мнѣ своихъ сослуживцевъ. Такимъ способомъ я вынесу болѣе точное впечатлѣнiе о каждомъ учрежденiи и, не торопясь, смогу переговорить вездѣ о важнѣйших дѣлах. Въ Пензѣ установить первое знакомство со служащими было для меня не трудно, такъ какъ наиболѣе видныхъ должностныхъ лицъ я

 

— 142 —

уже зналъ до своей командировкѣ прошлого года. Съ тѣхъ поръ почти не произошло никакихъ перемѣнъ.

Правителемъ канцелярiи состоял бывшiй земскiй начальникъ Вологодской, кажется, губернiи, нѣкто г. Шумейко, приглашенный на эту должность покойнымъ Александровскимъ. У меня своего кандидата не было, и я предложилъ ему службу при мнѣ. Онъ однако совершенно откровенно мнѣ признался, что не хочетъ оставаться въ Пензѣ, такъ какъ при Александровскомъ он принимал активное участiе в политической борьбѣ, возбудилъ противъ себя немилость революцiонеровъ и тѣ, по его свѣдѣнiямъ, готовятъ на него покушенiе. Жена его потому настаиваетъ покинуть здѣшнюю губернiю и переселиться въ другое мѣсто. Дѣйствительно, скоро онъ былъ назначенъ земскимъ начальникомъ, въ Вологодской губернiи и уѣхал.

Временное исполненiе должности правителя я поручилъ одному чиновнику своей канцелярiи и ранѣе того неоднократно исполнявшему съ успѣхом это дѣло. Но меня предупредили, что этотъ дѣйствительно способный человѣкъ, ведетъ крайне нетрезвую жизнь, а потому едва-ли можно на него полагаться. Я вызвалъ его къ себѣ, откровенно признался, что знаю объ его порокѣ и предупредилъ, что оставлю его на должности правителя, но лишь при условiи, что онъ перестанетъ пить. Тотъ далъ мнѣ торжественное обѣщанiе. Дѣйствительно, это былъ очень дѣльный, знающiй работникъ, владѣлъ хорошо перомъ, былъ въ обращенiи скроменъ и симпатиченъ. Мнѣ казалось, что я сдѣлалъ удачный выборъ. Къ сожалѣнiю, я скоро узналъ, что онъ продолжаетъ пьянствовать. Мнѣ никогда не приходилось видѣть его въ нетрезвомъ видѣ, замѣчать въ манкированiи службы. Онъ пьянствовалъ, очевидно, по ночамъ въ свободное время. Однажды онъ устроилъ цѣлый скандалъ на вокзалѣ и полицiймейстеръ доложилъ мнѣ о томъ при утреннемъ рапортѣ. Сдѣлавъ ему внушенiе, я предупредилъ, что повторенiя чего либо подобнаго я уже не стерплю.

Вскорѣ, однако, я долженъ былъ отказаться отъ его услугъ по совершенно другому поводу. Прiѣзжаетъ как-то ко мнѣ начальникъ губернскаго жандармскаго управленiя и заявляетъ, что имъ получены свѣдѣнiя, что мой правитель канцелярiи ведетъ переписку съ русскими революцiонерами в Женевѣ. Это было чрезвычайно неожиданно. Въ губернiи происходили въ это время аграрные безпорядки, велась политическая агитацiя, издавались чисто революцiонныя газеты. Когда получались донесенiя полицiи о таких происшествiяхъ, правитель очень сурово къ нимъ относился и совѣтывалъ мнѣ такiя крутыя мѣры въ борьбѣ съ ними, что я почти никогда съ нимъ не соглашался. Словомъ, я составилъ себѣ о немъ представленiе, какъ о крайнемъ «черносотенцѣ», какъ стали тогда говорить, котораго надо было удерживать отъ неумѣстнаго пересаливанiя. И вдругъ — переписка съ заграничными революцiонерами! Какъ мнѣ говорили потомъ, и жандармы этого не отрицали, все это дѣлалось подъ пьяную руку. Какъ бы тамъ ни было, держать его у самаго источника всѣхъ секретныхъ распоряженiй — было невозможно и я его удалилъ.

 

— 143 —

Секретныя зашифрованныя телеграммы онъ дешифрировалъ, а потому могъ овладѣть и ключемъ, а потому я сообщилъ объ этомъ случаѣ департаменту полицiи и просилъ прислать новый ключъ. Это было исполнено.

По рекомендацiи В. А. Бутлерова, городищенского предводителя дворянства и члена Государственная Совѣта отъ нашего губернскаго земства, я пригласилъ на должность правителя канцелярiи Д. С. Рыкунова, состоявшаго тогда земскимъ начальникомъ Городищенского уѣзда. Онъ все мое время въ Пензѣ оставался правителемъ и перешелъ къ Лилiенфельду-Тоаль, моему замѣстителю, вплоть до своей смерти.

Судьба Д. С. Рыкунова была полна неожиданностей.

Будучи человѣком съ хорошими средствами, довольно крупнымъ помѣщикомъ Пензенской губернiи, онъ учился въ университетѣ въ Москвѣ и кончилъ курсъ медицинскаго факультета съ отличiемъ. Своей спецiальностью онъ избралъ акушерство и былъ ассистентомъ профессора Снѣгирева. Счастье ему улыбнулось, практика установилась огромная и онъ зарабатывалъ крупныя деньги и жил широко и невоздержанно. Въ одно прекрасное утро — бросает все это и отправляется въ деревню хозяйничать. Хозяйство или не наладилось, или надоѣло, онъ продаетъ имѣнiе и пускается въ разныя предпрiятiя, до содержанiя извозчичьей биржи въ Одессѣ. Бросаетъ и это дѣло и поступаетъ на службу правителемъ канцелярiи пензенского губернатора графа Адлерберга. Съ графомъ вышло какое-то недоразумѣнiе, Рыкуновъ ушелъ въ отставку и поступилъ врачемъ в добровольный флотъ. Потомъ купилъ гдѣ-то въ Херсонской губернiи виноградники, поступилъ въ Пензенскую губернiю земскимъ начальникомъ и, наконецъ, занялъ должность правителя моей канцелярiи.

Это былъ уже немолодой человѣкъ, лѣтъ 50, очень общительный, большой юмористъ. Всѣ его знали и въ кабинетѣ правителя съ самаго утра толпились люди, кто по службѣ, кто просто поболтать. Не могу сказать, чтобы онъ изнурялъ себя работой, но у него было большое умѣнье поставить дѣло, подбирать работниковъ и заставлять ихъ работать, такъ что шло все очень исправно и, несмотря на мою требовательность и аккуратность, я былъ имъ совершенно доволен. Единственный его грѣхъ — он совсѣмъ не умѣлъ писать, такъ что всю важную министерскую переписку, а ее было тогда ужасно много, велъ я самъ до составленiя черновиковъ включительно.

Рыкуновъ был вполнѣ порядочный человѣкъ, въ лучшемъ значенiи этого слова. Я въ немъ особенно цѣнилъ то, что никогда онъ не являлся ко мнѣ со сплетнями, никогда не сообщалъ, кто и что говоритъ на мой счет. Часто принято думать, что преданность правителя канцелярiи губернатору заключается въ томъ, что онъ указываетъ, кому не слѣдуетъ довѣрять, кого нужно опасаться, кто куетъ противъ васъ интриги и т. п. К сожалѣнiю, такая преданность гроша ломаного не стоитъ и является попросту подхалимствомъ. Не говоря уже о томъ, что такiя свѣдѣнiя могутъ быть преувеличены и искажены, но даже если они вѣрны, то пользы отъ нихъ нѣтъ никакой, а между тѣмъ такiе разговоры

 

— 144 —

человѣка ужасно нервируютъ, выводятъ его изъ равновѣсiя и часто излишне восстановляютъ против вполнѣ безукоризненныхъ людей. Признаюсь, я отъ всего сердца презиралъ такую преданность и, насколько было можно, всегда съ мѣста-же ее пресѣкалъ.

Полицiймейстером у меня остался прежнiй г. Ивановъ, но также сталъ хлопотать о переводѣ въ другую губернiю, такъ какъ революцiонеры его жестоко травили за то, что он стрѣлялъ, якобы, въ мертваго убiйцу Александровскаго и въ этой стрѣльбѣ они усматривали глумленiе над прахомъ «мученика». Вскорѣ онъ переведенъ былъ полицiймейстером въ Каменецъ-Подольскъ.

На его мѣсто я пригласилъ В. Е. Андреева, нынѣшняго помощника начальника московской сыскной полицiи. Его мнѣ рекомендовал мой братъ.

Распорядокъ моего дня был такой: съ 11 до 2 прiемъ просителей, съ 3 часовъ различныя засѣданiя, а съ 8 часовъ вечера до поздней ночи разборка текущей переписки съ подробными резолюцiями для исполненiя.

Прiемъ просителей был двоякiй: служащiе и лица, извѣстныя находящейся при домѣ охранѣ, приглашались в прiемную рядомъ съ моимъ кабинетомъ и принимались мною по очереди въ кабинетѣ по докладу начальника домовой охраны старшего стражника Зиберова. Остальные лица направлялись внизъ въ канцелярiю и я принималъ ихъ тамъ въ кабинетѣ старшего чиновника особых порученiй.

Охрана дома состояла изъ 5 полицейскихъ стражниковъ съ Зиберовымъ во главѣ, ежедневно смѣнявшихся двухъ городовыхъ и старшего городового Мажарова, состоявшего при домѣ около 30 лѣтъ. Во время прiемов всѣ эти чины находились въ швейцарской внизу, а по окончанiи ихъ оставались на дежурствѣ 1 стражникъ и 1 городовой, остальные становились свободными.

Когда я спускался на прiемъ вниз, всѣ стражники выстраивались у дверей кабинета и просители проходили черезъ этот строй. Сдѣлано это было для предотвращенiя покушенiя. Стражники обязаны были слѣдить черезъ открытыя двери за подозрительными движенiями просителей.

Конечно, съ теченiемъ времени они перестали это исполнять, но на просителя все-таки производилось впечатлѣнiе бдительной охраны, отъ которой не уйдешь, что и требовалось. Никакихъ недоразуменiй на этой почвѣ не создавалось. Послѣднiе два года моего пребыванiя этотъ парадъ был отмѣненъ, такъ какъ стало спокойно и надобности въ особой охранѣ не было.

Не помню, засталъ ли я такой порядокъ или его установилъ новый полицiймейстеръ; но охрана губернаторскаго дома была учреждена еще до меня. Кажется, она появилась со времени С. А. Хвостова.

Мнѣ было совѣстно вначалѣ принимать просителей въ такой необычайной обстановкѣ, но я долженъ былъ признать эту мѣру вполнѣ благоразумной предосторожностью и ей подчинился.

Никакихъ докладовъ правителя канцелярiи у меня не было. В началѣ вся почта лично мною распечатывалась и бумаги, не требовавшiя вовсе исполненiя или исполнявшiяся по шаблону я 

 

— 145 —

отсылалъ въ канцелярiю, остальное для подробнаго ознакомленiя и резолюцiи откладывалось на столъ, рассматривалось мною вечеромъ и съ моими резолюцiями утромъ поступало къ правителю канцелярiи. Послѣднiй приходилъ съ докладомъ лишь въ случаѣ надобности въ разъясненiях или чего-либо въ этомъ родѣ.

Конечно, было бы проще выслушать краткiй докладъ правителя, но тогда бы ускользали отъ васъ весьма существенныя подробности, обрисовывающiя истинный характеръ дела, вы не были бы гарантированы отъ субъективнаго освѣщенiя сообщенiй, а главное исчезла бы всякая возможность слѣдить за работой отдѣльныхъ чиновъ, въ особенности полицiи, и доставлять себѣ хотя бы сколько-нибудь точное представленiе о томъ, что каждый изъ нихъ стоитъ. А потому я всегда самъ читалъ от доски до доски всякое донесенiе, всякое дознанiе. Въ переживаемое время это являлось очень тяжелой работой, такъ какъ дознанiя каждую почту поступали десятками, но для того, чтобы быть дѣйствительно въ курсѣе дѣла, работа такая являлась единственнымъ средствомъ.

Нѣсколько позднѣе я передалъ вице-губернатору всю шаблонную переписку: паспортное дѣло, справки о благонадежности, справки объ имущественномъ положенiи и т. п. Это хоть нѣсколько меня облегчило.

Очень утомляющей работой являлись также утреннiе прiемы. Каждый день къ вамъ является нѣсколько десятковъ лицъ съ самыми разнообразными дѣлами. Каждаго надо выслушать, сообразить дѣло, дать указанiя. Къ концу прiема прямо обалдеешь.

Особенно трудны бывали прiемы крестьянъ. Всѣ они обращаются къ губернатору непремѣнно съ какимъ-либо казуснымъ случаем, который нельзя разрѣшить у мѣстныхъ властей. Объясненiя ихъ всегда такъ длинны и сбивчивы, что понимать, о чемъ человѣкъ говоритъ и чего добивается, может лишь лицо, хорошо знающее законодательство о крестьянах. Этого рода просители отнимали много времени и въ моихъ глазахъ были наиболѣе важными, или вѣрнѣе, требующими наибольшего вниманiя и участiя. Я никогда не отдѣлывался отправкой просителей въ подлежащее крестьянское учрежденiе, а если безъ этого обойтись было нельзя, то снабжалъ ихъ записками отъ себя, долженствовавшими обратить на эти дѣла особое вниманiе. Правда, такой способъ былъ сопряженъ съ однимъ большимъ неудобствомъ: многiе крестьяне рѣшили по каждому дѣлу обращаться непремѣнно къ губернатору, а не къ тѣмъ властямъ, къ которымъ было нужно. Приходилось поэтому тратить время на выслушиванiе дѣла и кончать указанiем, что слѣдуетъ обратиться къ земскому начальнику или въ другое учрежденiе.

Но дѣлать было нечего и приходилось съ этимъ терпѣливо мириться.

Вот у этой-то работы я и увидѣлъ, какъ важно губернатору хорошо знать законы о крестьянах. Без этого знанiя онъ не мо-

Читать далле
Подняться к началу

146-161

  

— 146 —

жетъ исполнять одной изъ весьма серьезныхъ обязанностей своей должности.

Разскажу здѣсь объ одномъ курьезномъ случаѣ, доказавшимъ, что раздѣленiе просителей на извѣстныхъ охранѣ и ей неизвѣстныхъ было очень цѣлесообразнымъ и представляло собою дѣйствительную гарантiю безопасности.

Просители неизвѣстные по установившемуся распорядку опрашивались предварительно чиновникомъ особыхъ порученiй очень часто въ присутствiи полицiймейстера для наведенiя по каждому дѣлу до моего выхода предварительныхъ справокъ, если это было нужно.

В самый разгаръ у насъ террора, когда, каких-нибудь 3-4 головорѣза, объявившихъ себя соцiалъ-революцiонерами, считали возможнымъ выносить и приводить в исполненiе смертные приговоры, въ г. Нижнемъ Ломовѣ собралась тайная сходка такихъ революцiонеровъ и постановила меня убить. Для совершенiя убiйства была назначена одна изъ земскихъ учительницъ, входившихъ въ этотъ кружокъ, и она должна была явиться ко мнѣ на прiемъ просить, якобы, отдѣльный отъ мужа видъ на жительство и въ это время совершить убiйство. Мѣстный жандармскiй надзоръ узнал о такомъ рѣшенiи и извѣстилъ о томъ начальника губернскаго жандармскаго управленiя. Мнѣ стало это извѣстнымъ.

Нѣсколько дней спустя какъ-то утромъ входитъ ко мнѣ въ кабинетъ очень взволнованный полицiймейстеръ и заявляетъ, что внизу ожидаетъ прiема молодая особа изъ Нижняго-Ломова, желающая получить отдѣльный отъ мужа видъ. По внѣшнему виду эта особа очень подозрительна, держитъ себя чрезвычайно развязно. Полицiймейстеръ пришелъ спросить, какъ тутъ быть въ виду сообщенiя жандармскихъ властей. Мы рѣшили эту особу вѣжливо попросить въ полицiю и тамъ ее обыскать.

Полицiймейстеръ, спустившись отъ меня въ канцелярiю, подходитъ къ этой дамѣ и проситъ ее пожаловать въ городское полицейское управленiе.

— Это зачѣмъ еще? — спросила она. — Я тутъ не одна, со мной моя мать ожидаетъ на улицѣ.

Полицiймейстеръ сказалъ, что и мать пригласитъ вмѣстѣ съ нею.

Дѣйствительно, у крыльца стояла пожилая особа и что-то у нея подъ мантилькой оттопыривалось. Дѣло было лѣтомъ. Полицiймейстеръ быстро подошелъ къ ней, откинулъ полы мантильки и увидѣлъ въ рукахъ небольшой сакъ, съ чѣмъ-то круглымъ внутри. Выхвативъ сакъ и открывъ его, полицiймейстеръ нашелъ большой кошель съ мѣдными деньгами. Воображенiе ему рисовало бомбу. Это обстоятельство хотя и значительно его охладило, тѣмъ не менѣе онъ повелъ ихъ в управленiе и черезъ приглашенную женщину обыскалъ обѣих, ничего не нашелъ и сейчасъ же сказать мнѣ о томъ по телефону.

Я приказалъ эту просительницу пригласить ко мнѣ, принялъ ее в кабинетѣ и сталъ перед ней очень извиняться за причиненное безпокойство, разсказавъ кратко, почему прошлось причинить ей эту непрiятность.

 

— 147 —

Дама эта, оказавшаяся дѣйствительно замужней женщиной, держала себя какъ на обыскѣ, такъ и у меня въ кабинетѣ очень странно: никакихъ признаковъ волненiя, ироническая улыбка не сходила съ устъ. Мои извиненiя она еле слушала, какъ нѣчто совсѣмъ ей неинтересное и, пожалуй, надоѣдливое.

Дѣла своего, которое ее привело ко мнѣ, она не пожелала изложить и ушла даже не поклонившись. На мой все-таки достаточно опытный глазъ, не подлежало сомнѣнiю, что особа эта уже искусилась въ политическихъ передрягахъ и приходила не спроста. Можетъ быть ей нужно было для чего-нибудь уяснить для себя обстановку, въ которой происходитъ прiемъ, т. е. она сдѣлала, так сказать, рекогносцировку. Во всякомъ случаѣ искать объясненiя ея поведенiя въ томъ, что она была подавлена случившейся непрiятностыо, никакъ не приходилось.

Полицiймейстеръ очень настаивалъ, чтобы я ѣздилъ по городу съ конвоемъ. Но я категорически отъ этого отказался. Такая серьезная предосторожность дѣлала бы революцiонерамъ слишкомъ много чести и показывала бы, что ихъ уж черезчуръ опасаются. Напротивъ того, здѣсь еще чаще, чѣмъ в Самарѣ, я выходилъ изъ дому пѣшком, въ форменномъ платьѣ и гулялъ нарочно по виднымъ улицамъ. Конечно, я не могу сказать, чтобы во время этихъ прогулокъ я очень наслаждался моцiономъ, но это нужно было и приносило мнѣ по возвращенiи домой полное успокоенiе. Смѣшно было наблюдать, какъ неохотно бесѣдовали со мной встрѣчавшiеся на прогулкѣ знакомые и какъ пристально они оглядывались по сторонамъ, торопясь поскорѣе уйти.

Губернскимъ предводителемъ дворянства во время моего губернаторства состоялъ все время, нынѣ покойный, Дмитрiй Ксенофонтовичъ Гевличъ, праздновавшiй в 1911 году, когда я былъ губернаторомъ в Перми, тридцатилѣтнiй юбилей предводительской службы. Пензенское дворянство любезно пригласило меня на этотъ юбилей и я съ особеннымъ удовольствiем] воспользовался приглашенiемъ. Оно давало мнѣ возможность засвидѣтельствовать Дмитрiю Ксенофонтовичу искреннее мое уваженiе, да кстати было очень прiятно повидать многочисленныхъ друзей и добрыхъ знакомыхъ, мною оставленныхъ въ Пензѣ.

Д. К. Гевличъ былъ въ это время уже глубокимъ старикомъ семидесяти съ лишком лѣтъ. Он аккуратно высиживалъ утомительныя губернскiе земскiе и дворянскiе собранiя, принималъ участiе в пренiях, но другiя засѣданiя, гдѣ онъ состоялъ по должности своей членомъ, посѣщалъ уже очень рѣдко. Еще очень недавно онъ въ этомъ отношенiи был аккуратнѣе всѣхъ, но теперь силы уже ему измѣнили.

Это былъ человѣкъ нѣжно добраго сердца, но, Боже, какими колючками было оно покрыто снаружи! До рѣдкости отрывистый тонъ, постоянное перебиванiе собесѣдника прямо вызывающими «что-съ?», не иссякающая насмѣшливость, доходящая до грубости, все это васъ прямо огорошивало съ первого свиданiя съ нимъ и заставляло думать: «какой это непрiятный человѣкъ». Но если вы обидитесь такимъ обращенiемъ и свою обиду выкажете, онъ такъ правдиво, не мѣняя впрочемъ своего арогантного тона, отри-

 

— 148 —

цалъ всякое намѣренiе нанести вамъ обиду, что у васъ и тѣни сомнѣнiя не оставалось, что это именно такъ и что тутъ только чудаческая привычка. Тѣмъ не менѣе даже люди, давно знавшiе Дмитрiя Ксенофонтовича, никакъ не могли освоиться съ этимъ тономъ и въ его присутствiи не умѣли отдѣлаться отъ непрiятной принужденности.

Когда-то это былъ человѣкъ свѣтлого ума, но теперь умъ этот явно утомился и блисталъ лишь изрѣдко ядовитымъ сарказмомъ. Къ правительству онъ относился какъ-то пренебрежительно, губернаторовъ явно третировалъ, но дѣлалъ это не потому, что держался оппозицiонныхъ воззрѣнiй, а изъ желанiя, мнѣ кажется, подчеркнуть свою независимость. Напримѣръ, обращаясь съ губернаторами почти грубо, останавливаясь на той грани, одинъ шагъ за которую неминуемо долженъ былъ бы вызвать энергичный отпоръ, онъ считалъ своимъ долгомъ бывать у нихъ съ визитомъ въ вицъ-мундирномъ фракѣ при звѣздах всякiй разъ, когда прiѣзжалъ въ Пензу. Къ особѣ Государя онъ относился съ величайшимъ благоговѣнiемъ и находилъ для этого глубоко почтительныя выраженiя.

Участливъ къ нуждѣ былъ удивительно, помогалъ всѣмъ без разбора, но дѣлалъ это своимъ крайне удручающимъ тономъ. Управляющiiе, говорятъ, обкрадывали его нагло. У него были, якобы, постоянные неурожаи, низкiя цѣны на хлѣбъ, на которыя онъ постоянно жаловался.

Состоянiе у Гевлича было очень хорошее, но на себя лично тратилъ он немного. Послѣднiе годы не держалъ даже въ Пензѣ квартиры, а жилъ во второстепенной гостиницѣ Треймана, гдѣ останавливались многiе дворяне и дворянки, когда онѣ прiѣзжали одинокими. Въ гостиницѣ этой было очень спокойно и прилично.

Вотъ образчикъ его отношенiй къ губернатору. Мнѣ надо было какъ-то переговорить съ Гевличемъ по весьма непрiятному дѣлу ареста секретаря дворянства, уличеннаго въ революцiонных шашняхъ. Секретаря этого онъ всячески отстаивалъ, вѣроятно, привыкнувъ къ нему за долгую свою службу, несмотря на то, что большинство дворянства было этимъ очень недовольно. Предчувствуя грозу и желая ее какъ-нибудь ослабить, я рѣшилъ поѣхать къ нему на домъ и спросилъ по телефону, можетъ ли онъ меня принять. Человѣк мнѣ на это отвѣчаетъ, самъ Гевличъ не могъ говорить по телефону:

— Дмитрiй Ксенофонтовичъ не может васъ принять, онъ сейчасъ уезжаетъ.

Меня взорвалъ такой ответъ. Вѣдь я имѣю право по закону предложить ему явиться ко мнѣ по дѣламъ службы. Я дѣлаю любезность, намѣреваясь лично прiѣхать, и онъ отказывается меня принять! Это прямо дерзость и рѣшительно ничѣмъ къ тому же не вызванная. Я уже хотѣлъ звать правителя канцелярiи и приказать ему написать оффицiальную повѣстку съ вызовомъ къ опредѣленному времени къ себѣ въ домъ, какъ входит Зиберовъ съ докладомъ:

— Прiѣхали Дмитрiй Ксенофонтовичъ Гевличъ и просятъ ихъ принять.

 

— 149 —

У меня отлегло от сердца, такъ какъ посылка повѣстки вызвала бы несомнѣнно бурю. Я забылъ сказать, что Гевличъ въ тоже время состоялъ членомъ Государственнаго Совѣта по выбору дворянства. Получи онъ такую повѣстку, при его самолюбiи и высокомъ понятiи о своемъ званiи онъ сейчасъ же бы началъ разсылать телеграммы въ Петербургъ съ жалобами и, конечно, вышла бы цѣлая исторiя.

Въ первую пасхальную заутреню, которую я проводилъ въ Пензѣ, въ соборъ прiѣхалъ и Гевличъ. Когда надо было подходить ко кресту, я, желая быть любезнымъ въ отношенiи почтеннаго члена Государственнаго Совѣта, уступилъ ему дорогу первому подойти. Гевличъ не хотѣлъ и нѣсколько секундъ мы другъ передъ другомъ щеголяли любезностью и уступчивостью.

— Да пойдете-ли вы, наконецъ, — во весь голосъ закричалъ грубо Гевличъ, точно его кто-то смертельно обидѣлъ.

Я переконфуженный поскорѣе направился ко кресту, давая зарокъ на будущее время никогда не пускаться въ авансы съ такимъ брюзжащимъ старцемъ.

Наши отношенiя въ общемъ были совершенно приличны и когда я оставлялъ Пензу, Гевличъ выказалъ мнѣ много симпатiи и нарочно прiѣхал на мои проводы, хотя собирался уѣзжать за границу. Въ своей рѣчи на обѣдѣ в мою честь онъ, между прочимъ, сказалъ, что за его продолжительное предводительское служенiе онъ зналъ въ Пензѣ двух хорошихъ губернаторовъ — князя Святополкъ-Мирского и меня.

Пензенскимъ уѣзднымъ предводителемъ состоялъ и нынѣ состоит Андрей Никифоровичъ Селивановъ. Он служилъ когда-то въ Л.-Гв. драгунскомъ полку у насъ въ Новгородскомъ уѣздѣ и былъ полковымъ адьютантомъ, но я его тогда не зналъ. Познакомился я съ нимъ у князя Кугушева въ первый мой прiѣздъ сюда, но это знакомство ограничилось лишь поклонами. Во время моего губернаторства я съ нимъ сошелся гораздо ближе и у насъ установились прекрасныя отношенiя.

Он былъ въ полномъ смыслѣ слова хозяиномъ своего уѣзда и всѣ уѣздныя власти были у него въ безусловномъ подчиненiи. Онъ не допускалъ ничьего вмѣшательства въ дѣла уѣзда и разсматривалъ всякое распоряженiе, изданное безъ его вѣдома, или несогласное съ его мнѣнiемъ, какъ личное для себя оскорбленiе и ужасно бурно на это реагировалъ.

— Ваше губернское присутствiе, Богъ знаетъ, что позволяетъ себѣ дѣлать, — часто говорил онъ мнѣ, вихремъ входя въ мой кабинетъ.

На повѣрку оказывается, что губернское присутствiе осмѣлилось кассировать какое-нибудь совершенно непринципiальное дѣло, утвержденное пензенскимъ съѣздомъ. И так во всемъ. Первое время, пока я къ нему не привыкъ и пока не убѣдился, что онъ дѣйствительно превосходно освѣдомленъ во всѣхъ уѣздныхъ дѣлахъ и ведетъ ихъ твердо и разумно, эти его невоздержанные протесты меня очень раздражали и стоило большого труда не отвѣтить ему какою-нибудь резкостью. Потом такая кипучая горячность заставляла меня лишь улыбаться, тѣм болѣе, что такъ

 

— 150 —

было легко смягчить его негодованiе и привести къ спокойной милой бесѣдѣ добрѣйшаго Андрея Никифоровича.

В трудныя времена революцiи это знанiе уѣзда и полная обо всемъ освѣдомленность была мнѣ очень полезна и его совѣты, всегда дѣльные и практичные, много мнѣ помогли и я съ благодарностью о нихъ вспоминаю.

Селивановъ былъ влюбленъ въ старо-дворянскiе обычаи и пышныя оффицiальные церемонiи. И умѣлъ же онъ зато ихъ устраивать! Если онъ брался за устройство какого-либо торжества, то смѣло можно было поручиться, что все выйдетъ грандiозно и нарядно, все будетъ предусмотрѣно до порядка произнесенiя тостов. Но Боже упаси, было не подчиниться установленной имъ программѣ: он негодовалъ, возмущался, и обязательно заставлялъ ей покориться.

У себя дома онъ любилъ хорошо принять. И въ день имянинъ его самого и своей добрѣйшей жены Марiи Александровны, урожденной Араповой, закатывалъ лукуловскiе пиры, на которые съѣзжалось все пензенское общество въ Оленевку, имѣнiе его верстахъ въ 20 отъ Пензы, гдѣ он жилъ круглый годъ.

Въ самое ужасное время революцiи, когда ежедневно горизонтъ обагрялся заревомъ загоравшихся помѣщичьихъ усадьбъ, когда кругомъ происходили убiйства, самыя вопiющiя насилiя, усадьбы эти не пустѣли и даже одинокiя женщины в пучинѣ такой смертельной опасности не бѣжали въ города, гдѣ была все-таки какая нибудь защита, а сидѣли у себя дома, хотя многiя изъ нихъ имѣли вполнѣ достаточныя средства не только жить въ городѣ, а уѣхать за границу. Въ Пензенской губернiи было много такихъ мужественныхъ помѣщицъ. Собственные мужики разсказывали имъ чудовищные ужасы, по ночамъ ждали, что вотъ-вотъ подпалятъ домъ, доброжелатели изъ деревни прямо указывали имъ время, когда усадьбы ихъ подожгутъ или разграбятъ, и онѣ все это терпѣли и не уѣзжали. Та самая слабонервная женщина, которая, казалось, упадетъ въ обморокъ отъ первой неожиданности, могла какой-то непонятной силой преодолѣвать весь этотъ ужасъ, передъ которымъ пасовали многiе мужчины. Когда опасность становилась уже очевидно неотвратимой, онѣ прiѣзжали въ Пензу и умоляли дать имъ какую-нибудь охрану. Гдѣ только была можно, я съ радостью исполнялъ эти просьбы, но часто принужденъ былъ отказывать, такъ какъ войскъ было мало и ихъ полагалось держать цѣлыми ротами, и я принужденъ былъ ограничиваться по необходимости посылкой одного, двухъ стражниковъ.

Помню ужасное происшествiе со старухой Обуховой въ Мокшанскомъ уѣздѣ. Она жила со своей уже пожилой дочерью. Окрестныя селенiя были сильно распропагандированы и представляли собою настоящiй революцiонный очагъ, руководимый, повидимому, однимъ молодымъ батюшкой и сельскимъ учителемъ. Очагъ этотъ поддерживалъ дѣятельную связь съ Пензой и велосипедисты весьма подозрительной наружности то и дѣло тутъ сновали. Всѣ помѣщики объ этомъ знали, но уликъ преступности никакихъ добыть не удавалось а потому все оставалось безъ какого либо воздѣйствiя.

 

— 151 —

Однажды вечеромъ, когда старуха Обухова сидѣла съ дочерью у лампы въ гостиной съ открытыми окнами, вдругъ черезъ эти окна вскакиваютъ къ нимъ нѣсколько замаскированныхъ людей и угрозами револьверами приковали ихъ къ мѣсту и запретили звать на помощь. Люди эти обшарили весь домъ, пристрастили горничную и захватили съ собой серебро, наличныя деньги, электрическiе ручные фонари и, приказавъ Обуховымъ не двигаться съ мѣста, стали съ награбленнымъ выскакивать изъ оконъ. Старуха Обухова въ догонку послала имъ укоры в разбойничествѣ. Тогда одинъ изъ этихъ негодяевъ, уже стоя на окнѣ, выстрѣлилъ и убилъ дочь Обуховой, которая упала на плечо матери бездыханной.

Только послѣ этой ужасной катастрофы Обухова рѣшила бросить деревню и переѣхала въ Пензу. Когда она сидѣла въ поѣздѣ съ горничной, послѣдняя случайно выглянула въ окно и узнала на станцiи одного изъ грабителей. Она такъ и затряслась отъ страха. Было сообщено жандарму, который и арестовалъ этого человѣка, оказавшагося учителемѣ, кажется, Миловымъ по фамилiи.

Этот господинъ на слѣдствiи доказалъ, что во время убiйства и грабежа былъ совсѣмъ въ другомъ мѣстѣ и не могъ принимать участiя въ преступленiи. Было ли тутъ подстроенное заблаговременно alibi, или горничная дѣйствительно опозналась, сказать, конечно, трудно. Я склоняюсь къ послѣднему.

Бѣдная г-жа Обухова очень долго была подъ впечатлѣнiемъ пережитого ужаса, такъ что для ея успокоенiя я велѣлъ поставить особый постъ городового противъ оконъ ея комнаты въ гостиницѣ Треймана, гдѣ она тогда временно поселилась.

Самые энергичные розыски полицiи какъ общей, такъ и жандармской, безчисленные обыски у возможныхъ участниковъ этого дѣла не дали ни малѣйшихъ указанiй на причастность кого бы то ни было. Такимъ образомъ это возмутительное преступленiе осталось неотомщеннымъ, что, разумѣется, сдѣлало революцiонеровъ еще болѣе увѣренными въ своихъ силахъ.

Оставалось лишь выслать изъ губернiи въ административномъ порядкѣ извѣстныхъ вожаковъ броженiя, но они сами сейчасъ же послѣ убiйства Обуховой скрылись и, какъ стало потомъ извѣстно, знаменитый батюшка уѣхалъ в Сибирь, гдѣ за нимъ было установлено наблюденiе.

Года два спустя въ бытность Мокшанскимъ исправникомъ г-на Соколовского стали получаться указанiя на авторовъ убiйства. Мѣстный волостной старшина, который, оказывается, был въ курсѣ всего дѣла, какъ и все остальное населенiе, понемногу сталъ давать указанiя полицiи, но черезъ нѣсколько дней былъ найденъ мертвымъ въ своей клѣти, при чемъ былъ пущенъ слухъ, что онъ опился.

Когда же стало извѣстнымъ, что онъ давалъ кое какiя свѣдѣнiя, его тѣло было изъ могилы вырыто, подвергнуто химическому изслѣдованiю и въ желудкѣ былъ найденъ мышьякъ въ дозѣ абсолютно смертельной.

Вот тогда то я разрѣшилъ исправнику въ этомъ селѣ установить постоянное секретное наблюденiе. Было взято на имя агента

 

— 152 —

свидетельство на пивную лавку, дано ему соотвѣтствующее оборудованiе и онъ самъ тамъ поселился въ качествѣ содержателя пивной. Этотъ агентъ понемногу сталъ добывать весьма цѣнныя свѣдѣнiя, но дѣло завершилось уже послѣ моего ухода изъ Пензы и я не освѣдомленъ, какъ оно кончилось.

Другой примѣръ удивительного безстрашiя помѣщицъ, хотя лишь отчасти касавшiйся Пензы, запечатлѣлся особенно ярко въ моей памяти потому, что я встрѣчалъ мужа этой дамы въ Новгородѣ, гдѣ онъ командовалъ артиллерiйской бригадой. Я говорю о m-me Ляховичъ. Она жила собственно въ Саратовской губернiи, но у границы съ Пензенской, и имѣла дѣла по продажѣ земли въ Пензенскомъ отдѣленiи крестьянскаго банка. Однажды, прiѣхавъ ко мнѣ проситъ содѣйствiя къ ускоренiю ее дѣла въ отдѣленiи банка, она кажется сама разсказала мнѣ о техъ ужасахъ, которые ей пришлось пережить. У m-me Ляховичъ былъ сынъ, мальчикъ лѣтъ 13, тяжко больной туберкулезомъ. Онъ совсѣмъ не ходилъ, а был неподвижно прикованъ къ носилкамъ. Мать вмѣстѣ съ дѣтьми прiѣхала в усадьбу одна, такъ какъ самъ г. Ляховичъ былъ въ это время назначенъ въ Петербургъ въ главное артиллерiйское управленiе и оставить службы не могъ.

Недалеко от господскаго дома была сложена огромная скирда соломы. И вотъ в одно прекрасное утро эту солому подожгли, очевидно, съ цѣлыо, чтобы пожаръ перекинулся на домъ. Рабочiе, какъ это всегда бывало въ случаяхъ нападенiя мужиковъ на усадьбы, куда то безъ слѣда скрылись и m-me Ляховичъ оказалась брошенной одна одинешенька передъ опасностью заживо сгорѣть. Кое-какъ съ помощью, кажется, привезенной изъ Петербурга горничной, она лично успѣла вынести носилки съ неподвижнымъ мальчикомъ въ безопасное мѣсто и, сгруппировавъ, около себя дѣтей, безпомощно стала смотрѣть, угодно будетъ судьбе зажечь домъ и уничтожить все имущество или она его пощадитъ. Можно себѣ представить, что должна была пережить эта семья въ такiе минуты. Къ счастью, огонь на домъ не перекинулся и пожаръ ограничился одной соломой. Но вѣдь слѣдовало ожидать, что неудавшаяся попытка сжечь усадьбу будетъ возобновлена и, можетъ быть, это случится ночью во время сна, поэтому благоразумiе настоятельно требовало немедленно бросить усадьбу и вернуться, ну, хоть въ тотъ же Петербургъ. M-me Ляховичъ все-таки осталась, отдавшись подъ охрану полицейскихъ стражниковъ, призрачность которой не могла не быть для нее ясной.

Въ это время крестьяне потеряли вѣру въ изданiе закона о принудительномъ въ ихъ пользу отчужденiи помѣщичьей земли и обратились къ другой тактикѣ добиться той же цѣли. Разумѣется, такая тактика была внушена имъ пропагандой. Они стали систематически уничтожать огнемъ рѣшительно всѣ строенiя въ усадьбахъ. Началось, конечно, съ дальнихъ сараевъ, скотныхъ дворовъ и т. п., но кольцо постепенно суживалось и доходило, наконецъ, до господскаго дома. Одна и та же усадьба притерпѣвала десятки поджоговъ, слѣдовавшихъ одинъ за другимъ. Расчетъ тутъ былъ въ томъ, чтобы терроризовать помѣщиковъ, вынудить ихъ уйти изъ усадебъ, уничтоживъ жилье, дѣлавшее невозможнымъ дальнѣйшее

 

— 153 —

там пребыванiе, и съ отчаянiя продать крестьянскому банку землю за безцѣнокъ, которая, конечно, послѣднимъ будетъ якобы продана мужикамъ, но Государственная Дума освободитъ покупщиковъ отъ платежей и земля в концѣ концовъ достанется даромъ. Съ этого времени заемщики крестьянскаго банка перестаютъ вносить срочные платежи. Процедура устраненiя неаккуратныхъ плательщиковъ, рассчитанная на нормальное теченiе жизни, чрезвычайно длительна, а потому она на довольно продолжительный срокъ питала иллюзiи крестьянъ, что такой отказъ отъ срочныхъ платежей не будетъ имѣть гибельныхъ послѣдствiй. Когда же стряслось надъ ними во многихъ мѣстах дѣйствительное отобранiе купленной земли и безслѣдная гибель ранѣе внесенныхъ денегъ, поднялся стонъ и плачъ, но было уже поздно.

 

Впрочемъ такое отбранiе явилось въ большинствѣ случаевъ вовсе ужъ не катастрофой для многихъ покупщиковъ. Вѣдь банкъ не могъ эти земли держать долго за собой и принужденъ былъ ихъ продать тѣмъ же прежнимъ покупщикамъ, исключивъ только наиболѣе неблагонадежные элементы, такъ что дѣло ограничилось утратой части уплаченныхъ взносов. Лишь основанiя продажи нѣсколько измѣнились, такъ какъ банк совершенно устранилъ из своей практики товарищескiя сдѣлки и перешелъ къ единоличнымъ продажамъ.

Перечислять здѣсь хотя бы наиболѣе видные поджоги нѣт никакой возможности: ихъ были тысячи. Скажу лишь о нѣкоторыхъ, которые по той или иной причинѣ особенно запечатлѣлись у меня въ памяти.

Въ Мокшанскомъ уѣздѣ было имѣнiе г. Молоствова, потомка по женской линiи Суворова. Въ этомъ имѣнiи было совершено около 8 поджоговъ, такъ что въ концѣ концовъ сгорѣли рѣшительно всѣ постройки до заборовъ включительно. Молоствовъ переѣхалъ жить вѣ Пензу, а приказчикъ долженъ былъ нанять квартиру въ деревнѣ, которую ему сначала до принятiя мѣръ противъ главныхъ смутьяновъ ни за что мужики не хотѣли отдавать. Полицiи, путемъ подробнаго дознанiя удалось установить главнѣйшихъ виновниковъ поджоговъ, но возбудить судебное преслѣдованiе было рѣшительно невозможно: всѣ, давшiе полицiи показанiе, заявили совершенно категорически, что если ихъ слова получатъ огласку, то они отъ всего откажутся, не желая быть убитыми; таковъ былъ страхъ, наведенный на мирныхъ людей революцiонерами или «забастовщиками», какъ ихъ величали крестьяне.

По этому дѣлу я самъ лично выѣзжал въ деревню, и это былъ мой первый выѣздъ на безпорядки въ Пензенской губернiи, оттого я его такъ хорошо помню.

Войскъ я туда не вызывалъ, а къ своему прiѣезду лишь послалъ человѣкъ 20 стражи. Дѣло было въ воскресенье. Когда я подъѣхалъ къ сельскому сходу, онъ былъ окруженъ тысячной толпой любопытныхъ, собравшихся изъ сосѣднихъ деревень посмотрѣть, какъ начальство будет кричать, а толку все-таки не добьется. Заметны были люди выпившiе. Нѣкоторые изъ нихъ, слишкомъ развязно выдвинувшiеся впередъ ко мнѣ на глаза, были съ мѣста

 

— 154 —

же мною выдернуты изъ толпы и отправлены къ отряду стражи, стоявшему всторонѣ. Я нарочно не объявилъ, какое имъ будетъ наказанiе, а потому, какъ это всегда бываетъ, воображенiе сразу присмирѣвшей и переставшей посмѣиваться толпы стало рисовать себѣ самыя страшныя картины экзекуцiи.

Приказавъ окружить себя участникаимъ схода, я объявилъ, что все дѣло нескончаемыхъ поджоговъ мнѣ уже извѣстно во всѣхъ подробностяхъ и если у нихъ есть хоть малѣйшее сознанiе своей виновности, они сами должны мнѣ указать главныхъ виновниковъ. Глубочайшее молчанiе. Повторив раза два это приглашенiе съ таким же успѣхомъ, я вынулъ заранѣе составленный списокъ, съ указанiемъ, въ чемъ именно заключалась вина каждаго, и сталъ вызывать внесенныхъ туда поочередно. Вызовъ каждаго лица и особенно подробное изложенiе того, въ чемъ онъ виновенъ, производило огромное на всѣхъ впечатлѣнiе. Должно быть, всѣ участники этого гнусного злодѣянiя были слишком увѣрены, что власти не въ состоянiи будутъ въ дѣлѣ разобраться и ихъ поступки останутся навсегда неизвѣстными, а потому и безнаказанными. Отобрав такимъ образомъ человѣкъ 12, я объявилъ, что этихъ лицъ я арестую и деревня ихъ болѣе не увидитъ, такъ какъ они будут высланы в отдаленныя губернiи. Но этим дѣло не ограничится, розыски будут продолжаться и всѣхъ виновныхъ, изобличенныхъ въ участiи въ этомъ преступленiи, сколько бы ихъ ни оказалось, постигнетъ та же участь. Требую, чтобы они держали себя смирно, ибо малѣйшiй проступокъ постигнетъ суровая кара.

Какъ ни велико было число арестованныхъ, черезъ мѣсяцъ примѣрно розыскъ полицiи установилъ еще 5 человѣкъ, у которыхъ при обыскѣ нашли революцiонную литературу, запасы фитилей, свертки фосфору, много пороху, словомъ целую лабораторiю для поджоговъ. При этом выяснилась самая процедура поджогов. Кусокъ завернутаго въ плотную ткань фосфора или мѣшечекъ съ порохом соединялся съ довольно длиннымъ фитилемъ, обработаннымъ селитрой. Фосфоръ или порохъ укладывался на крышѣ или вообще на поджигаемомъ предметѣ, предварительно смоченномъ керосиномъ, и конецъ фитиля зажигался. Пока огонь дойдетъ до фосфора или пороха, поджигатель успѣетъ далеко отойти и умышленно броситься кое кому на глаза, создавъ, себѣ alibi. Ходили слухи, что у революцiонеровъ былъ изобретенъ особый составъ, который отъ дѣйствiя солнечныхъ лучей самъ собою загорался. Но доказательствъ правдивости этихъ слуховъ найдено тогда не было.

В Чембарскомъ уѣздѣ у помѣщика Мачинскаго, неладившаго давно съ своими крестьянами, было произведено 3 или 4 поджога, уничтожившихъ большую часть усадьбы. Слѣдствiе напало неожиданно на слѣды цѣлой шайки поджигателей, сорганизованной не болѣе не менѣе какъ мѣстнымъ священникомъ, очень уже пожилымъ человѣкомъ. Улики противъ священника были такъ велики, что прокурорскiй надзоръ взялъ его подъ стражу и отправилъ въ Пензенскую тюрьму, какъ болѣе надежную. Жандармская полицiя параллельно производила разслѣдованiе о дѣятельности этого священника и получила прямо изумительный матерiалъ. Он оказался

 

— 155 —

ярымъ революцiонеромъ, имѣвшимъ связи чуть ли не съ центральными организацiями.

Вѣсть о заключенiи въ тюрьму священника получила громкую огласку и взволновала всѣ консисторскiе круги, воздѣйствовавшiе на мѣстнаго преосвященнаго, очень добраго и мягкаго человѣка. Очевидно, духовенство не было посвящено въ дѣло и считало, что арестъ произведенъ лишь по подозрѣнiю. Преосвященный прiѣхалъ ко мнѣ и взволнованно сталъ говорить о томъ соблазнѣ, который, вызвалъ арест духовнаго лица.

Я постарался ознакомить владыку со всѣми извѣстными мнѣ подробностями дѣла, доказывалъ, что оставленiе на свободѣ человѣка, уличаемаго въ столь чудовищномъ преступленiи, по нынѣшнему времени было бы гораздо большимъ соблазном, что арестъ произведенъ судебными властями, въ дѣйствiя которыхъ я вмѣшиваться не имѣю права, — владыко ничего не хотѣлъ слушать и уѣзжая отъ меня, объявилъ, что сейчасъ же будетъ жаловаться обер-прокурору Синода по телеграфу.

Это неожиданное вмѣшательство преосвященнаго въ сферу уголовной компетенцiи, какъ и вообще его необыкновенная мягкость по отношенiю политиканствующихъ батюшекъ, грозила значительно усложнить борьбу со смутой, ибо у насъ, к сожалѣнiю, нѣкоторые чины духовенства слишкомъ горячо вмѣшивались въ область политики и будоражали своихъ и безъ того взвинченныхъ агитацiей прихожанъ. Я счелъ своимъ долгомъ подробно обо всемъ написать П. А. Столыпину и в результатѣ въ Пензу былъ назначенъ болѣе энергичный архiерей, преосвященный Митрофанъ.

Это мое письмо, какъ потомъ оказалось, было широко использовано нѣкоторыми членами союза русскаго народа и на меня обрушилась травля, какъ на врага православной церкви.

Я просилъ министра передать это дѣло на разсмотрѣнiе военнаго суда. Заключенный въ тюрьму священникъ, вѣроятно, черезъ навѣщавшую его жену, всѣми мѣрами старался воздѣйствовать на свидѣтелей, которые на судѣ и отреклись отъ данныхъ на предварительномъ слѣдствiи показанiй. Судъ священника оправдалъ.

По протесту военнаго прокурора этотъ приговоръ был отмѣненъ по формальнымъ основанiiямъ, но и при вторичномъ разборѣ свидѣтели снова измѣнили свои первоначальныя показанiя и судъ вторично его оправдалъ. Для священника, все кончилось сравнительно благополучно и онъ былъ лишь переведенъ из прихода.

Другiе участники этого дѣла понесли наказанiе.

Вообще это памятное дѣло было сопряжено для меня съ большими неприiятностями, о которых когда нибудь я подробнѣе разскажу.

Въ Керенскомъ уѣздѣ совершенно сожгли усадьбу земскаго начальника, впослѣдствiи предсѣдателя мѣстной земской управы Волжинскаго и оставили его прямо подъ открытымъ небомъ, такъ что я вынужденъ былъ ходатайствовать о выдачѣ ему хоть какого нибудь пособiя. Всемъ были извѣстны поджигатели, но доказательствъ получить было нельзя. Въ отношенiи, кажется, двухъ изъ нихъ пришлось примѣнить высылку изъ губернiи въ административномъ порядкѣ.

 

— 156 —

Кстати об этой мѣрѣ. Существуешь мнѣнiе, что такая высылка представляется весьма нецѣлесообразнымъ наказанiемъ. Неспокойные элементы молъ изъ одного мѣста Имперiи перебрасываются въ другiя и своими бреднями заражаютъ дотолѣ спокойное населенiе и только этимъ разносятъ смуту. До нѣкоторой степени это, конечно, вѣрно. Но на мой взглядъ тутъ кроется все-таки большое преувеличенiе в особенности по примѣненiю къ крестьянамъ. Дѣло въ томъ, что на крестьянскую массу можетъ имѣть влiянiе вовсе не первый встрѣчный. Если бы это было такъ, то извѣстное революцiонное «хожденiе въ народъ» давно бы завершилось государственнымъ переворотомъ, а между тѣм], по признанiю самихъ корефеевъ революцiи, оно оказалось до смѣшного пустымъ вздоромъ. Разумѣется, когда народная масса уже переживаетъ острую лихорадку броженiя, поднять которую до крайности трудно, для этого нужны какiя-то стихiйныя силы, в родѣ неудачной войны, общаго пониженiя государственныхъ инстинктовъ, тогда вызвать взрывъ можетъ всякiй пустякъ, до глупѣйшихъ розсказней перваго мимо проходящаго пропойцы. Но когда нѣтъ такого возбужденiя, рѣшающiе слои крестьянства крайне недовѣрчиво встрѣчаютъ чужого человѣка и совсѣмъ не вѣрятъ тому, что онъ имъ толкуетъ. Только бабы и отъ природы придурковатые развѣшиваютъ уши на такiя розсказни, широко ихъ разносятъ съ невѣроятными прибавленiями, но это не имѣетъ рѣшительно никакого влiянiя на самую жизнь. Пермская губернIя, гдѣ я былъ губернаторомъ, представляетъ собой мѣсто сосредоточенiя административно высылаемыхъ. Ужъ казалось бы здѣсь влiянiе такихъ людей должно было особенно пышно расцвѣсть и Чердынскiй уѣздъ, напримѣръ, долженъ былъ бы уже исповедовать соцiал-демократическую вѣру. Ничего подобнаго. Это наиболѣе спокойный край, гдѣ не было никакихъ безпорядковъ въ революцiонные годы. Онъ страдаетъ очень отъ высылаемыхъ за порочное поведенiе, которых здѣсь скапливается очень много, но это уже другое дѣло.

Представьте себѣ на минуту положенiе этого административно высланнаго со своей родины. Онъ долженъ объявить полицiи, куда намѣренъ выбыть и полицiя снабжаетъ его проходнымъ свидѣтельствомъ до избраннаго пункта, которое и служитъ ему единственнымъ документомъ о личности. Съ проходнымъ свидѣтельствомъ он является мѣстной полицiи и состоитъ у нея на учетѣ, пока не уѣдетъ въ другое мѣсто по своему свободному выбору такимъ же точно порядкомъ. Прежде всего для высланнаго является роковой вопросъ, чѣмъ онъ будетъ существовать, казенный паекъ выдается обыкновенно только такимъ неимущимъ высланнымъ, которые бываютъ лишены права избирать мѣсто жительства и направляются для поселенiя в опредѣленные районы. Неимѣнiiе паспорта уже накладываетъ на человѣка извѣстное клеймо и ему, конечно, много труднѣе подыскать себѣ занятiе. Но вотъ, наконецъ, ему удается пристроиться къ какому-либо дѣлу. Разумѣется, онъ ухватится обѣими руками, станетъ держать себя особенно осторожно, чтобы не подать повода къ неудовольствiю и не быть выброшеннымъ на улицу. До агитацiи ли тутъ въ такомъ положенiи.

 

— 157 —

Если онъ и попадетъ въ бурлящую среду, то его присутствiе нисколько не измѣняетъ положенiя вещей, такъ что и здѣсь оно является въ сущности совершенно безразличнымъ. Утихнетъ въ силу той или иной причины волненiе, онъ, не имѣя авторитета, не можетъ его поджечь снова; волненiе станетъ расти — для этога нужны извѣстные поводы, находящiеся внѣ его личности и отъ него независящiе.

А между тѣмъ высылка изъ губернiи является дѣйствительно устрашающей мѣрой. Это такой душъ, который въ огромномъ большинствѣ случаевъ тушитъ сразу возбужденiе, доведенное даже до точки кипѣнiя. Вотъ почему въ трудное время общаго шатанiя, когда надо во что бы то ни стало отстоять существующiй порядокъ, такая мѣра является наиболѣе дѣйствительной и по существу своему наименѣе гибельной, ибо не влечетъ за собой непоправимыхъ послѣдствiй и, конечно, мѣра эта, будетъ широко практиковаться при всякомъ режимѣ. Весьма понятно, что элементы, воюющiе съ существующимъ государственнымъ строемъ, о такихъ мѣрахъ говорятъ какъ о вопiющемъ произволѣ, неслыханной жестокости, но вѣдь исторiя учитъ, что расправа восторжествовавшей смуты по своей жестокости не идетъ ни в какое сравненiе съ мерами предшествовавшаго порядка, такъ что эти вопли въ сущности лишь тактическiй прiемъ борьбы, желанiе обмануть спокойную часть населенiя и перетянуть ее на свою сторону, чтобы выбить успѣшнее изъ рукъ правительства сильное оружiе противъ себя.

Никто, конечно, не споритъ, что въ обычное спокойное теченiе государственной жизни не должно прибѣгать къ такой мѣрѣ воздѣйстсвiя, хотя бы только потому, что всякое наказанiе, установленное внѣ судебныхъ гарантiй, всегда рискуетъ оказаться и менѣе обоснованнымъ и менѣе соответотвующимъ винѣ содѣяннаго.

Пенза горделиво называла себя новыми Афинами по широкой постановкѣ всѣхъ видов народнаго образованiя. Помимо 2 мужскихъ гимназiй, 4 женских и реальнаго училища тутъ существовали желѣзнодорожное техническое училище, землемѣрное училище, извѣстная въ Россiи школа садоводства, учительская семинарiя, духовная семинарiя и Селиверстовское художественное училище. Пять послѣднихъ заведенiй, комплектовавшихся взрослыми учениками, были чуть-ли не поголовно революцiонированы и изь ихъ среды по преимуществу вышли тогдашнiе террористы. Пальма первенства въ этомъ отношенiи принадлежала художественному училищу.

Школа эта основана, по горькой иронiи судьбы, жандармскимъ генераломъ Селиверстовымъ, очень богатымъ человѣкомъ, выстроившимъ великолѣпное зданiе съ массою света, роскошно отдѣланное какъ внутри, такъ и снаружи. Селиверстовъ, трагически погибшiй, кажется, въ Парижѣ, отъ руки революцiонеров, завѣщалъ этому училищу большой капиталъ, процентами съ котораго при небольшой поддержкѣ академiи художествъ, не превышавшей 5 тысячъ рублей въ годъ, оно и содержалось. При училищѣ былъ устроенъ весьма цѣнный художественный музей, куда поступили художественныя коллекцiи самого Селиверстова, а позднѣе и большая коллекцiя генерала Боголюбова. Вообще это была широко поставлен-

 

— 158 —

ная художественная школа, одна изъ лучшихъ въ Россiи. Во главѣ ея стояли довольно извѣстные уже своими работами художники, были таланты и среди преподавателей, напримѣръ Горюшкинъ-Сорокопудовъ, много выставлявшiй свои произведенiя на Петербургскихъ выставкахъ и имѣвшiй тамъ успѣхъ. Среди учащихся было очень много молодыхъ людей, неудачно пробовавшихъ свои силы въ общихъ учебныхъ заведенiяхъ. Это были все люди неуравновѣшенные, бросавшiеся изъ стороны въ сторону, не имѣвшiе сколько нибудь прочныхъ нравственныхъ устоевъ, насмѣшливо и грубо относившiеся к своимъ учителямъ. Директоръ допустилъ ихъ сорганизоваться въ кружки подъ предводительствомъ избранныхъ ими старостъ и эти старосты были почти поголовно замѣшаны въ революцiонныхъ проискахъ и давали такой тонъ всему училищу.

По уставу пензенскiй губернаторъ являлся почетнымъ попечителемъ рисовального училища и вся жизнь послѣдняго протекала у него на глазахъ. Директоръ приходилъ еженедѣльно, а то и чаще, къ губернатору съ докладомъ. Когда убили Александровскаго, нѣкоторые ученики рисовальнаго училища во главѣ съ ученикомъ Н. Пашъ, не занимавшiеся политикой, собрали между собою небольшую сумму и купили на гробъ губернатору вѣнокъ съ лентами, на которых было напечатано: «Отъ Селиверстовскаго художественнаго училища своему почетному попечителю». Когда это стало извѣстнымъ въ училищѣ, поднялся страшный гвалтъ, бѣднаго Паша чуть не убили, принудили директора заставить снять ленты, чтобы «не пятнать имени училища». Пашъ съ тремя другими учениками все таки положилъ вѣнокъ на гробъ и участвовалъ въ погребальной процессiи, за что все училище объявило ему бойкотъ, не стали пускать его въ классы, преслѣдовали на каждомъ шагу ругательствами и улюлюканьемъ, словомъ подвергли его самымъ жестокимъ гоненiямъ, на какiz только способны учащiеся великовозрастные мальчишки. Училищное начальство, и въ спокойное-то время едва-едва справлявшееся съ этой недисциплинированной ордой, мало того что окончательно выпустило изъ рукъ своих бразды управленiя, а совсѣмъъ даже перекинулось, вѣроятно, изъ чувства страха, на сторону бойкота и совершенно безцеремонно стало выживать изъ училища Паша съ 3 товарищами. Пашъ какъ-то явился ко мнѣ, жалуясь на такое несправедливое къ себѣ отношенiе и просилъ за него заступиться. Узнавъ, что Пашъ ходилъ жаловаться, директоръ училища, при поддержкѣ одного изъ преподавателей, совсѣмъ исключилъ его изъ числа штатныхъ учащихся, перечисливъ въ вольнослушатели. Это равносильно было полному исключенiю, такъ какъ состоянiе вольнослушателемъ не давало права на отсрочку отбыванiя воинской повинности и Пашъ, перешедшiй призывной возрастъ, долженъ былъ-бы поступить на военную службу. Такая явная несправедливость, да еще на подобной подкладкѣ, меня прямо возмутила. Я вызвалъ къ себѣ директора и прямо объявилъ ему, что я ни въ какомъ случаѣ не допущу осуществиться такому постановленiю училища и, зная подробно всю подкладку дѣла, предлагаю ему сейчасъ-же внести дѣло въ учительскiй совѣтъ и настоять на отмѣнѣ этого рѣшенiя. Если такое требованiе не будетъ исполнено, то я подниму все дѣло, и тогда прошу на меня не

 

— 159 —

пенять. Директоръ весьма рѣшительно заявилъ, что онъ внесетъ вопросъ на новое разсмотренiе учительскаго совѣта, но заранѣе увѣренъ въ томъ, что изъ этого ничего не выйдетъ. Я пригласилъ къ себѣ начальника губернскаго жандармскаго управленiя, полковника Николаева, и поручилъ ему обо всемъ происходящемъ въ училищѣ произвести негласное разслѣдованiе. Оказалось, что все мною изложенное уже извѣстно и дознанiе производится однимъ изъ офицеровъ въ теченiе по крайней мѣрѣ недѣли, такъ что скоро будетъ окончено и мнѣ доложено.

Я потребовалъ къ себѣ черезъ секретаря училища всѣ экзаменацiонные листы, изъ которых оказалось, что есть ученики, имѣвшiе такiя-же отмѣтки и даже хуже, чѣмъ у Паша, однако они изъ штатныхъ слушателей исключены не были.

По уставу подъ моимъ предсѣдательствомъ состоялъ хозяйственный совѣтъ, который разсматривалъ какъ вопросы хозяйственные, такъ и могъ имѣть сужденiе о выдающихся событiяхъ въ жизни училища. Совѣтъ состоялъ изъ городского головы, директора и одного изъ учителей по утвержденiю, кажется, академiи. Я собралъ этотъ совѣтъ и доложилъ ему все дѣло Паша, дополнивъ вышеизложенное нѣкоторыми фактами жандармскаго дознанiя, которое установило, что всѣ гоненiя на правыхъ учениковъ организованы однимъ изъ учителей, имѣвшимъ большое влiянiе на директора и перетянувшаго послѣдняго на свою сторону. Я не говорилъ совѣту того, что учитель этотъ былъ дѣйствительной душой организацiи старостъ, уставомъ не предусмотрѣнной, что онъ лично сочувствовалъ революцiонному движенiю и, кажется, поощрялъ его и въ ученикахъ.

Учительскiй совѣтъ, уже по настоянiю директора, какъ говорило дознанiе, отказался измѣнить принятую въ отношенiи Паша меру.

Хозяйственный совѣтъ большинствомъ голосовъ призналъ, что не было достаточныхъ основанiй исключать Паша изъ штатныхъ слушателей училища, а потому постановилъ представить академiи художествъ объ отмѣнѣ этого постановленiя.

Чуть-ли не цѣлый годъ тянулся этотъ вопросъ, такъ какъ академiя художествъ все отказывалась исполнить это ходатайство, будучи, вѣроятно, введена въ заблужденiе директоромъ и сказаннымъ учителемъ.

Но, благодаря настойчивости министерства внутренних дѣлъ, которое было постановлено мною въ извѣстность относительно всѣхъ подробностей, директоръ училища былъ замѣненъ новымъ лицомъ, а учитель, истинный авторъ всей этой исторiи, оставилъ службу самъ и уѣхалъ из Пензы, послѣ того, какъ я ему сообщилъ о своемъ намѣренiи выслать его изъ губернiи въ административномъ порядкѣ.

При новой администрацiи Пашъ был снова зачисленъ въ штатъ, отъ призыва-же въ войска до окончанiя этого дѣла былъ освобожденъ по распоряженiю министра.

Разреволюцiонированные ученики рисовальнаго училища спецiализировались главнымъ образомъ на «экспропрiацiяхъ» казенныхъ винныхъ лавокъ, т.-е. говоря по-русски, на ихъ ограбленiяхъ. Дѣлали они это съ удивительной дерзостью во всякое время дня

 

— 160 —

и ночи, и странное дѣло, всегда точно знали, что именно въ этотъ моментъ у сидѣльца имѣются на рукахъ вырученныя деньги, хотя знать это, казалось-бы, было довольно трудно, такъ какъ акцизное управленiе участило значительно наѣзды сборщиковъ денегъ, отбиравшихъ у сидѣльцевъ выручку. Было много случаевъ, что экспропрiаторы бывали застигаемы на мѣстѣ то чинами сельской полицiи, то сбѣжавшимся народомъ. Въ этихъ случаяхъ они пускали въ ходъ револьверы и отстрѣливаясь, не торопясь, отступали въ ближайшiй лѣсъ, гдѣ они лѣтомъ обыкновенно и проживали «на дачѣ». Передъ выстрѣлами преслѣдованiе обыкновенно останавливалось и деревенскiя власти посылали лишь оповѣстить о нападенiи полицiю, которая такимъ образомъ являлась на мѣсто, когда преступники уже были далеко. Преслѣдовать этихъ господъ было тѣмъ труднѣе, что въ большинствѣ случаевъ они не входили въ составъ революцiонных организацiй, а дѣйствовали на свой личный страхъ, прикрываясь лишь для виду, какъ фиговымъ листомъ, якобы революцiонными цѣлями ограбленiя.

Въ одной изъ деревень, кажется, Городищенскаго уѣзда, грабители, захвативъ деньги изъ лавокъ, были энергично преслѣдуемы собравшимися жителями. Отстрѣливаясь, они убили одного изъ преслѣдовавшихъ крестьянъ и тѣмъ страшно озлобили остальныхъ. Двое преступниковъ спрятались въ гумнѣ въ соломѣ, но были найдены и приняты въ вилы. Одного тутъ-же убили, хотя онъ и ранилъ въ руку крестьянина, а другой бросился бѣжать, но видя, что погоня его настигаетъ и ему не уйти, самъ застрѣлился. Отбирая у сидѣльца деньги, когда преслѣдованiе имъ не угрожало, грабители оставляли обыкновенно записку, что деньги экспропрiированы по распоряженiю соцiалъ-революцiоннаго комитета на дѣло освобожденiя народа.

Въ моей колекцiи имеется нѣсколько фотографiй участниковъ такихъ ограбленiй, въ томъ числѣ и застрѣлившагося при преслѣдованiи, о которомъ я говорилъ выше. Следующей за рисовальнымъ училищемъ по количеству совершенныхъ учениками преступленiй стояла духовная семинарiiя. Там уже давно, еще при губернаторѣ Хвостовѣ, происходили очень серьезные безпорядки. Ученикамъ пензенской семинарiи принадлежитъ, кажется, иницiатива организацiи «семинарскаго союза». По велѣнiямъ этого союза безпорядки возникали одновременно во многихъ семинарiяхъ и во имя однихъ и тѣхъ-же требованiй. Главнымъ образомъ все вертѣлось около измѣненiя программы преподаванiя и ослабленiя установленнаго режима. Этотъ союзъ такъ терроризировалъ начальство, что во многихъ семинарiяхъ оно окончательно оробѣло и хозяевами положенiя стали семинаристы. Они, напримѣръ, почти перестали ходить въ церковь, считая религiю предразсудкомъ, которымъ не можетъ быть одержимъ просвѣщенный умъ сознательнаго семинариста. Всѣ происходившiе въ городѣ или его окрестностяхъ митинги привлекали чуть не весь составъ старшихъ классовъ и многiе изъ нихъ выступали даже ораторами. Революцiонная пресса въ числѣ своихъ постоянныхъ сотрудниковъ считала нѣкоторыхъ семинаристовъ и начальству это, кажется, было хорошо извѣстно, по крайней мѣрѣ была очень въ ходу угроза «пропечатать въ газетѣ». Сколько они

 

— 161 —

производили самыхъ невозможныхъ скандаловъ и столкновенiй съ полицiей — и перечесть трудно. Назначенная ревизiя семинарiи все это болѣе или менѣе выяснила и для приведенiя ея въ порядокъ былъ назначенъ новый ректоръ, архимандритъ Николай, очень еще молодой, красивый и симпатичный человѣкъ. Онъ прiѣхалъ въ Пензу примѣрно черезъ мѣсяцъ послѣ меня.

Я не слышалъ, чтобы отецъ Николай очень круто повернулъ семинарскiй укладъ, газеты его не бранили; но, видимо, он внесъ все таки нѣкоторую струю порядка, которая, разумѣется, была не по вкусу мѣстнымъ хулиганамъ. Такъ, между прочимъ, провалившiеся на экзаменахъ дурного поведенiя ученики старшихъ классовъ въ числѣ 15 были исключены изъ семинарiи, но это исключенiе, какъ слишкомъ обоснованное, не стало злобой дня и о немъ въ городѣ совсѣмъ не говорили. Семинарiя помѣщалась въ прекрасномъ новомъ зданiи на горѣ, примыкавшей къ Дворянской улицѣ. Склонъ горы отъ зданiя до улицы былъ обращенъ въ молодой садъ, еще неразросшiйся, и отдѣленъ отъ улицы невысокимъ заборомъ. По этому-же склону проложенъ въѣздъ къ самому зданiю. Если стоять на улицѣ, то видно рѣшительно все, что происходитъ въ саду. У подошвы южного склона, отдѣляясь отъ сада деревяннымъ заборомъ, былъ расположенъ дворикъ дома, въ которомъ жилъ ректоръ. Домъ этотъ однимъ фасадомъ выходилъ на Дворянскую, тутъ находился и парадный подъѣздъ, а другимъ кажется, на Покровскую улицу, названiя точно не помню. Со двора вела калитка на эту улицу. Тутъ-же былъ и другой подъѣздъ, которымъ выходилъ ректоръ, направляясь черезъ дворъ и садъ въ зданiе семинарiи.

Вскорѣ послѣ окончанiя экзаменовъ, когда ученики были уже распущены, слѣдовательно примѣрно въ началѣ iюня, о. ректоръ, покончивъ съ утренними занятiями, возвращался около часа дня къ себѣ домой. Когда онъ приблизился къ большому кусту сирени, расположенному почти у самой калитки къ нему на дворъ, изъ-за куста выскочили два молодыхъ человѣка въ черныхъ рубахахъ и дали по нему нѣсколько выстрѣловъ. Ректоръ тутъ-же упалъ мертвымъ. Убiйцы побѣжали во дворъ, промчались мимо ожидавшаго ректора у подъѣзда швейцара, выскочили черезъ калитку на Покровскую улицу, гдѣ стоялъ на караулѣ 3-й участникъ, и безследно куда-то скрылись.

Я въ это время пошелъ пѣшкомъ гулять и не успѣлъ еще выйти на Московскую, какъ меня догналъ городовой и доложилъ, что прiѣхалъ полицiймейстеръ по срочному дѣлу. Вернувшись, получаю докладъ объ этомъ гнусномъ убiйствѣ.

Надо сказать, что за семинарiей расположенъ большой садъ, выходящiй на окраину города. За нимъ начинается роща, сливающаяся съ казеннымъ лѣсомъ. Я приказалъ по телефону какъ можно скорѣе прибыть къ семинарiи 2 эскадронамъ уланъ, оцѣпить всю окрестность въ сторону лѣса, а заросли пройти цѣпью для поимки преступников. Самъ я поѣхалъ на мѣсто убiйства вмѣстѣ съ Полицiймейстеромъ. Судебныя власти еще не прибыли и трупъ лежалъ на томъ-же мѣстѣ. Около него собралась кучка великовоз-

Читать далле
Подняться к началу

162-177

 

— 162 —

растныхъ семинаристовъ, не успѣвшихъ еще уехать на каникулы. Не только не было замѣтно на лицахъ ихъ какого-либо волненiя, а многiе даже пересмѣивались и покуривали папиросы. Меня такъ это возмутило, что я высказалъ имъ свое негодованiе, приказавъ узнать ихъ фамилiи на всякiй случай. Семинаристы стали приличнѣе, побросали папиросы, но не уходили.

Видно было, что однимъ выстрѣломъ была прострѣлена голова: по лицу текла струйка крови. Я прiѣхалъ черезъ ½ часа, никакъ не позже, послѣ убiйства и уже тѣло разительно измѣнилось. Особенно какъ-то разбухла голова, точно у трупа въ крайней степени разложенiя. Это совсѣмъ измѣнило лицо и оно чрезвычайно подурнѣло. Прiѣхалъ слѣдователь, произвелъ осмотръ мѣста злодѣйства, а затѣмъ мы всѣ собравшiеся подняли трупъ, перенесли его на стеклянную галлерею, гдѣ долженъ былъ быть сдѣланъ медицинскiй осмотръ. Къ этому времени прiѣхалъ взволнованный владыко и тутъ-же въ галлереѣ была отслужена первая панихида.

Конечно, слѣдствiе прежде всего принялось за швейцара, мимо котораго пробѣжали убiйцы. Онъ служилъ уже давно и, вѣроятно, зналъ всѣхъ семинаристовъ если не по фамилiямъ, то по внѣшнему виду. Швейцаръ сталъ давать такiя странно неопредѣленныя показанiя, что мы всѣ прямо вознегодовали: очевидно, онъ не желаетъ говорить. Вѣроятно, имъ руководило малодушное чувство страха, какъ-бы не поплатиться за откровенное показанiе. А можетъ быть тутъ были и другиiя побужденiя. Этого швейцара посадили въ тюрьму и онъ долго въ ней просидѣлъ, но всетаки къ своимъ первоначальнымъ показанiямъ ни слова не прибавилъ.

Убiйство совершено было въ часъ дня. Дворянская улица, у семинарiи очень малолюдна, по ней нѣтъ въ этомъ мѣстѣ почти никакого движенiя. Однако на улицѣ, какъ разъ противъ семинарiи, играли дѣти и видѣли всю сцену убiйства и бѣгства преступниковъ.

Уланы прискакали очень скоро вслѣдъ за мной и подъ руководствомъ чиновъ полицiи окружили ближайшiй районъ и начались поиски. Преступники, судя по времени, должны были укрыться недалеко. Чуть-ли не до вечера происходила эта облава, и обыски въ домахъ — и никакихъ результатовъ. Никто бѣжавшихъ преступниковъ не видѣлъ и не могъ дать указанiй. Очевидно, населенiе не смѣло говорить правды и изъ трусости покрывало убiйцъ. Принялись за исключенных семинаристовъ, но и здѣсь не удалось раздобыть ни малѣйшихъ уликъ, а между тѣмъ это убiйство безъ ихъ прямого или косвеннаго участiя не могло имѣть смысла. Много позднѣе получились кое-какiя данныя, что это убiйство было организовано семинарскимъ союзомъ.

Впечатлѣнiе отъ этого преступленiя и отъ безплодности розысковъ было въ городѣ колоссальное. Среди города, днемъ, на глазахъ зрителей разстрѣливаютъ человѣка и виновные испаряются какъ дымъ. Всѣмъ стало очевиднымъ, что по текущему времени все возможно и не существуетъ ни малѣйшей увѣренности, что завтра-же васъ самихъ не постигнетъ такая-же участь.

Когда было назначено отпѣванiе и я прiѣхалъ въ биткомъ наби-

 

— 163 —

тую семинарскую церковь, при чемъ семинаристовъ было не очень много, во все время длинной службы меня не оставляла мысль, что весьма вѣроятно мнѣ не вернуться домой и что этой толкотней революцiонеры воспользуются, чтобы и со мной прикончить. Я не испытывалъ мучительнаго чувства страха, а какъ-то резонерски разсуждалъ о шансахъ на успѣшное совершенiе этого новаго преступленiя, при чемъ выводы мои не имѣли въ себѣ ничего утѣшительнаго. Мнѣе казалось, что покушенiе будетъ совершено непремѣнно въ моментъ выноса тѣла въ коридоры семинарiи: толпа семинаристовъ обступитъ меня сплошной стѣной, среди нея будетъ предполагаемый убiйца; совершивъ свое дѣло, онъ бросится куда-либо въ садъ, при чемъ толпа семинаристовъ крѣпко сомкнувшись не допуститъ за ним погони и онъ благополучно скроется въ тотъ-же лѣсъ. Въ церкви, разумѣется, поставлена полицiймейстеромъ охрана изъ 2-3 человѣкъ, но что она можетъ сдѣлать въ такой толпѣ. Эта картина съ поразительной отчетностью рисовалась моимъ глазамъ и я созерцалъ ее спокойно, точно дѣло шло не обо мнѣ самомъ.

Передъ отпѣванiемъ вышелъ впередъ какой-то прiѣзжiй молодой батюшка съ академическимъ крестомъ, какъ оказалось, одинъ изъ товарищей убитаго ректора, и сказалъ небольшое слово. Такого захватывающаго краснорѣчiя я въ жизни своей не слыхалъ. Смыслъ рѣчи былъ совершенно заурядный, но какая музыка въ произнесенiи ея, какъ она гармонировала съ выраженiем лица, скорбными жестами, сколько было въ ней потрясающей вибрацiи голоса! Вся церковь навзрыдъ плакала, плакалъ и я. Сколько въ этой музыкѣ рѣчи было умиляющаго, какъ-то особенно возвышающаго вашъ духъ — я выразить словами не въ силахъ. Пережилъ я такую минуту, о которой не забуду до конца жизни. Всѣ мои опасенiя куда-то исчезли, душа была цѣликомъ захвачена этимъ волнующимъ краснорѣчiемъ и другимъ внечатлѣнiямъ не осталось мѣста.

Выносъ произошелъ въ полномъ порядкѣ. Я проводилъ тѣло до поворота на кладбище и вернулся домой. Состоянiя ликующаго блаженства, какое я испыталъ, напримѣръ, проводивъ тѣло Блока до вагона, и слѣда не было. Думалось: ну, на этотъ разъ обошлось благополучно, но что будетъ завтра? Вѣдь дѣйствительная опасность всегда приходитъ оттуда, откуда менѣе всего ее ждешь.

Во всѣхъ остальных учебныхъ заведенiяхъ, кромѣ развѣ 1-й мужской гимназiи, тоже замѣчались волненiя и революцiонное броженiе, но они не выходили изъ стѣнъ заведенiй, хотя и были извѣстны жандармскимъ властямъ.

Лишь школа садоводства заставила о себѣ говорить. Днемъ въ помѣщенiе казначея явились два молодыхъ человѣка, одинъ остался на караулѣ, а другой съ револьверомъ въ рукахъ потребовалъ выдачи денегъ, только что привезенныхъ казначеемъ изъ города. Захвативъ тысячу съ лишнимъ рублей, оба не торопясь скрылись. Эти разбойники скоро попались на другомъ дѣлѣ и отъ суда не ушли.

Съ наступленiемъ теплаго времени слѣдовало объѣхать уѣзды и познакомиться съ уѣздными властями, условiями мѣстной жизни,

 

— 164 —

а заодно заняться и тѣми до меня дошедшими дѣлами, которыя на мѣстѣ удобнѣе разрѣшить. Въ первую очередь я взялъ Керенскiй уѣздъ главнымъ образомъ потому, что тамъ было не разрѣшено одно важное дѣло, съ которымъ ждать, по моему мнѣнiю, было прямо не позволительно. Суть заключалась вотъ въ чем. Въ с. Лукѣ, при которомъ находилась суконная фабрика Казѣевых, исполнялъ должность сельскаго старосты совершенно распропагандированный мужикъ, который не хотѣлъ исполнять требованiй начальства и вовсе запустилъ податное дѣло. Прежнiй земскiй начальникъ представилъ его къ удаленiю отъ службы, что и было уважено съѣздомъ. Однако староста, не захотѣлъ подчиниться такому распоряженiю, должности своей не сдавалъ, а сельскiй сходъ, по его наущенiю, отказался избрать ему прiемника.

Такое положенiе вещей тянулось уже чуть-ли не около года и новый земскiй начальникъ не умѣлъ самъ положить конецъ такому беззаконью и лишь подробно мнѣ обо всемъ донесъ. Поручивъ полицiи произвести дознанiе, я на основанiи его приказалъ арестовать какъ самого старосту, так и 7 человѣкъ крестьянъ, наиболѣе рѣшительно сопротивлявшихся производству выборовъ. Къ величайшему изумленiю, полицiя не могла произвести ареста, такъ какъ всѣ эти 8 человѣкъ скрывались гдѣ-то, хотя, какъ это было дознано, изъ села не уходили; значитъ ихъ просто однодеревенцы куда-то прятали при появленiи полицiи. Выходило такимъ образомъ, что с. Луки не желаетъ признавать распоряженiй начальства и вотъ уже цѣлый годъ надъ этими распоряженiями безнаказанно издѣвается. Необходимо было положить конецъ такому сопротивленiю и я рѣшилъ сдѣлать это лично.

Мне рисовалось это дѣло не особенно серьезнымъ. Главную вину я видѣлъ тут за земскимъ начальникомъ, который, очевидно, не имѣлъ ни надлежащей энергiи, ни заботливости, и своей неумѣлой халатностью довелъ дѣло до такого осложненiя. Но, чтобы подавить всякiя попытки к непослушанiю, я приказалъ к своему прiѣзду выслать въ Луки роту солдатъ, стоявшую въ Керенскѣ. Луки отъ Керенска лежатъ въ 10-12 верстахъ. Изъ Пензы я просилъ дать мнѣ вагонъ до Башмакова, откуда я хотѣлъ заѣхать съ визитомъ къ О. В. Качаловой, проводившей лѣто у себя в имѣнiи. Со мной ѣхалъ чиновникъ особыхъ порученiй Н. Д. Колвзанъ, сынъ командира уланскаго полка, стоявшаго для охраны въ Пензѣ, и мой человѣкъ Матвѣй Шурыгинъ, георгiевскiй кавалеръ, матросъ, служившiй на кораблѣ «Адмиралъ Ушаковъ», доблестно потопленномъ въ Цусимѣ своимъ командиромъ Миклуха-Маклаемъ, погибшимъ вмѣстѣ съ кораблемъ. Шурыгинъ пять часовъ плавалъ въ водѣ, ухватившись за матросскую койку, пока его не подобрали японцы.

У Качаловыхъ насъ встрѣтило цѣлое общество. Домъ в Буртасѣ, такъ называлось это имѣнiе, оказался очень помѣстительнымъ. Мнѣ отвели комнату, гдѣ я могъ освѣжиться и привести свой туалетъ въ порядокъ. Меблировка была, какъ это водится на дачахъ, сборная, и только гостиная была меблирована хорошей старинной мебелью. Рядомъ съ фруктовымъ садомъ начиналась прелестная дубовая роща, имевшая видъ настоящаго парка. Внутри этой

 

— 165 —

рощи находилась могилка дочери Качаловой, которую мать до сихъ поръ оплакивала, несмотря на то, что со времени ея смерти прошли уже годы.

Былъ приготовленъ раннiй деревенскiй обѣдъ, конечно, съ шампанскимъ, без котораго въ домѣ Качаловыхъ гостей не принимали. Общество было для меня знакомое, а милый непринужденный тонъ, который М-ме Качалова такъ умѣла брать, эти нѣсколько часовъ, проведенныхъ у нихъ, сдѣлалъ очень прiятными.

Между прочимъ съ нами обѣдалъ А. В. Козловъ, братъ хозяйки. Онъ былъ тогда земскимъ начальникомъ и почти половина дороги до Керенска шла его участкомъ, такъ что онъ долженъ былъ меня сопровождать до с. Черкасскаго, гдѣ помѣщалось одно изъ его волостныхъ правленiй.

А. В. Козловъ предложилъ мнѣ свой экипажъ и своихъ лошадей до Черкасского. Я просилъ его со мной ѣхать.

Дорогой мы между прочимъ разговорились о предстоящей мнѣ поѣздкѣ въ Луки. Когда онъ узналъ, что я не беру туда войска изъ Пензы, а хочу ограничиться керенской пѣхотной ротой, то сталъ меня увѣрять, что я дѣлаю большую неосторожность. Село Лука, по его словамъ, а он зналъ уѣздъ хорошо, было страшно распропагандировано, мужики тамошнiе — распущенные фабричные рабочiе, среди нихъ есть люди, побывавшiе въ столицах и набравшiеся тамъ фабричнаго духу съ его безпокойными особенностями и склонностью ко всякимъ безпорядкамъ. Можно было тамъ ждать всякихъ сюрпризовъ, съ которыми пѣхотой не справиться. Онъ горячо мнѣ совѣтовалъ изъ Черкасскаго, гдѣ есть телеграфъ, вызвать телеграммой 2 эскадрона уланъ. Очень мнѣ этого не хотѣлось и казалось излишнимъ, но видя настойчивую горячность Козлова, я подумалъ, что не станетъ-же онъ безъ дѣйствительныхъ основанiй рисовать мнѣ тревожной картины и рисковать прослыть человѣкомъ, преувеличивающимъ опасность. Я послушалъ его совѣта и вызвалъ из Пензы одинъ, а не два эскадрона.

Въ селѣ Черкасскомъ расположена, дивная усадьба съ огромнымъ домомъ-дворцомъ, пришадлежавшая разорившемуся помѣщику барону Штейнгелю, а теперь купленная семействомъ Андроновыхъ. Андроновъ отецъ, уже умершiй, былъ очень богатый купецъ, давшiй своимъ дѣтямъ и образованiе и воспитанiе. Два его сына были женаты на пензенскихъ помѣщицахъ, жили зимой въ Пензѣ очень открыто и принадлежали к тамошнему обществу.

Одинъ изъ этихъ Андроновыхъ ожидалъ меня въ волостномъ правленiи и любезно пригласилъ къ себѣ обѣдать. Я очень благодарилъ, но такъ какъ мы уже обѣдали и мнѣ хотѣлось прiѣхать въ Керенскъ пораньше, отъ приглашенiя отказался и просилъ разрѣшить мнѣ къ нимъ заѣхать на обратномъ пути.

Обревизовавъ въ общихъ чертахъ волостное правленiе, я простился съ Козловымъ и поѣхалъ дальше.

Отъ Башмакова до Керенска 50 верстъ, а съ заѣздомъ къ Качаловымъ верстъ 60.

Прiѣхали мы уже вечеромъ и остановились въ домѣ городского головы Барабанова, гдѣ мнѣ была приготовлена квартира. Сегодня

 

— 166 —

уже было поздно заниматься дѣлами, а потому я распорядился только, чтобы уланамъ приготовили помѣщенiе для людей и лошадей. Это не составило затрудненiя и голова свелъ меня показать, гдѣ ихъ можно будетъ расквартировать. Часть лошадей придется поставить на коновязях; можно было-бы и всѣхъ лошадей размѣстить по конюшнямъ, но тогда пришлось-бы эскадронъ разбить на части, что, конечно, очень нежелательно.

Городской голова сообщилъ мнѣ, что въ Луке очень безпокойно и что городскiе революцiонеры туда постоянно ѣздятъ, такъ что вызовъ эскадрона, вѣроятно, окажется не лишнимъ. На другой день утромъ был назначенъ прiемъ должностныхъ лицъ, которыхъ я принялъ по одиночкѣ въ кабинетѣ, желая каждого разспросить по подробнѣе. Часа два продолжался этотъ прiемъ, а потомъ я поѣхалъ по учрежденiямъ. Поразила меня тюрьма. Это было небольшое каменное зданiе, обнесенное каменнымъ-же высокимъ заборомъ. Стояла она въ самомъ центрѣ города на базарной площади. Боже, что это была за руина! Заборъ во многихъ мѣстахъ держался только при помощи подпорокъ; казалось, стоитъ на него дунуть и все рассыпется. Внутренность зданiя была крайне тѣсна, камеры сырыя, отхожiя мѣста издавали невыносимое зловонiе, которымъ наполнялось все зданiе. Оно было очень древнее и годилось только на сломъ. Въ тюрьмѣ были широко поставлены арестантскiя работы, режимъ установленъ правильный и сейчасъ было видно, что начальникъ тюрьмы старательный и разумный служака. Его очень хвалилъ и исправникъ.

Исправникъ показался мнѣ мягкимъ и нераспорядительнымъ человѣкомъ. Но я вскорѣ совершенно перемѣнилъ о немъ мнѣнiе. Дѣло въ томъ, что борьба съ революцiей, въ которой онъ показал себя смѣлымъ и усерднымъ борцомъ, страшно измочалила ему нервы и онъ одно время хотѣлъ оставить полицейскую службу. Но когда я убѣдился, что это честный, скромный, всѣми любимый и надежный человѣкъ, то отговорилъ его отъ этого намѣренiя, сказалъ ему много лестныхъ вещей, и это такъ его подбодрило, что онъ сразу воспрялъ духомъ и служитъ, кажется, до сихъ поръ.

Предводителемъ дворянства оказался уже старый человѣкъ мало занимавшiйся дѣлами, съ весьма ограниченными средствами. Он не имѣлъ ни малѣйшаго авторитета и былъ выдвинутъ на этотъ постъ острой партiйной борьбой въ уѣздѣ, въ которой онъ представлялъ изъ себя по своей безличности нѣчто прiемлемое для обѣихъ борющихся партiй, словомъ — его выборъ являлся компромиссомъ. Такъ какъ средства ему не позволяли существовать безъ службы, поэтому съ должностью предводителя соединили и предсѣдательство въ уѣздной земской управѣ, оплачиваемое жалкими 2 тысячами. Керенское земство въ это время во всѣхъ отношенiяхъ было совершенно бездѣятельно: школы, дороги, врачебная помощь, — все это было изъ рукъ вонъ плохо. Управа видѣла лишь одну цѣль — не увеличивать обложенiя и не дѣлать долговъ. И то и другое до извѣстной степени блага; но, когда эти блага покупаются цѣной мертвечины, полного во всемъ застоя, тогда, Богъ съ ними, съ эта-

 

— 167 —

кими благами. Выходило, что земство существовало для того, чтобы ничего не дѣлать.

Впослѣдствiи, послѣ смерти этого предводителя, когда въ предсѣдатели управы былъ избранъ Волжинскiй, земскiй начальникъ, котораго революцiя разорила поджогами, дѣло оживилось и преобразилось.

Съѣздъ и земскiе начальники, предоставленные самимъ себѣ, безъ всякаго руководства, оказались весьма слабыми и мало дѣятельными. Исключенiе составлялъ одинъ А. В. Козловъ, который имѣлъ прямо особый административный даръ и подбирать людей, и устанавливать въ дѣлахъ прямо образцовый порядокъ. Он был спокойно строгъ и являлся дѣйствительнымъ хозяиномъ своего участка. При этомъ самое удивительное было то, что онъ вовсе не усердно занимался службой. А такихъ упорядоченныхъ волостныхъ правленiй, дѣльныхъ и знающихъ волостныхъ писарей, основательныхъ и очень самостоятельныхъ волостныхъ старшинъ не было нигдѣ во всей губернiи.

Самый город Керенскъ представлялъ собою полное захолустье. Внѣшнiй видъ имѣлъ, если исключить площадь, совершеннѣйшей деревни, хотя красиво расположенной. Жизни въ немъ, пожалуй, было не меньше, чѣмъ въ другихъ городахъ, кромѣ Саранска, но это объяснялось его значительнымъ удаленiямъ отъ желѣзной дороги, такъ что онъ поневолѣ являлся центромъ уѣздной жизни, куда все стремилось и для покупки и для продажи. Постоянной мечтой Керенска было выхлопотать себѣ какую-нибудь желѣзную дорогу. Край былъ черноземный, плодородный и для этого было достаточно данныхъ, но всѣ хлопоты пока ни к чему не вели.

Среди многочисленныхъ помѣщиковъ уѣзда самой характерной фигурой былъ нынѣ покойный Н. X. Логиновъ. Это была удивительно цѣльная и прямолинейная до сухости натура. Ни въ общественной, ни въ личности жизни онъ непризнавалъ никакихъ уступокъ и шелъ напрямикъ, несмотря ни на какiя препятствiя. По своимъ воззрѣнiямъ это былъ страстный консерваторъ, считавшiй революцiонерами людей самаго умѣреннаго образа мыслей и открыто это высказывавшiй. Онъ относился совершенно отрицательно къ заботамъ о народномъ образованiи и современную постановку его считалъ прямо преступной, развращающей народную массу и лишающей ее драгоцѣнныхъ качествъ русской души. Онъ проповѣдывалъ, что прежде всего надо сдѣлать мужика достаточнымъ матерiально, а пока это не достигнуто — преступно тратить народныя средства на что-либо другое.

Революцiю он ненавидѣлъ всѣми силами своей души и открыто съ ней боролся всѣми средствами, часто даже хватая черезъ край и озлобляя противъ себя людей, нисколько не симпатизирующихъ смутѣ. Революцiонеры его ненавидѣли и въ то же время боялись, какъ огня. Дѣлались попытки его сжечь, но онѣ разбивались о его бдительность и педантическiй распорядокъ усадебной службы, имъ твердо организованной.

Логиновъ былъ очень богатый человѣкъ и отличный хозяинъ.

 

— 168 —

Имѣнiя приносили ему хорошiй доходъ, хотя онъ не былъ поклонникомъ новѣйших усовершенствованiй въ земледѣлiи.

По внѣшности это былъ холодный, никогда не улыбавшiйся старикъ, говорилъ стариннымъ языкомъ, «ломоносовскимъ штилемъ». У себя дома былъ очень гостепрiименъ и церемоненъ. Разсказываютъ, что кто-то изъ земскихъ деятелей, прiѣхавшiй къ нему въ усадьбу и явившiйся къ обѣду въ пиджакѣ, получилъ откровенный и весьма ядовитый урокъ за такую небрежность.

Какъ губернскiй гласный, онъ всегда ратовалъ противъ всякаго политиканства и либеральныхъ по его мнѣнiю, затѣй и говорил объ этомъ съ твердой, до рѣзкости доведенной опредѣленностью. Этой рѣзкости его побаивались. Въ уѣздном земствѣ он былъ силой, передъ которой все склонялось.

Одна изъ дочерей его была замужемъ за офицеромъ генеральского штаба барономъ Винекеномъ. Это были очень любезные и привѣтливые люди.

Въ этомъ-же уѣздѣ находилось огромное имѣнiе графини Келлеръ, которая вышла замужъ за германского дипломата фонъ-Флотова. Графиня здѣсь не жила. Управляющiй ея, какой-то нѣмецъ, фамилiю котораго я забылъ, игралъ въ уѣздѣ тоже не малую роль. Я съ нимъ, кажется, не встрѣчался. Передъ свадьбой имѣнiе это, какъ говорили, было заложено въ какой-то баснословной суммѣ, чуть-ли не въ миллiонъ рублей, и эти деньги ушли будто-бы на устройство владѣлицы на родинѣ ея второго мужа.

Знавалъ я также въ этомъ уѣздѣ помѣщика Эспехо и его жену. Бывшiй кавалергардъ, красавецъ даже въ старости, Эспехо часто появлялся въ Пензѣ. Губернаторъ Александровскiй покупалъ на его конскомъ заводѣ лошадей для полицейской стражи. Эспехо был чрезвычайно симпатичный человѣкъ и я съ особымъ удовольствiемъ съ нимъ встрѣчался. Жена его, урожденная Дубенская, въ молодости славилась своей красотой и умомъ. Мнѣ пришлось съ этой дамой вести переговоры по поводу опеки надъ малолѣтнимъ барономъ Штейнгелемъ, мать котораго вышла замужъ за сына Эспехо. Опекуншею мальчика состояла его тетка г-жа Дуракова, которую мать хотѣла замѣнить собою и требовала, моего въ томъ содѣйствiя. До этого мать этимъ ребенкомъ очень мало занималась. Мальчику въ это время было лѣтъ 14, слѣдовательно онъ уже могъ сознательно разбираться въ своихъ привязанностяхъ. А потому, ранѣе чѣмъ стать на ту или другую сторону, я повидалъ маленького Штейнгеля и убѣдился, что онъ очень привязанъ къ теткѣ и умолялъ меня оставить ее опекуншей. Обязавъ г. Дуракову внести капиталъ мальчика въ Государственный Банкъ на его имя, я отказался содѣйствовать перемѣнѣ опеки и, кажется, m-me Эспехо осталась этимъ недовольна.

Къ вечеру стали подходить эшелонами и уланы.

Я приказалъ поэтому собрать сходъ въ Лукѣ на другой день къ 12 часам, а ротѣ и эскадрону выступить рано утромъ, чтобъ быть на мѣстѣ до моего прiѣзда.

Вслѣдъ за фабрикой Казѣева начинается и с. Луки. Оно очень

 

— 169 —

безпорядочно распланировано и образуетъ 3 или 4 улицы, выходящiя на огромную площадь среди села у церкви.

Когда я прiѣхалъ на эту площадь, съ одной ея стороны была выстроена пѣхотная рота, а впереди ея стоялъ эскадронъ. Тутъ-же рядомъ выстроился отрядъ полицейской стражи человѣкъ въ 20.

Вся площадь была густо покрыта народомъ; на глазъ тут было по крайней мѣрѣ тысячи 3 человѣкъ. Всѣхъ домохозяевъ между тѣмъ числилось около 200, такъ что остальное составляли собою зрители изъ сосѣднихъ селенiй.

Я приказалъ заранѣе приготовить себѣ списокъ домохозяевъ и чтобы сельскiй сходъ изолировать отъ любопытныхъ, вызвалъ его на самую середину площади, воспретя сюда примѣшиваться постороннимъ. Чтобы быть увѣреннымъ въ исполненiи этого распоряженiя я сталъ вызывать впередъ сходочныхъ — поименно и образовалъ уже изъ нихъ однихъ новую группу.

Я обратился къ нимъ съ рѣчью, указавъ, что противясь вошедшему въ силу рѣшенiю съѣзда объ устраненiи старосты, отказываясь произвести новые выборы, они совершаютъ строго караемый проступокъ неповиновенiя властямъ. Я прiѣхалъ сюда, чтобы прежде всего покончить съ этимъ неповиновенiемъ и требую, чтобы они сейчасъ въ моемъ присутствiи избрали въ старосты кого-либо изъ порядочныхъ, трезвыхъ домохозяевъ. Что-же касается главныхъ ослушниковъ, которыхъ я приказалъ арестовать и которые гдѣ-то скрываются, то рано или поздно они будутъ все равно задержаны, и за то, что скрывались, на нихъ будетъ наложено болѣе строгое взысканiе. Давъ имъ время посовѣтоваться между собою, кого избрать, я отошелъ въ сторону.

Въ это время урядникъ представилъ мнѣ 3 изъ тѣхъ 7 человѣкъ, которыхъ я приказалъ арестовать и которыхъ он нашелъ спрятавшимися у себя по домамъ. Я велѣлъ отвести ихъ къ пѣхотной роте.

Сходъ совершенно, повидимому, спокойно посовѣтовавшись между собою, объявилъ мнѣ имя того домохозяина, котораго они избираютъ въ старосты. Этотъ крестьянинъ, по словамъ земскаго начальника и мѣстнаго урядника, былъ порядочнымъ человѣкомъ, такъ что противъ выбора его ничего нельзя было возразить. Опросивъ сходъ, нѣт-ли возраженiй, и всѣ-ли на выборъ согласны, я получилъ утвердительный отвѣтъ.

Тогда я приказалъ волостному писарю тутъ-же написать приговоръ объ избранiи и хотѣлъ вызывать домохозяевъ по списку подписываться къ нему, какъ вдругъ съ разныхъ концовъ площади раздались душу раздирающiе крики нѣсколькихъ женщинъ.

Обстановка уже стала, повидимому, такой спокойной, все недоразумѣнiе такъ мирно уладилось, что этотъ крикъ всѣхъ здѣсь находившихся заставилъ вздрогнуть и подумать, что случилось какое-то несчастiе. Отрядивъ полицейскихъ узнать въ чемъ дѣло, я въ ожиданiи разъясненiя прiостановился оканчивать приговоръ. Сходъ стоялъ тихо, какъ-то мрачно насупившись. Кто-то изъ заднихъ рядов сказалъ, что это голосятъ жены только-что арестованныхъ. Полицейскiе это подтвердили, а неистовый крикъ все про-

 

— 170 —

должался. Точно эти бабы своими воплями хотѣли потрясти нервы толпы и заставить ее за нихъ вступиться. Я приказалъ и этихъ бабъ арестовать и отвести къ солдатамъ. Крикъ, если это возможно, сталъ еще напряженнѣе, когда стражники ихъ тащили.

Я былъ ужасно потрясенъ этой глупой сценой и съ большимъ усилiемъ сдерживался, чтобы не накинуться на этихъ бабъ съ бранью.

Еще этотъ крикъ продолжался, какъ раздается съ колокольни набатъ и стоящая близъ одной улицы толпа что-то зарѣвела и побѣжала вдоль улицы.

Сходочные, какъ одинъ человѣкъ, повернулись и пустились бѣжать по тому-же направленiю.

На площади остались я и мои спутники и вдалекѣ войска. Мы не понимали, въ чемъ дѣло, всѣ страшно поблѣднѣли, вынули браунинги. Ко мнѣ подбѣжали тоже съ браунингами чиновникъ особыхъ порученiй Колвзанъ и мой человѣкъ Матвѣй и приготовились, видимо, меня защищать.

Вдругъ подбѣгаетъ урядникъ и заявляетъ, что вся эта исторiя подстроена нарочно; мужики сговорились для вида на краю села поджечь развалившiйся сарайчикъ, ударить въ набатъ и подъ крики «пожаръ» отъ меня убѣжать. Толпа была посвящена въ этотъ заговоръ и сыграла въ нем свою роль. Всѣ эти подробности ему сейчасъ разсказали зрители, не принимавшiе участiя въ заговорѣ.

Положенiе получилось архи-глупое: губернаторъ прiѣзжаетъ водворять порядокъ, уже почти достигаетъ этой цѣли и вдругъ остается, не солоно хлѣбавши, одинъ среди площади, а приговоръ не подписан, а слѣдовательно и не дѣйствителенъ. Неужели-же уѣхать ни съ чѣмъ, а потомъ опять начинать все снова? Но вѣдь если это сдѣлать, то пустая въ сущности исторiя разростется въ огромный скандалъ, толпа преувеличитъ свои силы, пойдетъ на крайнее озорство и дѣло должно будетъ кончиться или экзекуцiей, или разстрѣломъ. Эти мысли вихремъ пронеслись въ мозгу. Я овладѣлъ собою и поспѣшно предложилъ командиру эскадрона, маршъ-маршемъ вынестись на окраину селенiя, разсыпать вокругъ эскадронъ и ни подъ какимъ видомъ никого не выпускать изъ селенiя. Это было сейчасъ-же сдѣлано и уланы понеслись карьеромъ.

Эта скачка, видимо, ошеломила мужиковъ и они, съ ужасомъ сторонясь и укрываясь въ дома, не понимали, что это такое будетъ и должно быть рисовали себѣ что-то ужасное.

Затѣмъ я приказалъ стражѣ ѣхать по улицѣ и объявить, чтобы сходочные немедленно явились ко мнѣ на площадь, а кто по списку не явится, сѣ тѣм будетъ поступлено, какъ съ бунтовщикомъ.

Между тѣмъ поднимавшiйся вдалекѣ дымъ отъ горѣвшей сараюшки прекратился. Стояла удушающая жара и мужики испугались, что этотъ бутафорскiй пожаръ можетъ обратиться въ настоящiй и поспѣшно его залили.

Черезъ нѣсколько минуть стали подбѣгать ко мнѣ выборные, лицемрно объясняя свое бѣгство испугомъ. Через четверть часа,

 

— 171 —

положительно не больше, сходъ собрался полностью и я сталъ вызывать сходочныхъ подписываться. Большинство было неграмотно, но я не позволилъ ихъ записывать, какъ это всегда водится, не спросивъ согласiя на подпись, а лично спрашивалъ, довѣряетъ-ли онъ за себя подписаться.

Процедура длилась довольно долго, но вотъ она, наконецъ кончена.

Я было направился къ сходочнымъ, желая съ ними еще поговорить, какъ они всѣ опустились на колѣни и стали просить за тѣхъ 7 человѣкъ, о которыхъ я говорилъ выше.

На это я отвѣтилъ, что преступленiе ихъ слишкомъ велико и простить ихъ нельзя; но если они сегодня-же еще до моего отъѣзда явятся ко мнѣ на фабрику, то я не стану взыскивать съ нихъ въ высшей мѣрѣ.

Затѣмъ, обращаясь къ исправнику, сказалъ:

— Потрудитесь сейчасъ-же произвести подробное дознанiе о томъ, что тутъ случилось сегодня при мнѣ и установить, отчего произошелъ пожаръ. Хорошо-бы было успѣть окончить дознанiе до моего отъѣзда. Можетъ быть, нужно будетъ принять еще какiя-нибудь мѣры. Улановъ отзовите и пусть они соберутся у фабрики. Роту отправьте вмѣстѣ съ арестованными мужиками въ Керенскъ, а женщинъ отпустите.

Старшина, — сказал я обращаясь къ волостному старшинѣ — завтра-же собрать волостной судъ и привлечь этихъ трехъ бабъ къ уголовной отвѣтственности за нарушенiе тишины и спокойствiя.

Все это я говорилъ громко, чтобы сходочные слышали. Подозвавъ затѣм вновь избранного старосту, я объявилъ ему, что строжайше требую установить въ селѣ образцовый порядокъ, слѣдить за своевременнымъ поступленiемъ податей и о всякомъ самомъ малѣйшемъ безпорядкѣ или ослушанiи сообщать сейчасъ-же становому приставу.

Затѣмъ я распустилъ сходъ и вмѣстѣ со своими спутниками отправился къ Казѣевымъ на фабрику.

Боже, какъ я облегченно вздохнулъ, когда все это такъ благополучно кончилось и какъ я благодарилъ Козлова за то, что онъ уговорилъ меня вызвать эскадронъ. Разумѣется, и съ пѣхотной ротой, вѣроятно, удалось-бы добиться тѣхъ-же результатовъ. Но на это ушло-бы гораздо больше времени и возможны всетаки были разные осложненiя.

Ведь психологiя волнующейся толпы такова, что только какая-либо необычайная, яркая мѣра производитъ на нее впечатлѣнiе. Когда все идетъ спокойно, обычно, для толпы понятно, это ей не импонируетъ, и волненiе будетъ все болѣе и болѣе нарастать и чѣм все разразится, не возможно предсказать. А вотъ видъ несущейся карьеромъ кавалерiи, могущей растоптать все попадающееся ей на встрѣчу, сразу нагоняетъ на сердце страхъ, человѣкъ ошалѣваетъ и не понимая, что эта несущая масса будетъ дѣлать, поддается жесточайшей паникѣ и старается забиться въ какую-нибудь щель. Напряженiе сломлено, и какъ велико было до того возбужденiе, такъ-же велика становится подавленность.

 

— 172 —

Не стану лгать и не буду утверждать, что именно такiя психологическiя рассужденiя руководили мною, когда я отдавалъ приказъ о скорѣйшемъ окруженiи селенiя. Нѣтъ, я просто хотѣлъ отразить исчезновенiе изъ деревни сходочныхъ, что дѣлало окончанiе поставленной мною задачи физически невозможнымъ. А достигъ за одно и полной такъ сказать ликвидацiи всего длившагося цѣлый годъ безобразiя.

Придя къ Казеевымъ, я съ наслажденiемъ помылся, переодѣлъ бѣлье и китель, предусмотрительно захваченные Матвѣем изъ Керенска, и вышелъ въ гостиную, гдѣ былъ уже приготовленъ накрытый столъ и мы всѣ сѣли обѣдать.

Еще до окончанiя обѣда исправникъ доложилъ мнѣ, что и остальные 4 человѣка, подлежавшiе аресту, явились. Ну, и слава Богу!

Дознанiе не было окончено до моего отъѣзда. Но на другой день утромъ оно было мнѣ доставлено и установило, что все случившееся было дѣйствительно подстроено и режиссерами этого представленiя явились одинъ керенскiй учитель и почтовый чиновникъ Керенскаго почтово-телеграфнаго отдѣленiя. Оба были тутъ-же арестованы.

Из Керенска мы выѣхали послѣ завтрака и прiѣхали къ Андроновымъ въ Черкасское, довольно рано. Время до обѣда мы употребили на осмотръ дома, сада и плодоваго питомника. Домъ оказался дѣйствительно великолѣпнымъ, въ полномъ смыслѣ слова дворцомъ, при томъ современно оборудованнымъ. Огромный, высокiй залъ, столовая, другiя парадныя комнаты — все это было съ большимъ вкусомъ отдѣлано, безъ кричащей купеческой роскоши. Печки были разрисованы чрезвычайно оригинально очень извѣстнымъ художникомъ, гостившимъ тутъ у барона Штейнгеля. Жилыя комнаты были полны свѣта и комфорта. Уборныя — послѣднее слово прихотливыхъ англiйскихъ потребностей. Стоило все это колоссальныхъ денегъ, если принять во вниманiе, что усадьба была въ верстахъ 30 отъ желѣзной дороги.

Принимали насъ два брата — Александръ и Василiй Васильевичъ. Первый велъ большiя торговыя операцiи и жилъ зиму въ Пензѣ, второй — круглый годъ проводилъ сначала въ Черкасскомъ, а затѣмъ по требованiю своей молодой, красивой жены, ужасно любившей наряжаться и выѣзжать, перебрался въ Пензу.

Обѣ эти семьи вели широкую жизнь, у нихъ постоянно бывали гости, шампанское лилось рѣкою. Я довольно часто бывалъ у нихъ въ Пензѣ и это отчасти создало мнѣ на нѣкоторое время репутацiю человѣка, ведущаго нетрезвую жизнь. Какъ всегда бываетъ, такая слава широко распространилась, дошла до министерства и чуть не сдѣлала изъ меня пьяницы. Я всегда былъ болѣе чѣмъ умѣренъ въ этомъ отношенiи и такiя сплетни меня очень раздражали. Впрочемъ, какъ эти слухи нежданно-негаданно возникли, также скоро и прекратились. Я слышалъ, что въ Петербургѣ такiе слухи пустилъ покойный Д. К. Гевличъ, который, разумѣется, сам вѣрилъ въ правдивость ихъ и, кажется, вовсе не имѣлъ въ виду ими мнѣ повредить.

 

— 173 —

Когда собираешь у себя очень большое общество, состоящее изъ людей рѣдко между собою встрѣчающихся, совершенно неизбѣжна нѣкоторая натянутость, отъ которой люди снуютъ по комнатамъ не зная, что съ собою дѣлать и съ кѣмъ заговорить хотя-бы о никому не интересныхъ вещахъ. Тутъ необходимо принять особыя мѣры какъ можно скорѣе уничтожить эту натянутость, иначе у васъ водворится такая гнетущая скука, отъ которой будутъ жестоко страдать и хозяева, и гости. Послѣднiе при первой возможности постараются бѣжать. Лучшимъ средствомъ противъ такой натянутости является — вино. Поднимая нервы, оно заставляетъ самыхъ застѣнчивыхъ людей становиться смѣло общительными, незнакомые между собою сближаются, бесѣда становится оживленной и общей и вскорѣ устанавливается такой непринужденный тонъ, который даетъ возможность каждому насладиться общенiемъ съ людьми, и ваши гости уходятъ изъ вашего дома, сохраняя прiятное воспоминанiе о проведенном вечерѣ. Вотъ почему, устраивая людные вечера и балы, первою моею заботой было позаботиться объ открытыхъ буфетахъ съ шампанскимъ и крюшономъ. Послѣднiй имѣетъ въ этихъ случаяхъ, конечно, первенствующее значенiе такъ какъ крюшонъ не боятся пить и дамы, полагая, что онъ не такъ крѣпокъ, какъ шампанское. Разумѣется, обыкновенно такъ оно и бываетъ. Но на одномъ моемъ балу въ Пензѣ на этой почвѣ вышло досадное недоразуменiе, которое поставило меня въ ужасно глупое положенiе.

Когда приглашаешь нѣсколько сотъ гостей, очень трудно сколько-нибудь точно опредѣлить, какое количество угощенiя надо приготовить и поэтому всегда нужно имѣть запасы, которые можно было-бы двинуть въ подкрѣпленiе, въ случаѣ надобности. Въ отношенiи крюшона такiе запасы дѣлаются въ видѣ нѣскольких ведеръ влаги, въ которыхъ количество фруктов, коньяку и ликеровъ воъ много разъ больше, чѣм въ самомъ крюшонѣ. Если къ такой густой эссенцiи прибавить бѣлаго вина и шампанскаго, то изъ каждого ведра ея получится три-четыре ведра крюшона. Когда были готовы открытые буфеты, туда принесли всѣ ведра съ крюшонами, изъ которыхъ лакеи заполняли стоящiя на буфетѣ вазы съ виномъ, по мѣрѣ ихъ опорожниванiя; тутъ-же поставили и ведра съ запасной эссенцiей, но на бѣду люди мои забыли предупредить лакеевъ, что изъ этихъ ведеръ не слѣдуетъ прямо доливать вазъ.

Я самъ лично старался и просилъ также помогавшихъ мнѣ принимать гостей моих ближайшихъ друзей приглашать всѣхъ возможно чаще къ открытымъ буфетамъ и усердно угощать виномъ и крюшономъ.

При этомъ съ каждымъ приходилось выпить хоть по глотку. Суетившiеся лакеи въ попыхахъ стали наливать въ крюшонницы и эссенцiю, при чемъ никто этого не замѣтилъ. Можете себѣ вообразить, что сдѣлалось со мной послѣ нѣсколькихъ стакановъ влаги такой крѣпости. Я сталъ пьянѣть все сильнѣе и сильнѣе, и когда, позвали ужинать, я почувствовалъ, что ноги мои отказываются служить, языкъ сталъ заплетаться. Сознанiе при этомъ нисколько

 

— 174 —

не помрачилось и я вполнѣ сознавалъ, что мнѣ необходимо какъ нибудь незамѣтно исчезнуть, авось въ толкотнѣ мое отсутствiе не очень бросится въ глаза, тем болѣе, что ужинъ былъ накрыть на столикахъ въ нѣсколькихъ залахъ и вездѣ было по нѣсколько распорядителей.

Я ускользнулъ из прiемъныхъ комнатъ наверхъ и отправился къ себѣ въ спальню.

Разумѣется, мое отсутствiе хотя и не сразу все таки было замѣчено и для всѣхъ была ясна причина такого бѣгства. Большинство гостей отнеслось къ этому случаю снисходительно и въ Пензѣ о немъ не очень злорадствовали: должно быть люди стали добрѣе подъ влiянiемъ прiятно проведеннаго вечера. Тѣмъ не менѣе нѣкоторые люди изъ высокопоставленныхъ были очень шокированы и стали разсказывать объ этомъ казусѣ въ Петроградѣ, и усматривали въ немъ подтвержденiе ранѣе пущенной про меня славы, какъ о человѣкѣ пьющемъ.

Эти неопредѣленные слухи дошли и до П. А. Столыпина, и вотъ на одномъ прiемѣ онъ вдругъ обращается ко мнѣ съ такими словами:

— Извините, что я Вамъ задамъ одинъ щекотливый вопросъ, я считаю, что гораздо лучше о такихъ вещахъ говорить прямо, съ полной откровенностью. Правда-ли, что Вы стали пить? Должно быть трудная работа на Васъ такъ подѣйствовала?

Такой вопросъ меня прямо огорошилъ и я нѣсколько минутъ не могъ притти въ себя. Голова моя стала искать такихъ фактовъ, которые могли-бы хоть сколько-нибудь объяснить появленiе подобной сплетни. Вышеприведенный инцидентъ у меня на балѣ совершенно испарился изъ моей памяти. Ужасный вопросъ Столыпина заставилъ меня мысленно перебрать всѣ случаи, когда мнѣ, съ юности трезвому человѣку, на людяхъ приходилось пить вино, и вдругъ я вспомнилъ этотъ случай и все мнѣ стало ясно.

Я чистосердечно, безъ всякой утайки разсказалъ о немъ Столыпину.

— Хорошо, что Вы мнѣ все это разсказали. Когда мнѣ говорили, что Вы ведете нетрезвый образъ жизни, я всегда возражалъ, что это какъ-то на васъ не похоже, Вот видите, какъ губернатору надо быть осторожнымъ.

Несмотря на эти успокоительныя слова, мнѣ была ужасно непрiятна вся эта исторiя и я долго не могъ отдѣлаться отъ тягостнаго сознанiя, что вотъ такая явно лживая выдумка въ одно прекрасное утро можетъ вамъ совершенно испортить репутацiю, а вы и подозрѣвать этого не будете.

Наиболѣе оживленнымъ городомъ въ губернiи былъ Саранскъ, расположенный на желѣзной дорогѣ; онъ велъ большую хлѣбную торговлю, наилучшимъ показателемъ чего служитъ то обстоятельство, что въ такомъ сравнительно небольшомъ уѣздномъ городѣ было 3-4 отдѣленiя коммерческихъ банковъ, не считая городского. Городъ был довольно великъ и для уѣзднаго центра не дурно обстроенъ.

 

— 175 —

Саранскiй уѣздъ, пожалуй, былъ наиболѣе дворянскимъ, хотя особо большихъ помѣстiй, насколько помню, въ немъ не было. Граничилъ онъ съ Корсунскимъ уѣздомъ Симбирской губернiи, сдѣлавшимся прочнымъ гнѣздомъ революцiи. Оттуда шла главнѣйшая волна агитацiи, очень отразившаяся и на Саранскомъ уѣздѣ. Одно время тутъ процвѣтала газета «Мужикъ» архи-революцiоннаго содержанiя. Она проповѣдывала крестовый походъ противъ помѣщиковъ. Редакторомъ ея былъ нѣкто Баженовъ, полу-интеллигентъ, полу-крестьянинъ; невѣжествененъ онъ былъ поразительно, но нахватался трафаретнаго митинговаго краснорѣчiя и велъ свою газету прямо въ изступленномъ, истерическомъ тонѣ. Поддерживали его и давали средства на изданiе, какъ это ни кажется невѣроятнымъ, кое-кто из саранскихъ землевладѣльцевъ и купцовъ. Одинъ изъ такихъ землевладѣльцевъ былъ пожалуй главнымъ центромъ всего Саранского броженiя и вскорѣ вмѣстѣ съ Баженовымъ былъ по моему распоряженiю арестованъ. Содержась въ тюрьмѣ, Баженовъ писалъ мнѣ слезливыя письма, унижался до отвращенiя. Разумѣется, эти письма не могли измѣнить его участи.

Поджоги усадебъ въ этомъ уѣздѣ свирѣпствовали съ особой силой. Подавляющее большинство ихъ не было раскрыто, но уничтоженiе усадьбы А. А. Королькова года 1½ спустя удалось выяснить во всей подробности и на скамью подсудимыхъ сѣло человѣкъ 15 крестьянъ сосѣдней деревни, которые почти всѣ и были осуждены.

Были въ уѣздѣ и случаи «экспропрiацiй», убiйства урядниковъ и стражниковъ, но по тогдашнему времени все это было такъ обыкновенно, что подробности у меня совсѣмъ испарились изъ памяти.

Исправникомъ при моемъ вступленiи въ должность состоялъ нѣкто Кисель-Загорянскiй. Насколько онъ былъ храбръ въ борьбѣ съ революцiонерами, которыхъ переловилъ и изобличилъ порядочное количество, настолько боялся начальства. Въ этомъ отношенiи про него разсказывали цѣлые анекдоты. Вѣроятно, за нимъ водились грѣхи, которые заставляли трепетать за служебную карьеру, но указанiй на такiе грѣхи не получалось. При одномъ изъ своихъ далекихъ на поимку преступниковъ выѣздовъ, которые всегда совершалъ въ лѣтнемъ пальто, онъ смертельно простудился и умеръ, оставивъ семью безъ всякихъ средствъ. Что было возможно, я постарался для семьи этой сдѣлать въ память заслугъ отца въ борьбѣ со смутой.

Предсѣдателемъ Саранской земской управы состоялъ Б. Н. Обуховъ. Онъ когда-то служилъ въ л.-гв. конно-гренадерскомъ полку и принадлежалъ къ старинной богатой дворянской семьѣ. Въ мое время денежныя дѣла его были не очень блестящи. Это былъ очень красивый, высокiй, стройный господинъ, съ огромной окладистой бородой, изъ за которой его прозвали «Черноморомъ». Б. Н. Обуховъ былъ однимъ изъ учредителей общества взаимнаго кредита, въ которомъ участвовали главнымъ образомъ крестьяне. Это общество было отлично поставлено и въ самомъ непродолжительномъ времени сказочно развилось.

 

— 176 —

Саранское земство недурно работало. Широкую постановку получило дѣло снабженiя уѣзда земледѣльческими орудiями и сѣменами. Земство не осталось также безучастно въ вопросѣ развитiя у крестьянъ огнестойкихъ построекъ и саманные дома у крестьянъ многихъ районов уѣзда широко распространились. Когда началось землеустройство, оно уже нашло выработанные прiемы и типы построекъ и оставалось только далѣе развивать такое строительство.

За время моего губернаторства мнѣ часто приходилось бывать в Саранскѣ по делу расквартированiя тамъ по новой дислокацiи войскъ.

Городъ отлично понялъ, какiя преимущества для мѣстной торговли и вообще оживленiя городской жизни вноситъ за собою квартированiе войсковыхъ частей и въ этомъ вопросѣ широко пошелъ на встрѣчу нуждамъ военнаго вѣдомства. Когда было рѣшено построить тамъ счетомъ казны казармы, городъ отвелъ безплатно мѣсто для широкаго размѣщенiя казармъ и подъ военный лагерь; командующiй войсками казанскаго военнаго округа г. Сандецкiй лично прiѣзжалъ для этого въ Саранскъ и принималъ участiе вмѣстѣ со мной въ частныхъ засѣданiяхъ городской думы по этому дѣлу.

Я съ большимъ удовольствiемъ вспоминаю свое знакомство съ генералом А. Г. Сандецкимъ. Это былъ стойкiй человѣкъ, совершенно равнодушный къ угрозамъ революцiи и совсѣмъ съ ними, почти до неосторожности, не считавшiйся.

Всѣ смертные приговоры военнаго суда за политическiя убiйства, генералъ всегда утверждалъ, не такъ, какъ его предшественникъ и, благодаря этому, на преступные элементы была наложена очень чувствительная узда, наиболѣе благопрiятствовавшая наступленiю успокоенiя. Когда къ намъ прiѣзжалъ генералъ Сандецкiй, мы старались принимать возможныя мѣры безопасности. Но какъ тутъ можно было быть сколько нибудь спокойнымъ, когда онъ носился по всему городу въ открытомъ экипажѣ и слышать не хотѣлъ о какихъ-бы то ни было предосторожностях.

А. Г. Сандецкiй былъ чрезвычайно требователенъ по службѣ и ни въ какомъ случаѣ не поступался своими требованiями. Стоявшiя въ Пензѣ войска, еще такъ недавно до безобразiя распущенныя, принимавшiя даже нѣкоторое участiе въ революцiонныхъ безобразiяхъ, онъ привелъ удивительно скоро въ образцовый порядокъ. Заботливъ он былъ о нуждахъ солдата и офицеровъ чрезвычайно и своей въ этомъ отношенiи требовательностью, неуступчивостью причинялъ мнѣ и городскимъ управленiямъ много огорченiй и хлопотъ. Я лично хорошо понималъ его благородныя заботы и старался всѣми мѣрами итти имъ на встрѣчу.

Среди войскъ многiе страшно боялись Сандецкаго и считали его какимъ-то звѣремъ. А между тѣмъ по натурѣ это былъ очень добрый человѣкъ, всегда, готовый итти на встрѣчу всякой нуждѣ и всякому горю.

Какъ я уже говорилъ, среди депутатовъ 2-й Государственной Думы отъ Пензенской губернiи наиболѣе хлопотъ мнѣ доставилъ

 

— 177 —

докторъ Марковъ. Я его никогда не видѣлъ, онъ, конечно, не удостаивалъ меня своими посѣщенiями.

Мнѣ разсказывали, что Марковъ выросъ въ интеллигентной семьѣ, которая прiютила у себя бѣднаго крестьянскаго мальчика, дала ему образованiе. По спецiальности онъ былъ окулистъ, пользовался извѣстностью и имѣлъ хорошую практику. Говорятъ, онъ былъ до вступленiя своего на арену политики, очень хорошимъ, мягкимъ человѣкомъ и всѣ знавшiе его или пользовавшiеся его помощью, очень его любили. Политика захватила его всего, онъ почти бросилъ практику и съ головой ушелъ въ революцiю. Этотъ образованный, говорятъ, очень не глупый человѣкъ, сталъ совсѣмъ неузнаваемъ и совершалъ прямо нелѣпости, какъ взбаламученный пропагандой гимназистъ. Прiѣзжая во время думскихъ перерыровъ въ Пензу, онъ собиралъ за городомъ по укромнымъ мѣстамъ митинги изъ городскихъ мальчишекъ и крестьянскихъ парней, говорилъ тамъ страстныя рѣчи съ призывомъ къ возстанiю, ѣздилъ по деревнямъ и стряпалъ наказы оть крестьянъ и не стыдился объ этихъ наказахъ говорить въ Думѣ и писать въ газетахъ. Онъ не сторонился, должно быть, и террористовъ, по крайней мѣрѣ имъ былъ какъ-то остановленъ въ Пензѣ знакомый урядникъ, которому он совѣтовалъ бросить преслѣдованiе революцiонеровъ, а то вѣдь можно получить и пулю въ лобъ.

Когда вторая Дума была распущена, Марковъ не угомонился и я принужденъ былъ выслать его изъ губернiи къ большому горю его бывшихъ, а отчасти и теперешнихъ пацiентовъ. Я слышалъ, что эта революцiонная страстность потомъ прошла и онъ серьезно отдался помощи страждующему человѣчеству.

Остальные наши депутаты этой Думы, хотя нѣкоторые и принадлежали къ революцiоннымъ группамъ, ничѣмъ не выдѣлялись и не обращали на себя ни малѣйшаго вниманiя. Одинъ лишь князь Волконскiй иногда хлопоталъ по дѣламъ обращавшихся къ нему пензяковъ и мнѣ приходилось нѣсколько разъ получать отъ него письма. Конечно, онъ, какъ воспитанный человѣкъ, былъ всегда безукоризненно коректенъ.

Когда вторая Дума была распущена, всѣ эти депутаты совершенно стушевались и о нихъ ничего не было слышно. Самый роспускъ Думы не произвелъ ни малѣйшаго впечатленiя и о ней сейчасъ-же всѣ забыли.

Единственную роль сыграла эта Дума: она выдвинула во весь ростъ великолѣпную фигуру П. А. Столыпина. Популярность его стала необыкновенно велика, всѣ съ упованiемъ устремили на него взоры и только отъ него одного ждали избавленiя отъ удручавшей всѣхъ смуты. Ореолъ мученичества, который его окружалъ со дня покушенiя на Аптекарскомъ островѣ, еще ярче заблисталъ послѣ его талантливыхъ и сильныхъ рѣчей, которыя были у всѣхъ на устахъ. Я не помню за всю свою жизнь другого государственнаго человѣка, которого-бы люди разныхъ положенiй и разных воззрѣнiй так единогласно цѣнили и такъ высоко превозносили. Самые нападки его враговъ кадетовъ и революцiонеровъ были неувѣренны и такъ блѣдны, что для всѣхъ было со-

Читать далле
Подняться к началу

178-193

 

— 178 —

вершенно ясно, что онѣ исходятъ только изъ тактическихъ соображенiй и что обаянiе этой личности не миновало и ихъ.

Пенза особенно гордилась П. А. Столыпинымъ, такъ какъ онъ был наш помѣщикъ. Въ Инсарскомъ уѣздѣ у него было имѣнiе, полученное кажется, по наслѣдству отъ бабушки. Хотя онъ ни разу за время моего губернаторства не прiѣзжалъ въ свое именiе, но мнѣ самому нѣсколько раз приходилось отъ него слышать, что онъ особенно близко принимаетъ к сердцу интересы Пензенской губернiи. А что онъ къ намъ не прiѣзжалъ, это всѣ находили естественнымъ, зная, какъ онъ поглощенъ государственными дѣлами.

Братъ его, А. А. Столыпинъ, извѣстный сотрудникъ «Новаго Времени», два или три лѣта провелъ съ своей семьей въ именiи Грабовка Н. Н. Устиновой въ Пензенскомъ уѣздѣ.

Н. Н. Устинова принадлежала къ тѣмъ мужественнымъ женщинамъ, которыя пережили у себя въ деревнѣ все ужасы революцiи. Мужъ ея А. М. Устинов почти все время проводилъ заграницей, куда увезъ лечиться своего тяжко больного племянника. Устиновы обладали очень большими средствами и Наталiя Николаевна значительную часть своей жизни провела за границей. Но послѣднiе годы она безвыѣздно жила въ Грабовкѣ, отлучаясь по делам на короткое время въ Петербургъ или Москву. У нея былъ свой конскiй заводъ и бѣговая конюшня, и чаще всего, кажется, ея выѣзды совпадали съ бѣгами.

Жена А. А. Столыпина Ольга Николаевна приходилась ей родной сестрой.

Н. Н. Устинова была уже не молодая дама, величественной наружности. Слѣды ея прежней красоты сохранились и до сихъ поръ. Я нѣсколько разъ у нея бывалъ и всегда чувствовалъ себя въ ея домѣ какъ-то особенно хорошо. Наталiя Николаевна, женщина большого ума, была чрезвычайно интересной собесѣдницей и держала себя просто и привѣтливо.

Грабовскiй домъ и обширный, доходящiй до рѣки Суры паркъ, прекрасно содержанный, были одно великолѣпiе. Домъ был новый, очень красивый съ внѣшняго фасада и богато обставленъ внутри.

У нея-же я раза два встрѣчалъ А. А. Столыпина. Онъ мало былъ похожъ на своего брата, хотя обладалъ такой-же высокой фигурой, держался очень скромно и, мнѣ показалось, былъ застѣнчивъ. Впрочемъ наши встрѣчи были такъ мимолетны, что осталось отъ нихъ лишь бѣглое впечатлѣнiе.

Какъ-то разъ мы были приглашены всей семьей на имянины къ Наталiи Николаевнѣ. Собралось тамъ довольно многочисленное общество и между прочимъ ближайшiе сосѣди Устиновой князь и княгиня Шаховскiе съ своими дочерьми-подростками. Я не былъ еще съ ними знакомъ и впервые встрѣтился.

Князь лѣтъ 35-40 человѣкъ, очень красивый, служилъ въ кавалергардскомъ полку и состоялъ адьютантомъ Великого Князя Николая Николаевича. Военную службу онъ оставилъ по причинѣ припадковъ астмы. Но это нездоровье не отражалось на его

 

— 179 —

внешности. Шаховскiе жили зиму въ Петербургѣ и лишь на лѣто прiѣзжали въ свое пензенское имѣнiе. Княгиня Марiя Анатольевна, урожденная княжна Куракина, была еще молодая женщина; лицо ея казалось какъ-то особенно осмысленнымъ. Глаза смотрели спокойно-властно, черты лица правильныя, общее выраженiе нѣсколько гордое. Если увидѣть это лицо среди многихъ другихъ вамъ незнакомыхъ, вы непремѣнно его замѣтите и запомните.

Въ Пензѣ считали княгиню очень заносчивой, вѣроятно, потому, что она очень рѣдко бывала въ городѣ и почти была незнакома съ мѣстнымъ обществомъ.

Я очень много слышалъ объ ея выдающемся умѣ и, будучи ей представленнымъ, сразу убедился, что тутъ нет преувеличенiй. Держала она себя очень просто, а въ отношенiи меня была настолько любезна, что я все дивился, на чемъ-же основана эта пугавшая меня репутацiя подавляющей ея надменности. Я чувствовал себя въ обществѣ княгини такъ свободно, разговоръ у насъ шелъ такой для меня интересный, точно я былъ уже давно знакомъ съ своей собесѣдницей. Это первое впечатлѣнiе осталось неизмѣннымъ и при дальнѣйшихъ моихъ встрѣчахъ съ княгиней.

Послѣ парадного обѣда Н. Н. Устинова сдѣлала сюрпризъ своимъ гостямъ. А. А. Столыпинъ написалъ небольшую пьесу на злобу дня: «Гимназисты-анархисты». Онъ назвалъ эту шутку «вздоромъ въ 3 дѣйствiяхъ» и она была разыграна мѣстной молодежью на спецiально для этого устроенной сценѣ. Содержанiе было очень забавно и любители разыграли ее довольно недурно. Режиссировалъ сам Александръ Аркадьевичъ.

Послѣ этого представленiя устроились танцы, а когда стемнѣло въ паркѣ зажгли иллюминацiю. Праздникъ вышелъ очень удачнымъ и оживленнымъ. Вернулись мы въ Пензу поздно ночью.

Я сказалъ выше, что вторая Дума не имѣла никакого влiянiя на теченiе жизни, какъ новый порывъ вѣтра не измѣняетъ картины взбаламученнаго моря. Но, разумѣется, существованiе ея продлило и не давало ослабѣвать судорогамъ смуты.

Если въ предшествовавшее время дѣйствiя революцiи являлись все таки планомѣрными, управляемыми центральнымъ двигателемъ, то теперь этого управленiя совсѣмъ уже не чувствовалось и все пошло въ разбродъ, предоставленное иницiативѣ отдѣльныхъ кружковъ и лицъ, безъ всякой связи между ними. Это можно было-бы сравнить съ партизанскими набѣгами, когда враждебныя дѣйствiя объединяются лишь конечной ихъ цѣлью причинить непрiятелю возможно больше вреда, оставаясь совершенно свободными въ выборѣ времени, мѣста и оружiя.

Является человѣкъ смѣлый, которому воспитанiе или наслѣдственность не дали какихъ-либо внѣдренныхъ въ самую его природу нравственныхъ понятiй, за то щедро снабдили неудержимыми аппетитами, стремленiя котораго направлены на то, чтобы урвать отъ жизни всѣ тѣ наслажденiя, которыя тѣшатъ грубые животные инстинкты человѣка, и вотъ онъ становится подъ знамя

 

— 180 —

революцiи и дѣлается вожакомъ такихъ-же, какъ он сам, въ корнѣ развращенныхъ людей, ищущихъ веселой, свободной отъ всякихъ ограниченiй жизни. Знамя революцiи ему нужно только для того, чтобы заглушить присущiя даже душѣ негодяя, добрыя чувства, избавиться отъ угрызенiй совѣсти красиво звучащей фразой, что онъ борется съ угнетателями народа, и работаетъ у созданiя счастья Россiи.

Неуравновѣшенная молодежь, еще не втянутая жизнью въ опредѣленныя житейскiя рамки и для которой переступить границы дозволеннаго не мѣешаетъ ни выработанная жизнью привычка самоограниченiя, ни способность предвидѣнiя неизбѣжныхъ послѣдствiй бунта противъ законовъ человѣческаго общежитiя стремительно наполняетъ кадры этихъ партизановъ-революцiонеровъ. Вѣдь, какъ-же иначе объяснить себѣ, что подавляющее число революцiонеровъ рѣдко, очень рѣдко переступаетъ возрастъ 20 лѣтъ. Апологеты революцiи объясняютъ это свойственной молодости отзывчивостью на все доброе, способностью загораться неудержимымъ стремленiемъ къ идеалу. Это вѣрно, только по отношенiю учащейся молодежи, которая настолько образована, что можетъ увлекаться отвлеченными идеями, можетъ гипнотизироваться кажущейся красотой и справедливостью разныхъ мечтательныхъ соцiальныхъ построенiй, не имѣя житейскаго опыта понять ихъ полную неосуществимость и противорѣчивость съ законами природы. Но приписывать такiя стремленiя какому-либо неучу, не прочитавшему въ жизни своей ни одной книжки, понятiя не имѣющему объ отвлеченномъ мышленiи, это такой-же грубый подлогъ какъ предъявленiе въ Государственной Думѣ крестьянскихъ наказовъ, съ требованiемъ амнистiи, всеобщей, полной, равной, пряной подачи голосовъ и пр., которыми революцiонные малограмотные въ большинствѣ своемъ депутаты на весь свѣтъ издѣвались надъ здравымъ смысломъ.

Начинался въ сущности открытый грабежъ возникающими повсюду до самой глухой деревни включительно разбойничьими шайками, во главѣ которыхъ становились отъявленные головорѣзы. Всякихъ нападенiй этихъ шаекъ было столько, что память моя не могла ихъ удержать въ подробностяхъ, и если кое-что изъ этой разбоничьей эпопеи я и помню, то развѣ факты особо кровавые, которыми была потрясена вся губернiя. Вот нѣкоторые изъ нихъ.

Нѣсколько человѣкъ грабителей винныхъ лавокъ попались, въ руки властей и были заключены въ пензенскую тюрьму. Слѣдствiе производилось въ Городищенскомъ уѣздѣ, по мѣсту совершенiя преступленiя, куда нужно было отослать и подслѣдственныхъ арестантовъ. Ихъ было всего 3 или 4 человѣка, а потому для сопровожденiя назначено было 4 конвойных. Арестанты были закованы въ кандалы и въ наручники, а потому такое сопровожденiе казалось совершенно достаточнымъ. Когда эта партiя оставила желѣзную дорогу и получила подводу для слѣдованiя въ Городище, расположенный въ верстахъ 35 отъ станцiи, надо думать, конвойные не удержались отъ соблазна и купили арестан-

 

—181 —

тамъ водки и, разумѣется, братски ее съ ними разделили. Послѣ такого угощенiя всякiя предосторожности, предписанныя инструкцiями, были найдены излишними и конвойные уложили свои ружья на подводы, гдѣ сидѣли арестанты, и сами поочередно туда подсаживались. Только одинъ изъ нихъ слѣдовалъ за подводами, но несъ ружье не въ рукѣ, а на ремнѣ черезъ плечо. Шла дружеская бесѣда, курили цыгарки. Когда миновали ближайшее отъ станцiи Мордовское село и поднялись верстахъ двухъ за нимъ на гору, слѣва которой начинается лѣсъ, на встрѣчу по дорогѣ показалось 3 человѣка, слѣдовавшiе по обѣимъ сторонамъ дороги.

Движенiе тут всегда значительное, и на встрѣчныхъ людей никто из конвойныхъ не обращалъ вниманiя. Когда подводы поравнялись съ этими людьми, одинъ изъ нихъ выхватилъ револьверъ и убилъ наповалъ конвойнаго съ ружьемъ, сорвавъ съ него винтовку. Арестанты, сбросившiе подпиленные заранѣе наручники, овладѣли остальными ружьями и стали стрѣлять въ конвойныхъ, еще одного изъ нихъ убили, а других тяжело ранили, но считали ихъ, видимо, убитыми. Затѣмъ совмѣстными силами освободились отъ кандаловъ и скрылись въ лѣсъ.

Вскорѣ проѣзжiе наткнулись на трупы убитыхъ и раненыхъ, доставили ихъ на станцiю и о происшествiи телеграфировали мнѣ.

Я сейчасъ-же пригласилъ къ себѣ начальника охраннаго района командира Путивльскаго пѣхотнаго полка полковника Орлова и командира уланъ полковника Колвзанъ и условился съ ними сдѣлать облаву въ городищенскихъ лѣсахъ, гдѣ, какъ это было и ранѣе извѣстно, находилась, главная квартира разбойниковъ. Задача эта была не изъ легкихъ, такъ какъ лѣса тамъ тянулись на очень большое разстоянiе до Нижняго Шкафта, верстъ на 50.

Мы устроили нѣчто въ родѣ военнаго совѣта съ командирами ротъ, чинами полицiи и командирами полковъ и выработали подробную, такъ сказать, диспозицiю, гдѣ и какая задача ставилась каждой ротѣ и эскадрону. Для содѣйствiя войскамъ была наряжена полицейская стража.

Весь лѣсъ и прилегающiе кусты были обшарены, но ничего не нашли.

Нѣсколько позднѣе жандармское тайное наблюденiе узнало, что это нападенiе на конвойныхъ, какъ и многiе другiе разбои, было организовано и ведено некимъ сыномъ священника, Великопольскимъ, страшно смѣлымъ и изобрѣтательнымъ человѣкомъ, который ни передъ чѣмъ не останавливался. Вся тактика его заключалась лишь въ томъ, чтобы быть безумно смѣлымъ и совершенно не думать о продосторожностяхъ. Он постоянно толкался въ Пензѣ, когда не былъ занять разбоями, дѣятельно сносился со всѣми революцiонерами, можетъ быть, даже игралъ роль главнаго руководителя революцiонныхъ выступленiй. Вотъ по этимъ своимъ сношенiямъ съ городскими революцiонерами онъ и былъ выслѣженъ и однажды на главной улицѣ Пензы арестованъ. Когда его велъ въ часть помощникъ пристава Михайловъ, онъ попробовалъ было броситься бѣжать, но Михайловъ выстрѣлами

 

— 182 —

изъ револьвера остановилъ его и благополучно доставилъ въ полицiю.

Къ этому Великопольскому мнѣ придется еще вернуться.

Кажется, в этомъ-же нападенiи на конвойныхъ участвовалъ и 18-лѣтнiй мальчишка нѣкiй Пчелинцевъ, сынъ мелкаго желѣзнодорожнаго чиновника, весьма почтеннаго человѣка. Фотографическiя карточки Великопольскаго и этого Пчелинцева удалось получить отъ родственниковъ и онѣ были разосланы всѣмъ чинамъ полицiи общей и желѣзнодорожнымъ жандармамъ.

Однажды при подходѣ товарнаго поѣзда на станцiю Симанщина, желѣзнодорожный жандармскiй унтеръ-офицеръ замѣтилъ на площадкѣ одного изъ задних вагоновъ какихъ-то двухъ подозрительныхъ молодыхъ людей и, не ожидая остановки поѣзда, отправился по направленiю къ нимъ, чтобы посмотрѣть, что это за люди. Едва он поравнялся съ ними, какъ одинъ изъ этихъ людей выстрѣломъ изъ револьвера уложилъ унтеръ-офицера, схватилъ его винтовку и оба соскочили съ площадки вагона и пустились бѣжать къ кустамъ, скоро начинавшимся за желѣзной дорогой. За ними побѣжали ремонтные рабочiе съ разныхъ сторонъ, стараясь гнать ихъ полемъ и не допускать до кустовъ. Между тѣмъ начальникъ станцiи телеграфировалъ мнѣ объ этомъ убiйствѣ и я сейчасъ-же съ дежурнымъ паровозомъ выслалъ въ Симащину взводъ уланъ; къ счастью, все это удалось сдѣлать настолько скоро, что преслѣдуемые преступники не успѣли далеко уйти и засѣли въ небольшой рощицѣ, за которой наблюдали ремонтные рабочiе. Когда уланы прiѣхали, имъ указали направленiе, куда бѣжали преступники, и они туда поскакали. Рабочiе привели войска на мѣсто, гдѣ спрятались разбойники, уланы его окружили и съ ружьями на изготовку стали суживать кругъ. Преступники выбѣжали изъ лѣса и стали стрѣлять въ ближайшихъ уланъ, но, къ счастью, неудачно. Одинъ изъ разбойниковъ вскорѣ былъ раненъ въ ногу, упалъ, и передъ скакавшими къ нимъ солдатами оба побросали оружiе и стали кричать о сдачѣ.

Налетѣвшiе солдаты сгоряча исполосовали ихъ нагайками, пока не прискакалъ офицеръ, остановившiй это избiенiе. Оба были доставлены въ Пензу и заключены въ тюрьму; одинъ изъ преступниковъ оказался Пчелинцевымъ. Дѣло это министромъ передалось военному суду и очень скоро было разобрано, при чемъ Пчелинцевъ вину въ убiйствѣ жандарма принялъ на одного себя. Судъ приговорилъ его къ повѣшенiю, а другого въ каторгу. Это былъ первый случай назначенiя въ Пензенской губернiи смертной казни, а потому онъ мнѣ особо памятенъ.

Мнѣ не приходилось до того времени имѣть дѣла со смертными приговорами, а потому я не былъ совершенно знакомъ съ правилами исполненiя их. Казнь производится секретно полицiей подъ наблюденiемъ прокурорскаго надзора въ присутствiи врача. Когда прокуроръ получилъ конфирмованный приговор, он просилъ поручить исполненiе полицiи и о томъ, кому это будетъ поручено, а равно о назначенномъ для казни времени его извѣстить. Тогдашнiй пензенскiй исправникъ, служившiй ранѣе

 

— 183 —

въ Московской губернiи, уже исполнялъ такiя порученiя, а потому я на него и возложилъ эту тяжелую обязанность. Нѣкоторые уголовные арестанты пензенской тюрьмы соглашались за плату совершить казнь. Исправникъ-же полагалъ возложить это на кого-нибудь изъ желающихъ полицейскихъ стражниковъ. Я воспротивился и тому и другому, такъ какъ не сомнѣвался, что исполнители приговора будутъ сейчасъ-же убиты революцiонерами; а потому просилъ департаментъ полицiи выслать въ Пензу иногородняго палача. Таковой былъ присланъ изъ Москвы и о его прiѣздѣ и фамилiи былъ освѣдомленъ только начальникъ губернскаго жандармскаго управленiя, скрывавшiй его до самаго момента казни и послѣ нея немедленно отправившiй его загримированнымъ обратно въ Москву.

Надо было назначить врача. Врачебный инспекторъ возложилъ эту обязанность на городского врача, который, по убѣжденiямъ своимъ будучи кадетомъ, пытался отъ этого уклониться. Я пригрозилъ ему увольненiемъ отъ службы, и, дѣлать нечего, ему пришлось подчиниться.

Надо было казнь совершить такъ, чтобы о времени ея рѣшительно никто не зналъ. Исправникъ рѣшилъ исполнить приговоръ передъ разсвѣтомъ, верстахъ въ 8 отъ города, въ казенномъ лѣсу. Весь нарядъ стражи для конвоированiя арестанта, нарядъ подводъ для перевозки на мѣсто эшафота, экипажи для властей и преступника все это было сдѣлано передъ самымъ выступленiемъ. Кучерами были стражники.

Пчелинцевъ спалъ, когда за нимъ пришли. Онъ очень поблѣднѣлъ, понявъ, для чего его разбудили, но не сталъ шумѣть и кричать, какъ всѣ этого ожидали. Онъ согласился принять священника и исповѣдывался. На всякiй случай, преступникъ заранѣе былъ посаженъ въ совершенно отдѣльно расположенную камеру именно въ предвидѣнiи, что ему вздумается поднять крикъ, чтобы переполошить остальныхъ арестантовъ и вызвать безпорядки.

Въ сопровожденiи священника и жандармскихъ унтеръ-офицеровъ повезли его подъ экспортомъ стражи на мѣсто казни.

При совершенiи казни, Пчелинцевъ былъ апатиченъ, и поставленный на эшафотъ хотѣлъ что-то говорить, но голосъ былъ заглушенъ барабанами.

Тѣло уложили въ заранѣе вырытую могилу, обсыпали известкой закопали, сравнявъ съ землей, и обложили мѣсто дерномъ, так, что могилы совсѣмъ не было замѣтно. Эти предосторожности были приняты для того, чтобы мѣсто погребенiя не было-бы использовано революцiонерами для паломничества и всякихъ демонстрацiй.

Бѣдный исправникъ, вынесшiй на себѣ всю эту угнетающую процедуру, былъ нѣсколько дней прямо боленъ. Да и остальные свидѣтели казни чувствовали себя подавленными. Здоровый человѣкъ не можетъ спокойно лицезрѣть такихъ ужасовъ, какъ-бы они ни были обоснованы и необходимы.

Многiе разбойничьи дѣла, совершенныя за это время, носили въ себѣ пропасть сходныхъ чертъ: и прiемы были тѣ-же, и за-

 

— 184 —

писки, оставляемыя при грабежахъ винныхъ лавокъ, писались по одному и тому-же шаблону и, наконецъ, во многихъ преступленiяхъ примѣты преступниковъ часто совпадали. Невольно рождалась мысль, что если не всегда, то очень часто все это было дѣломъ однѣхъ и тѣхъ-же рукъ. А такъ какъ преступленiя возникали въ разныхъ уѣздахъ, то каждое дѣло направлялось соответствующему слѣдователю и весь матерiалъ, часто весьма очень цѣнный, добытый однимъ слѣдователемъ, совершенно оставался неизвѣстнымъ и не использованнымъ другимъ, не позволяя поэтому установить картину преступленiя во всѣхъ подробностяхъ. Разумѣется, это было очень на руку преступникамъ, и весьма часто дѣлало ихъ не уловимыми. Очевидно, интересы правосудiя требовали положить конецъ такому искусственному расчлененiю и сосредоточить всѣ разбойничьи дѣла въ рукахъ одного какого-нибудь слѣдователя, освободивъ его отъ участковой работы. Я написалъ по этому поводу подробное письмо П. А. Столыпину, прося его содѣйствiя, и указалъ, что полезнѣе всего было-бы дать такое порученiе городищенскому слѣдователю г. Марочко, молодому и способному человѣку, имѣющему въ своемъ производствѣ уже много такихъ дѣлъ и успѣвшаго ознакомиться съ ними довольно подробно. Петръ Аркадьевичъ раздѣлилъ мою мысль и просилъ министра юстицiи ее осуществить.

Вскорѣ вслѣдъ за симъ министерство юстицiи извѣстило меня письмомъ, что мое ходатайство уважено и въ губернiю назначается для этого новый добавочный слѣдователь, кажется, нѣкiй баронъ Паленъ, который былъ у насъ совершенно никому не извѣстенъ.

Этот новый человѣкъ, только что назначенный, могъ прiѣхать въ губернiю никакъ не раньше нѣсколькихъ недѣль. На принятiе должности и ознакомленiе съ дѣлами пройдетъ столько-же. Значитъ месяца 1½ въ лучшемъ случаѣ пройдетъ, пока он примется за дѣло. А ежедневно совершаемыя самыя тяжкiя преступленiя повелительно требовали немедленной борьбы. Поэтому я опять написалъ письмо П. А. Столыпину съ изложенiемъ этихъ соображенiй и повторилъ свою просьбу о порученiи этого дѣла г. Марочко.

Это ходатайство было также удовлетворено присылкой соотвѣтствующей телеграммы предсѣдателю суда. Я не ошибся въ своемъ предположенiи: г. Марочко отлично справился съ задачей, раскрылъ многiя преступленiя. И когда дѣла эти были переданы военному суду, послѣднiй присудилъ къ смертной казни, кажется, 8 человѣкъ.

Чины мѣстнаго судебнаго вѣдомства къ такому обособленiю дѣятельности г. Марочко отнеслись по меньшей мѣрѣ неодобрительно. Если противъ цѣлесообразности его трудно было возражать, то починъ такой не совсѣмъ обыкновенной мѣры, принадлежавшiй губернатору, трактовался вѣдомственной щепетильностью, какъ извѣстное административное давленiе.

Г. Марочко пришлось на этой почвѣ пережить много непрiят-

 

— 185 —

ныхъ минутъ и если дѣло не пошло далѣе, то лишь благодаря авторитету предсѣдателя совѣта министровъ.

Въ первое лѣто своего губернаторства, кромѣ перечисленныхъ выше уѣздовъ, я побывалъ еще въ Мокшанскомъ, Нижне-Ломовскомъ и Чембарскомъ.

Въ Мокшанскомъ уѣздѣ, гдѣ было много помѣщиковъ, постоянно живущихъ въ своихъ имѣнiяхъ, предводителемъ дворянства состоялъ при мнѣ недавно умершiй князь А. Д. Друцкой-Соколинскiй, избранный на эту должность послѣ своего отца, пользовавшагося въ губернiи особымъ обаянiемъ даже и въ либеральныхъ кругахъ.

Князь Арсенiй Дмитрiевичъ, служившiй прежде въ кавалергардскомъ полку, былъ человѣкъ лѣтъ 35, огромнаго роста, съ энглизированной рѣчью, необыкновенно добродушный и гостепрiимный. Женатъ он былъ на княжнѣ Голицыной, дочери бывшаго саратовскаго губернскаго предводителя дворянства, очень красивой, молодой, видной дамѣ. Княгиня на рѣдкость была проста, держалась съ сослуживцами мужа товарищескаго тона, всѣ ее чрезвычайно любили. Она часто бывала въ Пензѣ и появлялась на всѣхъ собранiяхъ и балахъ, привлекая къ своей величавой и нарядной фигурѣ общее вниманiе.

Дом ихъ въ имѣнiи служилъ оживленнымъ центромъ, около котораго группировались мѣстные дворяне. Самъ князь стоялъ совершенно въ сторонѣ отъ всякой политики, добросовѣстно предсѣдательствовалъ тамъ, гдѣ это полагалось, но съ дѣлами былъ мало знакомъ и въ этомъ отношенiи своей иницiативы не имелъ.

Онъ былъ очень добрый человѣкъ и никому не отказывалъ въ своей помощи по службѣ. Ужъ по крайней мѣрѣ нѣсколько разъ въ мѣсяцъ прiѣзжалъ онъ ко мнѣ, прося то за земскаго начальника, то за чиновъ полицiи, то стараясь устроить на какую-нибудь службу бѣдныхъ дворянъ своего уѣзда. Было такъ трудно отказать добрѣйшему князю, хотя онъ не всегда былъ строго разборчивъ въ своихъ ходатайствахъ.

Княгиня тоже политикой не занималась, но она была въ нее совершенно случайно вовлечена и на этой почвѣ намъ пришлось столкнуться, хотя это какъ будто-бы и не отразилось на нашихъ всегда добрыхъ отношенiяхъ. Дѣло было такъ.

Въ Мокшанѣ, всетаки довольно далеко лежавшемъ отъ желѣзной дороги, среди жителей возникла мысль открыть среднеучебное заведенiе смѣшанного типа, какъ для мальчиковъ, так и для дѣвочекъ. Были собраны средства и въ расчетѣ скорѣйшаго осуществленiя этого дѣла иницiаторы избрали почетной попечительницей будущей гимназiи княгиню Друцкую-Соколинскую. Княгиня стала усиленно хлопотать и, благодаря ея связямъ и обаянiю, разрѣшенiе было скоро получено и осенью уже стали функцiонировать младшiе классы. Дѣло было симпатичное и полезное, отъ учениковъ не было отбою. Какъ это всегда бываетъ, къ этому дѣлу примазались политиканствующiе элементы, изъ числа которыхъ стали особенно выдѣляться уѣздный членъ окружнаго суда и одинъ мокшанскiй купецъ, отецъ котораго былъ, кажется,

 

— 186 —

управляющимъ у старика князя Друцкаго-Соколинскаго. Сынъ сохранилъ отношенiя и съ молодымъ княземъ.

Уѣздный членъ суда, собственно говоря, былъ совершенно равнодушенъ къ политикѣ, но ему хотѣлось играть роль въ уѣздѣ, а потому онъ пристраивался къ разнымъ общественнымъ начинанiямъ, гдѣ нужно было согласоваться съ передовыми воззрѣнiями. Онъ между прочимъ выстроилъ великолѣпный народный домъ въ Мокшанѣ на средства попечительства о народной трезвости, устроилъ тамъ чайную и библiотеку. Дѣятельность его, какъ уѣзднаго члена, нѣсколько позже была освѣщена съ такой стороны, которая очень не соотвѣтствовала не только передовымъ воззрѣнiямъ, а, какъ-бы сказать помягче, была вообще неодобрительной и ему пришлось оставить службу. Это былъ уже седой, какъ лунь, старикъ.

Купецъ, не помню теперь его фамилiи, былъ человѣкъ, можетъ быть, и не глупый, но только еле грамотный. И при такомъ, по крайней мѣрѣ, скудномъ образовательномъ цензѣ пустился въ высшую политику и до смерти любилъ парить въ области соцiальныхъ наукъ и поражать своихъ слушателей въ городской думѣ и уѣздномъ земскомъ собранiи глубоко либеральными сужденiями, обоснованными на послѣднемъ выводѣ науки, въ которой онъ считалъ себя, повидимому, компетентнымъ. Выходилъ, конечно, трафаретъ, но по текущему времени это производило впечатлѣнiе и составляло нѣкоторую репутацiю.

Такъ вотъ эти оба господина при содѣйствiи, вѣроятно, опозицiонныхъ организацiй, подыскали гимназiи соответствующiй педагогическiй персоналъ. Директоромъ былъ приглашенъ какой-то, кажется, по профессiи инженеръ, изъ крещенныхъ евреевъ, а этотъ послѣднiй перетянулъ за собой разныхъ ярко либеральныхъ дамъ и кавалеровъ.

Съ первыхъ-же дней дѣйствiй этого директора ко мнѣ стали поступать свѣдѣнiя, что в гимназiи не благополучно. Дисциплина тамъ отсутствовала и не потому, что не было умѣнiя ее водворить, а изъ соображенiй принципiальныхъ, послѣднихъ вѣянiй педагогики. Учебный персоналъ старался завязать связи съ будирующими въ городѣ элементами и постепенно самая гимназiя стала обращаться въ центръ, около котораго группировались враги существующаго порядка вещей. Я неоднократно говорилъ объ этомъ княгинѣ, но она, вѣроятно, была безсильна повлiять на своихъ педагоговъ, явившихся сюда, повидимому, не столько съ цѣлями насаждать просвѣщенiе, сколько заниматься враждебной правительству политикой. День ото дня положенiе становилось хуже. Директоръ, какъ доносила полицiя, открыто завелъ любовныя связи съ одной изъ учительницъ и считалъ, должно быть, предрассудкомъ скрывать такiя отношенiя.

Въ одно прекрасное утро полицiя накрыла въ гимназiи незаконное сборище учителей гимназiи и земскихъ школъ уѣзда, при чемъ это сборище, какъ настоящiе заговорщики, выставило наружу караульщиковъ для наблюденiя за безопасностью. Жандармская полицiя получила свѣдѣнiе, что это сборище имѣло

 

— 187 —

цѣлью образовать въ уѣздѣ филiальное отдѣленiе революцiонного учительского союза. Я счелъ тогда необходимымъ принять болѣе рѣшительныя мѣры къ водворенiю въ гимназiи порядка.

Одну изъ учительницъ, о которой получились свѣдѣнiя, что она не стѣсняется и дѣтей вовлекать въ агитацiю и свою революцiонность слишкомъ демонстративно подчеркиваетъ, я выслалъ изъ губернiи, а о директорѣ написалъ попечителю харьковскаго учебнаго округа, въ вѣдѣнiи котораго состояла Пензенская губернiя, прося его этого господина устранить отъ службы.

Попечителемъ округа состоялъ и тогда Г. Соколовскiй, балтiйскiй помѣщикъ, несмотря на свою фамилiю по происхожденiю нѣмецъ, сохранившiй даже въ своей рѣчи оттѣнокъ нѣмецкого акцента. Это былъ еще молодой человѣкъ, очень ученый, читавшiй лекцiи въ московскомъ, кажется, университетѣ, гдѣ, однако, на него воздвигли гоненiя кадетскiе заправилы и заставили перейти въ одинъ изъ германскихъ университетовъ. Министръ Кассо, питавшiй къ Соколовскому личную дружбу, пригласилъ его на должность попечителя.

Попечитель былъ большой сторонникъ насажденiя физическаго развитiя учащихся и при немъ начинается во всѣхъ учебных заведенiях преподаванiе Сокольской гимнастики.

Въ личныхъ отношенiяхъ Г. Соколовскiй былъ симпатичный жизнерадостный собесѣдникъ, который очень мнѣ нравился.

Получивъ мое письмо съ просьбой устранить директора, попечитель лично прiѣхалъ въ Мокшанъ и произвелъ самъ дознанiе, опросивъ многихъ родителей. Объ этомъ прiѣзде я ничего не зналъ и меня не было въ губернiи, такъ какъ я уѣзжалъ въ Петербургъ. Полицiя докладывала мнѣ, что по наущенiю революцiонной клики, къ попечителю являлись нѣкоторые родители безъ его вызова, а по своему личному побужденiю, и дали ему восхитительный отзывъ, какъ о педагогическомъ персоналѣ, такъ и о порядкахъ школы. Все это привело Г. Соколовскаго къ убежденiю, что я нападаю на директора безъ достаточныхъ основанiй и что устранить его отъ службы нѣтъ поводовъ.

Получивъ такой отказъ, о которомъ узнали и въ гимназiи, я не счелъ себя въ правѣ оставить это дѣло безъ дальнѣйшаго движенiя и сдѣлалъ это не изъ соображенiй самолюбiя, а потому, что для меня было ясно, что попечитель ловко введенъ въ заблужденiе, и ради такого обмана позволить этимъ господамъ безнаказанно портить дѣтей и заводить смуту среди учительскаго персонала всего уѣзда, было не допустимо.

Я написалъ подробно П. А. Столыпину и просилъ его вмѣшательства.

Г. Соколовскiй въ свою очередь сообщилъ объ этомъ случаѣ министру Шварцу, который, разумѣется, не зная дѣла, не могъ сомнѣваться въ правильности сообщенiя попечителя и не желалъ принять нужныхъ мѣръ.

Въ такихъ вѣдомственных пререканiях прошло около году, пока, наконец, я не явился лично къ Шварцу и не представилъ

 

— 188 —

ему имѣвшiйся у меня матерiалъ. Тогда директору были даны извѣстныя указанiя и онъ самъ подалъ в отставку.

Вся эта исторiя причинила мнѣ много хлопотъ и непрiятностей. Я слышалъ позднѣе от покойнаго Л. А. Кассо, что его другъ Соколовскiй также много волновался по этому дѣлу и что благодаря такому столкновенiю я, видимо, потерялъ расположенiе попечителя округа, о чем очень сожалѣлъ.

Мокшанское земство было плохо организовано. Составъ управы всегда вызывалъ большiя нареканiя на свою безхозяйственность и, если память мнѣ не измѣняетъ, я принужденъ былъ назначить ревизiю надъ ея дѣйствiями, пославъ туда непремѣнного члена по земскимъ и городскимъ дѣламъ присутствiя Н. Н. Ягодинского. По закону земскiя учрежденiя ревизуются самимъ губернаторомъ, а потому посылка непремѣннаго члена производится подъ соусом якобы собиранiя свѣдѣнiй.

Н. Н. Ягодинскiй обнаружилъ, помнится, кой-какiя неправильности, но не нашелъ злоупотребленiй.

У меня было довольно много знакомыхъ помѣщиковъ въ Мокшанскомъ уѣздѣ, у которыхъ я иногда бывалъ. Но особенной близости съ ними не устанавливалось.

Должность Нижне-Ломовскаго предводителя занималъ В. Д. Бибиковъ, избранный послѣ смерти Гевлича въ губернскiе предводители. Он служилъ прежде въ Нижегородскомъ драгунскомъ полку, съ которымъ все время поддерживалъ самыя товарищескiя отношенiя и о своемъ полку говорилъ всегда какъ-то особенно тепло. Онъ былъ очень милый человѣкъ, всегда добродушно насмѣшливъ, любилъ у себя принимать. Жилъ круглый год въ богатѣйшемъ имѣнiи своей жены, урожденной Араповой, занимался хозяйствомъ.

Жена его еще молодая женщина, была и въ мое время красива, а въ ранней молодости, судя по многочисленнымъ ея портретамъ на столѣ мужа, отличалась прямо идеальной красотой.

Детей у нихъ не было, но Бибиковы взяли на воспитанiе прiемыша, ужасно къ нему привязались и когда потеряли ребенка отъ скарлатины, очень искренно и долго горевали.

Вообще оба они были чрезвычайно мягкiе и сердечные люди.

Мужики близкой отъ усадьбы Бибиковыхъ д. Андреевки были очень распропагандированы и пытались поджигать усадьбу, но къ счастью, сожгли лишь грунтовый сарай съ плодовыми деревьями.

Полицiи удалось выяснить главнѣйшихъ зачинщиковъ безпорядковъ, во главѣ которыхъ стоялъ мѣстный волостной старшина. Я ходатайствовалъ о высылкѣ всѣхъ ихъ въ отдаленныя губернiи, но министръ совершенно неожиданно на это не согласился и ограничился болѣе мягкимъ взысканiемъ. Я уверенъ, что за виновныхъ хлопотали сами Бибиковы. А разъ хлопочетъ о смягченiи участи виновныхъ пострадавшiй помѣщикъ — значитъ дѣло не такъ серьезно и въ крупныхъ мѣрахъ нѣтъ необходимости.

Служебные свои обязанности В. Д. Бибиковъ исполнялъ аккуратно и пользовался въ уѣздѣ авторитетомъ.

 

— 189 —

Нижне-Ломовскимъ помѣщикомъ былъ и князь Л. Н. Кугушевъ, который въ качествѣ непремѣннаго члена губернскаго присутствiя, работалъ вмѣстѣ со мной по продовольственному дѣлу въ 1905 г. Во время моего губернаторства онъ былъ избранъ предсѣдателемъ губернск. земск. управы и являлся ставленникомъ консервативной партiи. Князь былъ честный, вполнѣ порядочный человѣкъ, очень мягкiй, ровнаго, спокойнаго характера: никогда ни съ кѣм у него не выходило никакихъ недоразумѣнiй. Хотя онъ принадлежалъ къ консервативной партiи и, несомнѣнно, былъ сторонникомъ порядка, но политика его не интересовала и онъ нисколько ею не занимался.

Свои обязанности предсѣдателя князь исполнялъ вполнѣ добросовѣстно, но широкой иницiативой не отличался и въ земской жизни не игралъ выдающейся роли.

Болѣе видную или по крайней мѣрѣ болѣе шумную роль игралъ въ управѣ и на земскихъ собранiяхъ членъ губернской управы В. В. Вырубовъ. Онъ считался въ губернiи не только кадетомъ, а даже еще левѣе. Я, шутя, величалъ его соцiалъ-демократомъ. Несомнѣнно, Вырубовъ принадлежалъ къ либеральному лагерю, но не примыкалъ къ какой-нибудь опредѣленной политической партiи, оставаясь, какъ стали выражаться въ Государственной Думѣ, дикимъ. Это былъ вполнѣ воспитанный и, на мой взглядъ, симпатичный человѣкъ. Нѣкоторое его увлеченiе иногда, излишне либеральнымъ теченiемъ мысли вполнѣ искупалось тѣмъ, что въ немъ не было совсѣмъ острой нетерпимости къ чужимъ мнѣнiямъ. Онъ спорилъ, иногда даже очень горячо, но никогда не доходилъ до ненависти изъ за разницы воззрѣнiй и никогда не позволялъ себѣ презрительно третировать своего опонента.

У Вырубова была слабость подбирать служащихъ земства исключительно изъ людей, политически скомпрометированныхъ и за все свое губернаторство я неустанно съ ними боролся на этой почвѣ. Происходило это оттого, что онъ вращался по преимуществу въ кадетскихъ кругахъ, поддавался ихъ влiянiю и цѣнилъ ихъ рекомендацiи. Лишь отчасти у него иногда не было выбора: это въ дѣлѣ статистическихъ работъ по выработкѣ земскихъ оцѣнокъ земель. Тутъ дѣйствительно, всѣ сколько-нибудь знающiе и опытные работники непремѣнно принадлежали къ завѣдомымъ врагамъ правительства и волей неволей приходилось ихъ допускать на службу, такъ что оцѣночное отдѣленiе губернской управы, было вполнѣ революцiоннымъ лагеремъ и состояло у насъ под особо бдительнымъ надзоромъ. Надо отдать справедливость В. В. Вырубову, что онъ держалъ всетаки эту республику въ руках и она при исполненiи служебныхъ обязанностей не смѣла заниматься пропагандой и дѣйствительно ею не занималась.

Нижне-Ломовскiй уѣздъ былъ сильно разреволюцiонизированъ. Въ немъ образовалось даже нѣсколько центров, гдѣ были сосредоточены главари уѣздныхъ безобразiй и откуда шла усиленная пропаганда. Такими центрами были, напримѣръ, заштатный городъ Верхнiй Ломовъ, станцiя Титово и др. Тутъ укрывались поджигатели, разбойники. Одно время проѣздъ отъ желѣзной до-

 

— 190 —

роги до Н. Ломова былъ крайне опасенъ и проѣзжающихъ грабили, пока, наконецъ, не удалось переловить разбойниковъ.

Были и массовые безпорядки, на усмиренiе которыхъ приходилось мнѣ выѣзжать и посылать вице-губернатора. Такъ одно село на краю уѣзда, не помню теперь названiй и фамилiй, расположенное рядомъ съ большой экономiей, принадлежавшей одному купцу, методически занималось уничтоженiемъ усадьбы поджогами; что ни ночь, то какое-нибудь строенiе поджигали и, главное, не позволяли его тушить, ни своим однодеревенцамъ, ни экономическимъ служащимъ. Владѣльцы въ экономiи не жили, а приказчикъ боялся жаловаться начальству. Когда, наконецъ, къ поджогамъ прибавились лѣсныя порубки, открыто производимыя цѣлымъ селомъ, он сообщилъ, наконецъ, исправнику, который и прiѣхалъ сюда съ отрядомъ стражи. При появленiи стражи на краю села, раздался набатъ, мужики собрались толпой и съ кольями на нее двинулись. Исправникъ находился въ это время въ усадьбѣ, верстахъ въ 2-3. Старшiй изъ стражниковъ пытался толпу уговорить, но предводитель ея крикнулъ: «что вы его слушаете, бейте их» и ударилъ коломъ одного изъ стражников-лезгина. Тотъ схватилъ ружье и наповалъ убилъ этого предводителя. Толпа, конечно, бросилась въ разсыпную, стражники помчались за ней и стали бить нагайками. Когда прiѣхалъ исправникъ, порядок уже былъ водворенъ.

Получивъ телеграмму, я послалъ въ это село эскадронъ и самъ выѣхал…

Прiѣхалъ я въ усадьбу вечеромъ и такъ и ахнулъ, осмотрѣвъ сколько тутъ было поджоговъ. Половина очень обширной усадьбы представляла изъ себя обгорѣвшiя развалины, точно послѣ вражескаго нашествiя. Оказалось, что поджоги производились уже недѣли двѣ, а приказчикъ под угрозами мужиковъ убить его, если осмѣлится пожаловаться, все молчалъ.

Рѣшивъ выѣхать въ село утромъ, когда будетъ закончено полицейское дознанiе, мы, т. е. я и офицеры-уланы расположились на ночлегъ въ господскомъ домѣ.

Когда я ложился спать, мой человѣкъ предупредилъ меня, что слышалъ отъ служащихъ экономiи, что завтра, когда я поѣду въ деревню и буду проѣзжать черезъ мельницу, въ меня будетъ брошена бомба. Я почти не обратилъ вниманiя на эти россказни, такъ какъ онѣ, очевидно, исходили отъ смертельно перепуганныхъ экономическихъ служащихъ и, вѣроятно, были основаны на бахвальствѣ мужиковъ. Вѣдь если-бы дѣйствительно что-либо подобное замышлялось, то, конечно, объ этомъ не стали-бы болтать во всеуслышанiе.

И только когда на другой день мы ѣхали мельничной плотиной, я вспомнилъ эти слова и довольно тревожно посматривалъ по сторонамъ. Разумѣется, все оказалось вздором.

На сельскомъ сходѣ эти бунтари-насильники держали себя ниже травы, тише воды. Полицейское дознанiе выяснило всѣхъ главнѣйшихъ зачинщиковъ. Я забылъ сказать, что село состояло въ Наровчатскомъ уѣздѣ, а экономiя въ Нижне-Ломовском. Прi-

 

— 191 —

ѣхавшiй на сходъ земскiй начальникъ Охлябининъ еще от себя указалъ нѣкоторыхъ крестьянъ, которые подбивали это село къ постояннымъ безпорядкамъ и неповиновенiю начальству. Мужики, оказывается, никогда не платили тутъ добровольно повинностей, а всегда приходилось прибегать къ разнымъ мерамъ понужденiя. И всетаки, несмотря на эти меры, село оставалось однимъ изъ крупнейших недоимщиковъ уѣзда.

Произведя аресты, я отдалъ земскому начальнику распоряженiе особенно внимательно следить за выполненiемъ селенiемъ назначенныхъ ему частныхъ сроковъ уплаты податей и о всякомъ недоборе и недоимке по истеченiи года сообщать губернскому присутствiю. Старосте я приказалъ принять все законные меры къ тому, чтобы я больше не слышалъ жалоб на его общество.

Въ другой части уѣзда, гдѣ расположены были именiя князя Кугушева и Н. Н. Ягодинского, во главе поджигателей стоялъ местный дiаконъ-пьяница. Доказательствъ его участiя въ этихъ преступленiях никакъ не удавалось получить, хотя при негласномъ расследованiи оно подтверждалось весьма многими показанiями. Дьяконъ этотъ был высланъ въ отдаленные губернiи.

Вообще участiе духовенства въ смуте въ Пензенской губернiи выплывало очень и очень нередко. Съ первого взгляда это кажется прямо необъяснимымъ. Но, если вдуматься въ ужасное положенiе сельского духовенства, его полную матерiальную необеспеченность и крепостную зависимость отъ прихожанъ-крестьянъ, едва-ли удивительно, что слабейшiе изъ нихъ подпевали въ тонъ смутьянамъ, из опасенiя лишиться куска хлеба. Къ этому надо добавить, что духовенство, помимо своей матерiальной зависимости, вообще стояло ближе къ крестьянамъ, чемъ къ помѣщикамъ. Среди крестьян духовенство являлось сословiемъ высшимъ, более образованнымъ, пользующимся поэтому извѣстной атенцiей; помѣщики-же, даже люди глубоко религiозные между ними, относились к попу обидно-пренебрежительно. В барскомъ доме, если и сажали священника или дiакона за столъ, то гдѣ нибудь на самомъ кончике и эти бедные люди всегда чувствовали себя здѣсь какими-то парiами, допущенными въ господское общество какъ-бы из милости. Это, разумеется, порождало отчужденность и враждебность, проявить которые открыто при случае такъ сладко натурамъ мстительнымъ.

Особенно ярко было участiе духовенства въ революцiи до роспуска первой Государственной Думы, когда вся Россiя, чуть-ли не до самого правительства Витте включительно, ожидала полного торжества революцiи. Только разгонъ первой Думы, не поддержанный страной, несмотря на выборгскiе потуги, убедилъ всѣхъ, какъ были преувеличены эти опасенiя и какъ глупо сели на мель, слишком скоро поверившiе въ это торжество и ради него перекинувшiеся въ лагерь смуты.

Въ 1909 году, кажется, Пензенская губернiя была постигнута холерой, въ общемъ довольно слабой, но въ нѣкоторыхъ пунктахъ какъ въ самой Пензе, Наровчатскомъ и Нижне-Ломовскомъ уѣздахъ въ отдельныхъ селенiяхъ вспышка была довольно сильная.

 

— 192 —

Началась она именно въ Нижне-Ломовскомъ уѣздѣ, въ селенiяхъ близкихъ отъ имѣнiй Офросимовой и Бибиковыхъ, куда была занесена вещами, оставшимися послѣ одного изъ крестьянъ, умершихъ въ Астрахани.

Губернское земство командировало туда санитарные отряды, устроило временныя больнички, но затушить заразу долго не удавалось.

Однажды я получилъ письмо отъ священника одного села Нижне-Ломовскаго уѣзда, не могу вспомнить его названiя, гдѣ он мнѣ сообщаетъ, что холера нещадно коситъ народхъ; уже умерло болѣе 100 человѣкъ, нѣкоторыя семьи перемерли до послѣдняго человѣка. Крестьяне перепуганы до смерти, боятся убирать покойниковъ и они валяются по избамъ безъ погребенiя. Какъ кто заболѣетъ, такъ остальные домочадцы бросаютъ домъ и больного и убѣгаютъ, куда глаза глядятъ. Священникъ проситъ моей скорѣйшей помощи.

Я сейчасъ же выѣхалъ на мѣсто вмѣстѣ съ врачебнымъ инспекторомъ и предсѣдателемъ Губернской Земской Управы, вызвавъ по телеграфу и Предсѣдателя Ломовской Управы.

Губернская Управа командировала съ нами медика-студента и фельдшера на усиленiе уже работавшаго тамъ санитарнаго персонала.

Сообщенiя священника оказались совершенно вѣрными. Временная больница, охраняемая полицейской стражей, была переполнена больными. Помѣщалась она въ двухъ избахъ, рядомъ стоящихъ. Паника была такъ велика, что населенiе наотрѣзъ отказалось какъ бы то ни было соприкасаться съ больными, а потому больныхъ доставлять въ больницу приходилось Полицейской Стражѣ, которая была и охраной, и исполняла роль санитаровъ. Изъ числа стражи, которой были объяснены мѣры предосторожности, къ счастью, больныхъ не было.

Никто точно не зналъ, есть ли и сколько именно больныхъ по избамъ, и если таковые дѣйствительно были, то, за отсутствiемъ всякаго за ними ухода, каждый больной являлся, очевидно, новымъ очагомъ заразы.

Крестьяне отказывались везти хоронить покойниковъ и вообще боялись всякаго соприкосновенiя съ ними.

Тѣ дома, изъ которыхъ больные поступали въ больницу, Санитарнымъ Отрядомъ дезинфицировались и отбросы ихъ засыпались хлорной известью.

Врачъ заявилъ, что никакъ не можетъ повлiять на людей, чтобы они не пили сырой воды. Еще утромъ передъ нашимъ прiѣздомъ одинъ мальчикъ напился изъ пруда, и сейчасъ же почти заболѣлъ сильнѣйшимъ припадкомъ холеры и черезъ два часа умеръ.

Я приказалъ старостѣ собрать сельскiй сходъ, а пока мы обсудили сообща, что же надо дѣлать, чтоб скорѣе потушить эпидемiю.

...Прежде всего надо было во чтобы то ни стало прекратить употребленiе сырой воды. Хоть въ каждой семьѣ имѣются самовары, а слѣдовательно въ любой избѣ можно запасти кипяченую воду, но

 

— 193 —

что вы подѣлаете съ человѣческою небрежностью: большинство и не подумаетъ этого сдѣлать. Оставалось, слѣдовательно, привезти въ деревню котлы, вскипятить въ нихъ воду, и кадки съ такой водой разставить вдоль улицы возможно чаще. Уѣздная Управа согласилась это немедленно сдѣлать. Слѣдующая мѣра — возможно тщательная дезинфекцiя жилищъ, гдѣ были больные, и немедленное обеззараживанiе изверженiй. На мой взглядъ слѣдовало народу подробно объяснить, какъ слѣдуетъ это дѣлать, и также вдоль улицы разставить почаще кадки съ раствором сулемы и ящики съ хлорной известью для засыпки отхожихъ мѣстъ. Всѣ согласились съ цѣлесообразностью такого способа и было рѣшено сейчасъ же его осуществить.

Затѣмъ надо рекомендовать населенiю не ѣсть и не пить въ одномъ помещенiи съ больными, имѣть дляъ нихъ особую посуду и ухаживающимъ за больными возможно чаще обмывать руки, лицо, волоса раствором сулемы.

Я вспомнилъ о томъ способѣ, который практиковался крестьянами моего земского участка въ холеру 1894 года и благодаря которому многiе больные выздоровѣли и являлись потомъ меня благодарить за такую мѣру. Въ каждой деревнѣ, гдѣ появлялась болѣзнь, ежедневно общественнымъ счетомъ топилась баня, имѣлся всегда готовый запасъ кипятку и былъ приготовленъ большой чанъ или длинное корыто. какъ только человѣкъ заболѣвалъ приступами холеры, его сейчасъ же несли въ баню, строго наблюдая, чтобы по дорогѣ не расбрасывать его изверженiй, клали въ чанъ или корыто и наливали туда воду такой высокой температуры, какую только можно было терпѣть безъ ожоговъ. Человѣкъ сейчас же чувствовалъ значительное облегченiе и многiе, очень многiе такъ спаслись отъ смерти. Совѣщанiе наше признало полезнымъ и здѣсь рекомендовать такой способъ.

Когда собрался сходъ, мы всѣ туда пошли.

Я обратился къ крестьянамъ съ речыо:

— Вотъ я замѣчаю между вами нѣсколькихъ Георгiевскихъ кавалеровъ, которые должно быть видѣли передъ глазами смерть и не боялись ея. Какъ же это вы теперь такъ оплошали, что даже бросаете больныхъ безъ помощи и боитесь хоронить покойниковъ?

— Ахъ, Ваше Превосходительство, боязно, боязно! — загудѣла толпа, и у насъ у всѣхъ по тѣлу пошли мурашки, такъ потрясающе вырвался у нея этотъ возгласъ.

Я сталъ людей успокаивать, говоря, что холера болѣзнь вовсе не такая опасная, если принимать надлежащiя мѣры предосторожности.

— Посмотрите на меня, вотъ не далѣе какъ вчера я былъ въ Пензѣ, въ городской и земской больницахъ, обходилъ всѣхъ больныхъ, близко наклонялся къ нимъ, чтобы слышать отвѣты слабых — и, слава Богу, здоровъ. Посмотрите, наконецъ, на стражниковъ здѣсь у васъ въ больницѣ: они постоянно у больныхъ, переносятъ ихъ, убираютъ изверженiя и однако никто не заболѣлъ. А почему: да только потому, что ихъ научили, какъ нужно беречься и они строго, не небрежничая, исполняютъ эти совѣты.

Читать далле
Подняться к началу

194-209

 

— 194 —

В. Д. Бибиковъ ежедневно прiѣзжалъ въ село и навѣщалъ больныхъ. Я указалъ и на него.

Объяснивъ затѣмъ, какiя предосторожности надо принимать и какъ мы облегчимъ имъ эту заботу, я вызвалъ желающихъ за плату ухаживать за больными, хоронить мертвыхъ, производить дезинфекцiю.

Всѣ замялись, никто не выступалъ.

Тогда я разсердился, выбранилъ ихъ строго трусами и сказалъ:

— Что же, вы хотите меня заставить наряжать васъ насильно на эти работы? Я вѣдь не оставлю такъ такого безобразiя, что люди бросаются умирать безъ помощи и покойники не хоронятся. Если все такъ оставить, такъ не только всѣ вы перемрете, но разнесете заразу и сосѣдямъ. Выходи же желающiе.

Нѣсколько человѣкъ вышло и мы имъ назначили плату по 2 рубля въ день. За ними пошли другiе и нужда стала вполнѣ удовлетворенной.

Понемногу все успокоилось, болѣзнь пошла на убыль, только привезенный нами студентъ заразился и на другой день умеръ. Он, бѣдняга, вѣроятно, заработался и отъ усталости пренебрегъ предосторожностями.

* * *

Очень дѣльный человѣкъ былъ чембарскiй исправникъ Зоринъ. Выслужился онъ изъ урядниковъ, но отполировался и сталъ по внѣшности совершенно приличнымъ человѣкомъ, Он проявилъ много смѣлости и энергiи въ борьбѣ со смутой, которая въ уѣздѣ достигала большого напряженiя. У меня не сохранилось въ памяти воспоминанiй объ опредѣленныхъ преступленiяхъ, но, помню, что ихъ было много и Зорину пришлось порядочно поработать.

Брат его былъ при Александровскомъ помощникомъ полицiймейстера и погибъ от выстрѣла убiйцы губернатора.

Въ Чембарскомъ уѣздѣ находится именiе Н. Н. Столыпина, Тарханы, въ которомъ въ особой часовнѣ покоится прахъ Лермонтова. Столыпинъ служилъ за границей въ одномъ изъ нашихъ посольствъ и при мнѣ въ Пензу ни разу не прiѣзжалъ. Я состоялъ съ нимъ въ перепискѣ по поводу нѣкоторых его личных дѣлъ.

Помѣщичiй домъ въ Тарханахъ сгорѣлъ, кажется, на второй год моего губернаторства, но, сколько помню, причиной тому была неосторожность.

Мнѣ много раз приходилось выѣзжать въ Чембарскiй уѣздъ, но по дѣламъ обычнаго порядка, не имѣвшихъ ничего общаго съ революцiей.

Пензенское общество, какъ это всегда бываетъ въ провинцiи, разбивалось на нѣсколько кружковъ.

Мѣстные коренные дворяне составляли свой особый кругъ, совершенно обособившiйся отъ остального общества. Всѣ члены его переплелись между собою тѣсными родственными связями, такъ что въ Пензѣ говорили, что въ отзывахъ своихъ о людяхъ этого круга слѣдовало быть особенно осторожнымъ, чтобы не попасть въ неловкое положенiе и не высказать чего либо нелестнаго въ глаза какому либо изъ родственниковъ. Большинство изъ нихъ жило въ своихъ имѣнiяхъ круглый годъ, но нѣкоторые, особенно въ годы

 

— 195 —

послѣ революцiи, зиму проводили въ городѣ. Со всѣми этими господами мы были знакомы и они бывали у насъ, но сравнительно рѣдко, большей частью въ торжественныхъ случаяхъ.

Кромѣ лицъ, о которыхъ я уже имѣлъ случай выше упомянуть, очень замѣчательными людьми была семья Араповыхъ. Она раздѣлялась на двѣ вѣтви: домъ гофмейстера Александра Александровича Арапова и генерала Ивана Андреевича Арапова. Когда-то предокъ ихъ генералъ Араповъ былъ губернскимъ предводителемъ дворянства и портретъ его въ кирасирской формѣ виситъ въ большой гостиной Дворянскаго Собранiя. Это былъ колоссально богатый человѣкъ, имѣвшiй громаднѣйшiя именiя. У него было, кажется, четыре сына и каждому изъ нихъ онъ оставилъ большое состоянiе.

Александръ Александровичъ, одинъ изъ его сыновей, былъ уже очень старый человѣкъ, лѣтъ подъ 70, я думаю. Жилъ онъ круглый годъ у себя въ имѣнiи, не такъ далеко отъ Пензы, довольно часто прiѣзжалъ въ городъ и бывалъ у меня всегда, въ формѣ Министерства Двора при звѣздахъ и орденахъ. Он былъ лично извѣстенъ Государю и, кажется, пользовался при Дворѣ милостями. Это былъ очень религiозный человѣкъ и дорожилъ особенно обрядовой стороной религiи. Покойный П. А. Столыпинъ мнѣ разсказывалъ, что когда убили Александровскаго, то А. А. Араповъ послалъ ему телеграмму, предлагая себя въ замѣстители убитаго, безъ содержанiя. Старикъ былъ глубочайшiй консерваторъ и о революцiи говорилъ съ величайшимъ негодованiемъ. Всякiй разъ, когда онъ приходилъ ко мнѣ, главной темой нашихъ бесѣдъ были разсказы его о всемъ томъ, что ему пришлось пережить въ годы смуты. Въ окрестностяхъ его имѣнiя Проказны было дѣйствительно весьма безпокойно, даже мѣстный батюшка былъ прикосновененъ къ политикѣ и нисколько этого не скрывалъ, а его дѣти были ярыми революцiонерами. При мнѣ тамъ уже все пришло въ норму, а за прежнее время экономiя Арапова не пострадала благодаря лишь тому, что въ ней былъ расквартированъ отрядъ уланъ. Откланиваясь, старикъ имѣлъ смѣшную привычку подставлять свою щеку для поцѣлуя. Жена Александра Александровича, Наталiя Николаевна, говорятъ, была очень добрая женщина и пользовалась общимъ уваженiемъ.

Семья у нихъ была большая: 2 сына, изъ которыхъ я зналъ только старшаго Николая Александровича, служившаго сначала въ кавалергардахъ, а, во время Японской войны перешедшаго въ казаки и теперь послѣ смерти князя Друцкого, избраннаго въ мокшанскiе предводители дворянства, и 3 дочери. Старшая дочь Екатерина Александровна была замужемъ за Римскимъ-Корсаковымъ и почти всю молодость свою провела в Парижѣ, гдѣ вела очень широкiй образъ жизни. Про нее отецъ говорилъ, что она прожила тамъ миллiонное состоянiе. Это была очень умная женщина, принужденная обстоятельствами вернуться въ Россiю и жить въ имѣнiи отца, совершенно почти отказалась отъ свѣтской жизни и изъ деревни почти никогда не выѣзжала. Младшая дочь Марiя Александровна вышла, замужъ за Селиванова, пензенскаго предводителя, и своей добротой пошла въ мать. Она вся отдалась дѣтямъ и изъ

 

— 196 —

деревни выѣзжала лишь тогда, когда къ этому обязывало ее положенiе мужа.

Николай Александровичъ Араповъ уже послѣ моего ухода изъ Пензы женился на разведенной женѣ Н. В. Оппель, урожденной Панчулидзевой. Наталiю Владимировну Оппель, прехорошенькую молодую женщину, я часто ветрѣчалъ въ Пензѣ и очень любилъ ея общество: она была остроумна, бойка, не лишена ядовитаго сарказма. Ея мать, урожденная Королькова, была замужемъ вторымъ бракомъ за пензенскимъ врачебнымъ инспекторомъ П. В. Ивановымъ, милѣйшимъ человѣкомъ и хорошимъ докторомъ, у котораго лѣчилась вся пензенская знать.

Когда я бывалъ боленъ, то тоже обращался къ помощи П. В. Иванова и удивительное умѣнiе успокоить больного, участливое вниманiе и заботливость Павла Валентиновича были для меня самыми главными лекарствами. 0нъ часто подтрунивалъ, прописывая разныя лекарства, и говоря, что дѣлаетъ это для очистки совѣсти, такъ какъ ему извѣстно, что я ихъ все равно принимать не стану.

Имѣнiе Ивана Андреевича Арапова было расположено далеко отъ Пензы, близъ станцiи Арапово; бывалъ он у насъ очень рѣдко, такъ какъ жилъ въ Петербургѣ, гдѣ служилъ членомъ Совѣта Министра Финансовъ. Зналъ я его очень мало. Третья отрасль Араповых Николаевичей имѣла только женскихъ представителей: M-mes Бибикову, о которой я уже говорилъ, Аненкову и Офросимову.

M-me Аненкову, по первому мужу княгиню Мелекову, я иногда встрѣчалъ, она бывала въ Пензѣ и появлялась въ мѣстномъ обществѣ. Мужъ ея Федоръ Ивановичъ Аненковъ служилъ земскимъ начальникомъ въ Мокшанскомъ уѣздѣ. Онъ был крайнiй консерваторъ и велъ неустанную борьбу съ третьимъ элементомъ губернскаго земства. Противъ него революцiонеры были очень вооружены и старались всячески ему вредить, но онъ умѣлъ организовать у себя въ имѣнiи, гдѣ пристально занимался хозяйствомъ, такой выдержанный порядокъ, что такiе попытки не причиняли существеннаго вреда.

M-me Офросимову, мужъ которой служилъ въ л.-гв. гусарскомъ полку, я видѣлъ только одинъ разъ, когда мы съ Бибиковымъ заѣзжали къ ней, возвращаясь съ холеры, о чемъ я писалъ выше. Мнѣ показалась M-me Офросимова очень интересной женщиной, еще совсѣмъ молодой. У нея была единственная дочь, дѣвочка лѣтъ 10-12, прямо очаровательная.

Наконецъ, четвертая вѣтвь Араповыхъ была представлена въ Пензѣ Варварой Павловной Дятковой. У нея был брать, разбитый параличом, который съ семьей жилъ постоянно въ Италiи.

Мы были очень дружны съ Варварой Павловной. Отецъ ея служилъ нашимъ посланником въ Португалiи, а раньше состоялъ при посольствѣ въ Берлинѣ. Вся молодость Варвары Павловны прошла за границей, гдѣ она была принята при дворахъ Германскомъ и Португальскомъ и хорошо знала всѣхъ коронованныхъ особъ этихъ странъ. Варвара Павловна не была собственно красивой, но въ ней

 

— 197 —

было столько элегантности, ума, вкуса, что всякiй, знавшiй эту женщину, находился подъ обаянiемъ ея шарма. Жизнь сложилась для нея довольно неудачно.

Первый разъ она была замужемъ за Есауловымъ, служившимъ прежде въ л.-гв. Казачьемъ полку, и любила его безумно. Женившись, онъ оставилъ военную службу и былъ выбранъ въ Пензѣ городищенскимъ предводителемъ. Жили они въ великолѣпномъ имѣнiи жены Безсоновкѣ, верстахъ въ 20 отъ Пензы. Жизнь вели очень широкую, такъ что состоянiе Варвары Павловны скоро было очень серьезно разстроено. Бракъ этотъ былъ несчастливъ и Есауловы развелись. Варвара Павловна уже не могла вести прежней широкой жизни и до конца жизни это ее очень удручало. Привыкнувъ блистать въ обществѣ, играть въ немъ первую роль, она никакъ не могла примириться съ болѣе скромнымъ положенiемъ, а потому пыталась совсѣмъ уединиться въ деревнѣ, поддерживая лишь отношенiя со своими ближайшими сосѣдями Шаховскими и Устиновыми. Но вдругъ съ ней случилось что-то непонятное: она вторично вышла замужъ за бѣдного инсарского дворянина С. С. Дяткова, служившаго земскимъ начальникомъ. Это былъ очень порядочный человѣкъ, чрезвычайно скромный, выросшiй, вѣроятно, въ обстановкѣ средняго дворянскаго круга, не блиставшiй ни особеннымъ умомъ, ни образованiемъ, ни выдающимся характеромъ. На мой взглядъ, Варвара Павловна имъ никогда не была увлечена, такъ что, зачѣмъ она вступила въ этотъ бракъ — никто сказать не могъ. Искать объясненiя въ томъ, что онъ выводилъ ее изъ матерiальныхъ затрудненiй, было нельзя, такъ какъ у нея все-таки кое-что осталось отъ прежняго состоянiя, а вѣдь содержанiе земскаго начальника, или члена губернской земской управы, какимъ Дятковъ былъ избранъ послѣ, слишкомъ не велико, чтобы представлять собою хоть какое нибудь значенiе для человѣка съ такими вкусами и привычками, какъ у Варвары Павловны. Говорили, что она сдѣлала это на зло первому мужу, желая показать ему, что прежняя, любовь окончательно забыта. Можетъ быть, тѣмъ болѣе, что до послѣдняго своего вздоха она Есаулова любила и не могла говорить о немъ безъ замѣтнаго волненiя.

С. С. Дятковъ относился къ женѣ чрезвычайно внимательно, съ большимъ участiемъ. Когда Варвара Павловна заболѣла своей предсмертной мучительною болѣзныо и лежала въ Пензѣ въ лѣчебницѣ Краснаго Креста, Сергѣй Сергѣевичъ, не желая оставлять ее одну, отказался отъ должности предсѣдателя Инсарской земской управы и самъ переѣхалъ въ Пензу, что, конечно, ему было нелегко сдѣлать при его небольшихъ средствахъ.

Мое знакомство съ Дятковымъ, начавшееся еще въ прiѣздъ мой в Пензу въ 1905 году, складывалось уже съ самого начала какъ-то неудачно. Мы не шли далѣе поклоновъ. А тутъ еще случилась такая непрiятность.

У Дяткова былъ прiемный сынъ, мальчикъ лѣтъ 9, которымъ Варвара Павловна принудила себя заниматься. У него была гувернанткой одна особа, замѣшанная въ революцiю и довольно серьезно скомпрометированная. Въ связи съ разбоями, въ кото-

 

— 198 —

рыхъ участвовалъ братъ этой особы, пришлось у нея произвести внезапный обыскъ. И вотъ какъ-то ночью являются жандармы въ Безсоновку, куда какъ разъ прiѣхала погостить мать Варвары Павловны, стали производить обыскъ въ комнатѣ гувернантки. Весь домъ, конечно, переполошился, разволновался и Варвара Павловна усмотрѣла въ этомъ личное для себя оскорбленiе и неуваженiе къ своей матери, статсъ-дамѣ Великой Княгини.

На утро является ко мнѣ взволнованный Дятковъ и разсказываетъ объ этомъ съ его точки зрѣнiя возмутительномъ случаѣ и требуетъ чуть-ли не удовлетворенiя. Что я могъ ему сказать? Вѣдь революцiонеры тогда проникали въ самыя высокопоставленныя семьи и это не могло, однако, создать имъ какой-то неприкосновенности. Это была, конечно, весьма непрiятная обязанность, но исполнить ее всетаки было нужно. Сколько я его ни уговаривалъ, что такой обыскъ былъ прискорбной неизбѣжностью, отъ которой никто не застрахованъ и что обижаться не приходится — ничто не дѣйствовало и онъ ушелъ отъ меня недовольный, что не встрѣтилъ защиты.

Вскорѣ Варвара Павловна, тяжко заболѣла, у нея обнаружился, какъ говорили, ракъ на груди, и явилась необходимость въ операцiи, которую произвели въ лѣчебницм Красного Креста. Въ теченiе нѣсколькихъ мѣсяцевъ она не появлялась въ обществѣ, хотя и поправилась. Какъ-то разъ Н. А. Иванова, жена врачебнаго инспектора, сказала, мнѣ, что я смертельно обижаю Варвару Павловну, не бывая у нея и какъ-бы ее совершенно игнорируя. Она привыкла встрѣчать со стороны губернаторовъ особое къ себѣ вниманiе и такой контрастъ для нея, какъ выразилась Наталiя Александровна, «цѣлая драма».

Я уже зналъ прошлое M-me Дятковой и, конечно, понялъ, въ чемъ тутъ драма и постарался скорѣе исправить свою невольную вину, что доставило мнѣ не мало удовольствiя, такъ какъ Варвара Павловна оказалась интересной женщиной, много видѣвшей, тонко чувствующей, чрезвычайно остроумной и находчивой. Жена моя также очень полюбила Варвару Павловну и всегда пользовалась ея совѣтами и указанiями, такъ что постепенно она стала очень намъ близкимъ человѣкомъ, которому я и вся моя семья на перебой другъ передъ другомъ старались оказать особое вниманiе.

Близость эта дошла до тѣсной дружбы, когда послѣ уже моего ухода изъ Пензы мы провели съ нею два сезона въ Ниццѣ.

Как теперь помню первую нашу тамъ случайную встрѣчу. Я привезъ въ Ниццу тяжко больного сына, который не могъ совершенно ходить. Былъ великiй постъ. Жена моя и дочь должны были прiѣхать скоро меня смѣнить, такъ какъ мнѣ нужно было по службѣ вернуться въ Россiю. Я вообще былъ удрученъ этой болѣзнью, а когда мы прiѣхали за границу въ чужой городъ, гдѣ почти никого не было у меня знакомыхъ, мною овладѣла глубокая тоска. Вотъ въ одну изъ такихъ особенно тяжелыхъ минутъ я поехалъ къ обѣднѣ въ старую русскую церковь, новая еще не была готова.

 

— 199 —

Когда живешь за границей, посѣщенiе русской церкви дѣйствуетъ на душу какъ-то особенно умиляюще: вдругъ очутишься въ своей родной обстановкѣ, слышишь русскую рѣчь, чудное церковное пѣнiе. Это страшно захватываетъ и трогаетъ. Надо думать, что такое приподнятое на строенiе присуще рѣшительно всѣмъ русскимъ и оно заражаетъ собою и духовенство, такъ какъ рѣдко гдѣ въ Россiи можно услышать такое благолѣпное служенiе, какъ здѣсь.

Нервы мои были ужасно напряжены, слезы подступали къ глазамъ. Передъ концомъ службы я какъ-то невольно оглянулся назадъ и встретился глазами съ Варварой Павловной. Мы ужасно обрадовались этой встрѣчѣ. Жили мы въ разныхъ отеляхъ, но когда моя жена прiѣхала, то Варвара Павловна переѣхала въ нашъ отель и онѣ почти не разлучались.

Года черезъ два мы опять встрѣтились въ той-же Ниццѣ, но тогда по письмамъ мы знали, что Варвара Павловна прiѣдет, и условились жить въ томъ-же Rivoir'ѣ.

Ограничивъ себя во всемъ, Варвара Павловна не могла отказать себѣ въ удовольствiи хоть немного пожить за границей. Это напоминало ей прежнюю красивую жизнь, заставляло забывать хотя-бы не надолго теперешнiя ея условiя существованiя, такъ часто имѣвшiя въ себѣ столько для нея непрiятныхъ ограниченiй. Да и здоровье у нея становилось все слабѣе и слабѣе, пока, наконецъ, въ прошломъ 1914 году, она не умерла, въ Пензѣ отъ мучительной болѣзни, рака спинного позвонка.

Чиновничiй кругъ былъ самымъ многолюднымъ. Какъ вездѣ, онъ распадается на вѣдомственныя подраздѣленiя, однако высшiе представители часто встрѣчались въ разныхъ домахъ и составляли собою какъ-бы одно общество. Вотъ въ этомъ-то обществѣ мы главнымъ образомъ и жили.

Тутъ были очень порядочные и образованные люди. Говорить о них я затрудняюсь, такъ какъ всѣ они еще на службѣ, да и матерiала особенно интереснаго для этого я не нахожу.

Губернаторъ долженъ объединять собою все мѣстное общество: у него должны встрѣчаться круги дворянскiй, земскiй, чиновничiй, представители городского самоуправленiя и т. д. Теперь многiе думаютъ, что такая обязанность уже не лежитъ болѣе на губернаторѣ, что это пережитокъ добраго стараго времени, когда на эти должности назначались люди родовитые, съ хорошими личными средствами, имѣвшiе возможность жить открыто. Я совершенно не раздѣляю такого взгляда и напротивъ того думаю, что именно теперь эта сторона губернаторской службы прiобрѣла еще большее жизненное значенiе, чѣмъ прежде. Когда принимаешь часто у себя людей, узнаешь ихъ гораздо ближе, можешь вѣрнѣе оцѣнить способности каждаго.

Это близкое общенiе, особенно если губернаторъ способенъ завоевать себѣ симпатiи и уваженiе, страшно облегчаетъ управленiе губернiей. Возьмите вопросъ земскаго и городского самоуправленiя. По закону губернатору тутъ отводится весьма широкая роль. Онъ слѣдитъ не только за закономѣрностью дѣятельности

 

— 200 —

самоуправленiй, но и за ея цѣлесообразностью и соотвѣтствiем съ пользами населенiя. При чемъ для достиженiя такого контроля ему предоставляются закономъ только средства, такъ сказать, характера отрицательнаго: протестовать въ присутствiе по земскимъ и городскимъ дѣламъ, а иногда въ министерство. Эта мѣра носитъ характеръ боевой, т. е. совершена извѣстная неправильность или беззаконiе и вы вступаете съ ними въ борьбу, чтобы притти опять-же къ исходному положенiю, а не съ цѣлью создать что-либо новое. А гдѣ такая борьба, тамъ непремѣнно доля страстности, потеря чувства мѣры, соперничество, самолюбiй и въ результатѣ непроизводительная потеря энергiи. Жизнь безъ компромиссовъ невозможна, а потому и управленiе въ руках педанта есть скверное управленiе, страшно обостряющее теченiе жизни и возбуждающее, къ себѣ всеобщую ненависть. Въ такихъ случаяхъ совершенно искажается основная цѣль всякаго управленiя: вмѣсто благодѣтельнаго регулятора, при которомъ людямъ живется и безопаснѣе и покойнѣе, достигается напротивъ общая взвинченность и страстное желанiе разбить такой регуляторъ, мѣшающiй жить.

Если губернаторъ вздумаетъ всякое не согласное съ закономъ и его толкованiемъ, постановленiе самоуправленiя опротестовывать, независимо отъ значенiя такого несогласiя, онъ можетъ привести работу этихъ органов къ полной остановкѣ, подобно тому, какъ кассацiя судебнаго рѣшенiя по любому неимѣющему значенiя для дѣла кассацiонному поводу ведетъ къ отказу въ правосудiи.

Такимъ образомъ право протеста есть мѣра крайняя, къ которой надо прибѣгать обдуманно и осторожно и злоупотреблять которой для дѣла всегда вредно.

Какое-же другое средство регулировать эти отношенiя?

Только личное воздѣйствiе. Если губернаторъ человѣкъ умный, доброжелательный, пользуется общимъ уваженiемъ, для него въ этой сферѣ безбрежные возможности.

Какъ вездѣ, такъ и въ области отношенiй къ самоуправленiямъ извѣстная чуткость и тактъ великое дѣло. Мы, русскiе люди, не блещемъ вообще твердостью характера, а потому ужасно ревниво оберегаемъ себя отъ упрековъ въ податливости къ стороннимъ влiянiямъ. Органы самоуправленiя въ этомъ отношенiи особенно щепетильны. Влiянiе администрацiи здѣсь всегда трактуется, какъ утрата независимости. Это надо всегда помнить и съ этимъ считаться, хотя такая щепетильность, казалось-бы основательна лишь въ случаѣ влiянiй, основаяныхъ не на велѣнiяхъ разума и житейскаго опыта.

Если губернаторъ замкнется въ своемъ домѣ и не будет имѣть широкаго общенiя съ обществомъ, онъ осужденъ на полную отъ всего отчужденность. Всѣ непремѣнно будутъ въ сношенiяхъ съ нимъ непроницаемо замкнуты и оффицiальны, а это повлечетъ за собою лишь внѣшнее управленiе событiями, не допуская васъ влiять на ихъ самую сущность.

Такъ называемыя ведомственныя тренiя тормазятъ ходъ дѣла здѣсь на мѣстахъ нисколько не меньше, чѣмъ въ центральныхъ

 

— 201 —

учрежденiяхъ. Это вообще вопросъ огромнаго практическаго значенiя. Ходячее мнѣнiе видитъ въ такомъ явленiи нѣчто специфически русское, якобы отсутствующее въ другихъ государствахъ. Нѣтъ большѣго, на мой взглядъ, заблужденiя, исходящаго изъ свойственной намъ манеры осуждать все свое, видѣть у себя лишь стороны отрицательныя.

Вѣдомственныя тренiя гнѣздятся въ сущности въ самой природѣ раздѣленiя функцiй управленiя. Если человѣкъ стоитъ у опредѣленной отрасли дела, отдавая ей весь свой трудъ и вниманiе, онъ тѣмъ самымъ дѣлается одностороннимъ, какъ всякiй спецiалистъ, и утрачиваетъ способность охватывать всю совокупность дѣла. Отсюда склонность свое, может быть, маленькое дѣло считать центром вселенной и ревниво оберегать его отъ сторонняго, внѣвѣдомственнаго вмѣшательства и регулированiя.

Губернаторъ по закону является представителемъ власти Его Императорскаго Величества. Эта краткая формула, чрезвычайно содержательна. Она прежде всего указываетъ, что нѣтъ отрасли губернскаго управленiя, которая стояла-бы внѣ надзора и вѣдѣнiя губернатора. Но такъ какъ законъ не устанавливаетъ точныхъ нормъ, въ которыхъ долженъ выражаться такой надзоръ, близорукая чиновничья практика въ неимѣнiи нормъ видитъ отсутствiе самаго права надзора. И что удивительно, такая близорукость не чужда даже центральнымъ учрежденiямъ и самимъ министрамъ. Если губернаторъ напишетъ, положимъ, министру юстицiи о несоотвѣтственной дѣятельности предсѣдателя суда или прокурора, и если такой отзывъ не подкрѣпленъ какими-либо особенно яркими фактами, а основанъ на ежечасно повторяющихся и тѣмъ именно и важныхъ упущенiях, то можно смѣло сказать, что изъ 100 случаевъ въ 99 такое заявленiе не только не принесетъ результатовъ, а создастъ губернатору репутацiю человѣка безпокойнаго, сующагося не въ свое дѣло. Если-бы вѣдомство и назначило по такому сообщенiю разследованiе, то это разследованiе будетъ вдохновляться не столько желанiемъ выяснить правду, сколько стремленiемъ обелить своего чиновника. Кто близко знакомъ съ жизнью, тотъ не найдетъ преувеличенiй въ моихъ словахъ.

А разъ это такъ, какъ-же въ дѣйствительности можетъ выразиться объединяющая роль губернатора?

Ответъ можетъ быть только одинъ: личнымъ воздействiемъ.

Когда вы принимаете людей у себя дома, все различiя въ служебномъ положенiи падаютъ, и между вами устанавливаются отношенiя просто знакомыхъ; а если вы умѣете еще скоро преодолѣвать обычную натянутось между мало знающими другъ друга людьми и заставить ихъ чувствовать себя непринужденно, то вашъ домъ становится желаннымъ для всѣхъ, о пребыванiи въ которомъ вспоминается съ удовольствiемъ. Такъ возникаютъ постепенно простыя довѣрчивыя отношенiя, при которыхъ можно высказываться полнѣе. Каждый изъ вашихъ знакомыхъ непремѣнно сочтетъ себя обязаннымъ если не считаться во всемъ съ

 

— 202 —

вашими взглядами и пожеланiями, то по крайней мѣрѣ избѣгать безъ крайней необходимости рѣзкихъ съ ними столкновенiй.

Мы принимали въ Пензѣ довольно много. Помимо того, что почти каждый день у насъ кто-нибудь обѣдалъ, или изъ прiѣзжающихъ изъ уѣздовъ, или такихъ лицъ, которыхъ по службѣ приходилось рѣдко видѣть, мы часто дѣлали небольшiе званные обѣды человѣкъ на 18 примѣрно, сколько могла вмѣстить безъ стѣсненiя наша небольшая столовая. Приглашенiя надо разсылать по нѣкоторому плану. Если вы пригласите сразу всѣхъ наиболѣе видныхъ людей, а потомъ въ слѣдующiй разъ менѣе видныхъ, то обидъ не будетъ конца; всякiй изъ второй очереди больно почувствуетъ эту разницу. Приходилось поэтому звать общество смѣшанное, разныхъ общественныхъ положенiй. Вице-губернаторъ обязательно приглашался всякiй разъ.

Мы старались такiе званные обѣды обставлять возможно красивѣе: лучшая сервировка, обилiе живыхъ цвѣтовъ и т. п. Но роскоши не допускали; вина были чаще всего порядочныя удѣльныя, а шампанское подавалось исключительно удѣльное Абрау-Дюрсо, превосходная дешевая марка, замороженное нисколько не уступающее французскимъ.

Въ Пензѣ вообще была распространена мода, подавать при всякомъ случаѣ французское шампанское; эта, привычка стариннаго барства. Я рѣшилъ бороться съ этой разорительной модой и совершенно открыто объявилъ, что кромѣ Абрау не признаю другихъ марокъ и не буду у себя ихъ допускать.

Поэтому обвертыванiе бутылки салфеткой у меня не имѣло цѣлью скрыть этикетку. Скоро Абрау получило право гражданства и, если не совсѣмъ, то въ значительной мѣрѣ вытѣснило заграничное вино.

На такiе обѣды мы звали всѣхъ совершенно запросто, а потому мужчины являлись на нихъ въ сюртукахъ и лишь изрѣдка въ смокингахъ. Какъ говорили, у насъ бывало просто и весело.

Большiе прiемы прiурочивались или къ прiѣздамъ петербургскихъ сановниковъ или къ какимъ-либо выдающимся событiямъ, въ родѣ выборовъ.

Балы мы устраивали, два раза. Въ Ольгинъ день, именины моей дочери, у насъ танцовала молодежь, приглашалось человѣкъ 150, такъ что это былъ скорѣе танцевальный вечеръ. А другой разъ мы дали настоящiй балъ, на который посылалось 350 приглашенiй. Часто устраивать такiе большiе прiемы, конечно, очень трудно, такъ какъ они стоятъ большихъ денегъ.

Губернаторскiй балъ вообще событiе въ провинцiи. Каждый хочетъ на немъ быть и вотъ забота о томъ, чтобы кого нибудь случайно не забыть и не обидѣть, пожалуй, наиболѣе хлопотливая сторона всего дѣла. Торговцы и портнихи особенно бываютъ рады, такъ какъ дѣла при этомъ очень оживляются.

Въ мое время пензенскимъ городскимъ головою былъ Владимiръ Ипполитовичъ Потуловъ, мѣстный помѣщикъ, котораго я засталъ въ 1905 году въ должности непремѣннаго члена губернскаго присутствiя, стариной дворянской фамилiи. Его дѣдъ или

 

— 203 —

отецъ былъ, кажется, пензенскимъ губернскимъ предводителемъ дворянства, самъ Потуловъ въ молодости служилъ въ Преображенскомъ полку, а во время губернаторства князя Святополкъ-Мирскаго перешелъ на должность непремѣннаго члена губернскаго присутствiя. Это былъ очень дѣльный и умный человѣкъ, но самолюбивъ до крайности. Всякiй городской голова, старается сохранить свою независимость передъ губернаторомъ, а когда такую должность занимаетъ интеллигентный человѣкъ съ большимъ самолюбiемъ, положенiе становится особенно деликатнымъ. Первое время у насъ отношенiя не то, чтобы не клеились, а установилась какъ-бы нѣкоторая натянутость.

Но потомъ, когда пришлось выполнить очень большую и отвѣтственную работу по постройкѣ казармъ для войскъ по новой дислокацiи и когда намъ пришлось чаще сталкиваться, эта натянутость прошла и замѣнилась вполнѣ порядочными отношенiями. Командующiй войсками часто нападалъ на Потулова совершенно неосновательно и я его всегда горячо защищалъ, такъ какъ виделъ, что онъ дѣлалъ рѣшительно все, чтобы наилучшимъ образомъ разрѣшить задачу расквартированiя.

Какихъ-либо столкновенiй на почвѣ рѣшенiй городской думы у насъ не было ни разу.

Потуловъ былъ человѣкъ небольшого роста, въ синихъ очкахъ, съ лицомъ, покрытымъ синеватыми пятнышками. Ему пришлось сдѣлаться жертвой несчастiя: он проходилъ какъ-то по полотну желѣзной дороги мимо паровоза и вдругъ этотъ паровозъ взорвало, его обварило и испортило лицо. Такъ этотъ знакъ и остался у него на всю жизнь

Генералъ Сандецкiй всегда считалъ Потулова кадетомъ и полагалъ, что именно изъ-за своихъ политическихъ взглядов онъ будто-бы, тормазитъ дѣло надлежащаго расквартированiя войскъ. Это совершенно невѣрно: во-первыхъ городской голова къ этому вопросу относился очень внимательно и нисколько его не тормазилъ, а во-вторыхъ онъ вовсе не был кадетомъ.

По своимъ воззрѣнiямъ, Владимiръ Ипполитовичъ примыкалъ скорѣе къ умѣренно-либеральному лагерю, былъ по нынѣшней терминологiи въ родѣ октябриста. Но, у насъ, в Россiи, такъ ужъ всегда бываетъ: когда человѣкъ работаетъ на ниве земскаго или городского самоуправленiя, его либерализмъ всегда становится ярче выраженнымъ и, пожалуй, иногда излишне подчеркивается. Отчасти это дѣлается, вѣроятно, для большей солидарности съ руководящимъ прогрессивнымъ кружкомъ гласныхъ, отчасти-же, какъ я уже упоминалъ, такимъ способомъ люди мнятъ лучше оградить свою независимость отъ администрацiи. Можетъ быть, и Владимiръ Ипполитовичъ былъ не чуждъ такой утрировки, но, какъ очень умный и чуткiй человѣкъ, он умѣлъ не переходить извѣстной грани, за которой такая утрировка становится смѣшной.

Потуловъ много работалъ для улучшенiя городского хозяйства, но въ городской думѣ его мало цѣнили и многiе не любили. Я вижу туть разгадку лишь въ особенностяхъ характера головы: онъ былъ

 

— 204 —

очень властенъ и въ сношенiяхъ съ людьми рѣзокъ, а такiя вещи обыкновенно не нравятся.

Обладая очень независимымъ состоянiемъ, онъ въ службѣ не нуждался и потому никогда не унижался до того, чтобы подыгрываться къ гласнымъ ради вторичнаго избранiя.

Я удивляюсь, почему онъ не былъ избранъ въ члены Государственной Думы, у него были всѣ данныя, чтобы съ пользою для Россiи занимать такой постъ. Вѣроятно, и тутъ онъ не хотѣлъ пускаться въ интригу и обеспечить себѣ избранiе.

Тюремное дѣло въ Пензѣ было поставлено вначалѣ очень плохо. Зданiе тюрьмы, помѣщавшееся за городомъ, близъ виннаго склада, было очень старое, насквозь прогнившее, лишенное всякихъ новѣйшихъ приспособленiй для облегченiя надзора. Тюремной инспекцiи не было, стража малочисленна и нищенски оплачивалась; младшiй надзиратель, напримѣръ, получалъ жалованья 12 р. 50 к. При этомъ тюрьма была до того переполнена, что пришлось въ городѣ нанять частное помѣщенiе человѣкъ на 100 арестантовъ, несмотря на то, что такiя помѣщенiя крайне неудовлетворительны, какъ въ смыслѣ удобства размѣщенiя, такъ и безопасности отъ побѣговъ. Въ этихъ видахъ наемное помѣщенiе заполнялось преимущественно срочными арестантами, отбывающими наказанiя за маловажныя преступленiя.

Политическихъ арестантовъ было много и всѣ они содержались въ главномъ зданiи.

Несмотря на то, что начальникъ тюрьмы Новгородцевъ поблажки арестантамъ не давалъ и установилъ тамъ законный строгiй режимъ, сношенiя политическихъ арестантовъ съ внѣшнимъ мiромъ никогда не прекращались и въ тюрьму проносились разные воспрещенные предметы до оружiя и взрывчатыхъ матерiаловъ включительно. Дѣлалось это, конечно, при участiи тюремнаго надзора, и лично проносившаго недозволенные предметы при смѣнахъ и закрывавшаго глаза при свиданiяхъ арестантовъ съ посѣтителями извнѣ. Сколько ни боролся начальникъ тюрьмы съ продажностью стражи, сколько онъ ни мѣнялъ надзирателей, все оказывалось бесплоднымъ. И это совершенно естественно. На 12 р. 50 к. въ мѣсяцъ человѣкъ семейный существовать не могъ, значитъ, надо было прирабатывать незаконными способами или бросать службу и искать лучше оплаченнаго дѣла. Классные чины были поставлены также краше неудовлетворительно и порядочные люди сюда очень неохотно шли. Когда человѣка выгоняютъ отовсюду и ему дѣваться уже некуда, онъ поступаетъ въ тюрьму и, конечно, не исправляется. Надо только изумляться, что среди классныхъ чиновъ почти не было продажности. Они пьянствовали, небрежничали, можетъ быть, не совсѣмъ честно вели хозяйство тюрьмы, но измѣнниками не были. Это тѣмъ болѣе изумительно, что положенiе начальниковъ тюремъ и ихъ помощниковъ въ эти дни ни передъ чѣмъ не останавливающагося террора было крайне опасно. Если не погибнешь отъ руки арестанта, то тебя убьетъ кто либо изъ единомышленниковъ ихъ, находящихся на свободѣ. И случаевъ такихъ убiйствъ и покушенiй на нихъ было почти столько же, какъ и въ отношенiи чиновъ полицiи, если принять въ расчетъ сравнительную малочисленность тюрем-

 

— 205 —

ной стражи. Просто диву даешься, какъ дешево цѣнится у насъ человѣческая жизнь. Человѣкъ получаетъ какiе-то гроши, на которые существовать можно только въ проголодь, и идетъ въ пекло, гдѣ нѣтъ для него завтрашняго дня!

Изобрѣтательность арестантовъ для полученiя и скрыванiя отъ тюремнаго начальства всякихъ неразрѣшенныхъ предметовъ изощрилась до такой виртуозности, до которой только можетъ дойти человѣческая мысль, неустанно направленная на одинъ и тотъ же предметъ. Начальству за такой изобрѣтательностью прямо физически невозможно угнаться и какъ бы ни былъ бдителенъ надзоръ, сюрпризы ему подносились прямо невѣроятные.. Существовало одно лишь средство быть хорошо освѣдомленнымъ — это имѣть своихъ агентовъ среди арестантовъ. Но къ предателямъ изъ своей среды арестанты относятся съ никогда не устающей ненавистью; изобличенный предатель рѣдко, очень рѣдко, выживаетъ, хотя бы со дня такого изобличенiя прошло много времени и совершенно перемѣнился составъ заключенныхъ; все равно — молва о предательствѣ передается точно самими тюремными стѣнами и слѣдомъ за нимъ идетъ повсюду. Нужно стеченiе какихъ либо особенно благопрiятныхъ обстоятельствъ, чтобы начальство могло заручиться услугами арестанта-соглядатая, так опасно это ремесло.

Вотъ, однажды такой соглядатай сообщилъ начальнику Пензенской тюрьмы, что въ такой-то камерѣ политическихъ арестантовъ имѣется револьверъ и большой запасъ патроновъ. Сейчасъ же былъ произведенъ обыскъ, подняты полы, перерыты всѣ вещи, ничего нѣтъ. Когда стали смотрѣть въ печкѣ, надзиратель обратилъ вниманiе, что въ подѣ печки одинъ изъ кирпичей нѣсколько отличается отъ другихъ, пазы его не такъ тщательно были смазаны. Взялись за этотъ кирпичъ, он свободно вынимался и прикрывалъ собою выдолбленную камеру, гдѣ лежал браунингъ. Но патроновъ не было и нигдѣ ихъ не находили. Стали снова перебирать всѣ вещи арестантовъ. Политическимъ носящимъ свое платье, разрѣшается держать при себѣ чемоданы или корзины для бѣлья и другихъ вещей. И вотъ въ одной такой корзинѣ надзиратель при обыскѣ какъ-то случайно задѣлъ за одинъ изъ столбчиковъ, вокругъ которыхъ обвита лоза и замѣтилъ, что онъ двигается. Потянувъ, онъ его вытащилъ прочь и оказалось, что столбчикъ состоитъ изъ двухъ выдолбленныхъ внутри половинокъ и въ нихъ стеариномъ залиты патроны. Такъ хранился весьма порядочный запасъ, совершенно достаточный, чтобы перебить всю стражу. Въ обоихъ случаяхъ, какъ видите, запрещенное было найдено совершенно случайно, а сколько уже разъ обыскивали эту корзину и ничего до сихъ поръ не замѣчали.

Другой случай въ той же тюрьмѣ еще болѣе поразителенъ. Я прошу извиненiя, что принужденъ говорить объ этомъ. Какъ извѣстно, для естественныхъ надобностей арестантовъ въ каждой камерѣ ставится кадка-параша. Когда производится тщательный обыскъ, тогда каждый предметъ, каждая щелка осматривается. И вотъ начальникъ тюрьмы, тотъ же Новгородцев, производя лично обыскъ, съ цѣлью найти имѣвшiеся по донесенiю агентуры у аре-

 

— 206 —

стантовъ взрывчатыя вещества, заглянулъ въ парашу и ему бросились въ глаза твердые человеческiя изверженiя какого-то страннаго вида. Покончивъ безрезультатно обыскъ, он приказалъ отнести въ контору парашу, гдѣ послѣ осмотра оказалось, что твердыя изверженiя были сдѣланы изъ мякиша чернаго хлѣба, а внутри ихъ находились небольшiе стеклянные цилиндрики съ различными веществами для выдѣлки взрывчатыхъ веществъ. Ну, скажите, кому придетъ въ голову что либо подобное?

Сколько было сдѣлано попытокъ къ побѣгу въ Пензенской тюрьмѣ — я не смогу пересчитать. Всѣ эти попытки были основаны на своеобразномъ устройствѣ этой тюрьмы. Между верхнимъ поломъ и накатникомъ оставался промежутокъ болѣе чѣмъ въ ½ аршина высоты. Стоило туда забраться и можно было проникнуть до внѣшних стѣнъ тюрьмы, выходящихъ на пустырь. Разобрать полуразваливающуяся стѣну не стоило ни малѣйшаго труда. Когда нѣсколько такихъ попыток было обнаружено и побѣги, благодаря бдительности Новгородцева, предупреждены, я долженъ былъ испросить у Главнаго Тюремнаго Управленiя особый, довольно большой кредитъ, чтобы заполнить этотъ промежутокъ асфальтомъ. Очень долго производилась эта работа, такъ какъ въ силу переполненiя тюрьмы можно было освобождать для производства работы не болѣе одной камеры сразу.

Когда полъ сталъ недосягаемъ для попытокъ къ побѣгу, тогда мысль арестантовъ устремилась къ чердаку подъ крышей. Проламывая печные дымоходы, они проникали на чердакъ, а оттуда уже было не так трудно найти выходъ. Было сдѣлано 3 или 4 такiя попытки. Новгородцевъ тогда принялъ за правило при смѣнах надзирателей ежедневно подробно осматривать всѣ камеры.

Новгородцевъ исполнялъ свои обязанности съ выдающимся усердiемъ и мужествомъ. Революцiонеры его ненавидѣли всѣми силами души, неоднократно пытались его заманить въ засаду и убить, но онъ былъ слишкомъ на сторожѣ и на эту удочку не попадался. Тогда былъ выработанъ такой планъ: у него былъ единственный сынъ, мальчикъ лѣтъ 6, котораго Новгородцев прямо обожалъ. Вот и было рѣшено этого ребенка похитить и угрозой его убить заставить Новгородцева бросить службу. Къ счастью, что этотъ планъ былъ своевременно обнаруженъ жандармами и приняты были мѣры къ его предупрежденiю.

У него было правило, какъ можно чаще дѣлать внезапные обыски въ самые разнообразные часы, обыкновенно глубокой ночью. Онъ никому не говорилъ о своемъ намѣренiи, а внезапно являлся въ тюрьму и съ дежурной смѣной стражи производилъ обыски.

Несмотря на такiя предосторожности, сношенiя съ внѣшнимъ мiромъ продолжались.

Въ началѣ 1908 года въ тюрьмѣ сидѣло много важныхъ преступниковъ, изъ которыхъ нѣкоторые уже были осуждены къ смертной казни, другихъ эта кара ожидала. Между ними сидѣлъ и знаменитый Великопольскiй, активный террористъ и, вѣроятно, главнѣйшiй организаторъ террора въ Пензенской губернiи. Конечно, было бы наиболѣе безопасно держать такихъ важныхъ преступни-

 

— 207 —

ковъ въ одиночномъ заключенiи. Но одиночныхъ камеръ было мало и всѣ они были заняты. А потому ихъ пришлось размѣстить въ 2 или 3 сосѣднихъ небольшихъ камерахъ.

30 марта Новгородцевъ произвелъ внезапный обыскъ и въ одной изъ занятыхъ этими преступниками камеръ нашелъ подъ тюфякомъ самодѣльную бомбу изъ жестяной коробки.

Я въ это время былъ въ Петербургѣ.

Перваго апрѣля, когда по зову арестантовъ, стоящiй въ коридорѣ надзиратель отперъ дверь, чтобы выпустить человѣка въ уборную, на него вдругъ набросились, повалили, обезоружили и убили. Второй надзиратель въ этомъ же коридорѣ былъ также убитъ. Пользуясь отсутствiемъ надзора арестанты выбѣжали въ коридоръ, открыли камеры другимъ преступникамъ, и всѣ бросились черезъ проломъ въ потолкѣ на чердакъ, оттуда спустились на крышу сарая, примыкающаго къ внѣшней стѣнѣ. Близь этого сарая стоялъ на часахъ стражникъ, въ него бросили бомбу, которая такъ счастливо разорвалась, что стражникъ остался невредимъ. Въ часового у стѣны внѣ тюрьмы также бросили вторую бомбу, и тоже счастливо, не задѣвъ солдата. Пользуясь переполохомъ, арестанты стали спускаться на землю и устремились бѣжать прямо за запасные пути проходившей у тюрьмы желѣзной дороги, пытаясь скрыться среди вереницъ стоявшихъ тамъ вагоновъ. Уцѣлѣвшiе стражникъ и часовой стали стрѣлять, двухъ убили, нѣсколько человѣкъ заставили вернуться въ тюрьму, а 9 арестантовъ успѣли бѣжать. За ними по пятамъ погнались не стоящiе на часахъ стражники и эта погоня продолжалась очень долго, при чемъ 7 человѣкъ при преслѣдованiи были убиты, такъ что удалось бѣжать только двоимъ: Великопольскому и крестьянину Чембарскаго уѣзда Конышеву, пойманному на ограбленiи съ убiйствомъ.

Изъ вернувшихся въ тюрьму двое оказались ранеными.

Въ помощь стражѣ вызвали для облавы войска, но всѣ поиски были напрасны. Очевидно, преступники заранѣе подготовили себѣ надежное убѣжище.

Обо всемъ случившемся вице-губернаторъ телеграфировалъ Министру и мнѣ.

Прiемъ у Столыпина былъ мнѣ назначенъ на другой день 2 апрѣля.

Едва я вошелъ въ кабинетъ, какъ Петръ Аркадьевичъ обратился ко мнѣ суровымъ тономъ;

— Вы знаете, что у васъ случилось вчера въ Пензѣ? Вы тамъ держите начальникомъ тюрьмы человѣка, котораго надо повѣсить. У него проникаютъ въ тюрьму оружiе, бомбы, устраиваются проломы тюрьмы, куда же еще далѣе итти?

Я спокойно выслушалъ эти слова и когда мнѣ была дана возможность говорить, подробно разсказалъ Петру Аркадьевичу все о порядках Пензенской тюрьмы и о дѣятельности Новгородцева.

Столыпинъ выслушалъ внимательно, раздраженiе у него прошло и, отпуская меня, сказалъ:

— Поѣзжайте къ начальнику Главнаго Тюремнаго Управленiя

 

— 208 —

Курлову и разскажите ему все также подробно, какъ мнѣ. Новгородцевъ вашъ, повидимому, не виноватъ.

П. Г. Курловъ, выслушавъ меня, сказалъ, что уже сдѣлано распоряженiе о командированiи въ Пензу особаго лица, которому поручено произвести по дѣлу подробное разслѣдованiе.

Какъ и слѣдовало ожидать, разслѣдованiе установило невиновность Новгородцева во всѣхъ техъ безпорядкахъ, которые имѣли мѣсто въ тюрьмѣ, и истинная причина ихъ совершенно вѣрно была указана: неприспособленность зданiя, малочисленность стражи и классного персонала и нищенское вознагражденiе. Новгородцевъ за свою дѣйствительно усердную службу получилъ даже выдающуяся награду. Тѣмъ не менѣе, онъ сталъ просить меня перевести его на службу въ полицiю, слишкомъ ужъ у него изстрадались нервы. Какъ мнѣ ни жаль было лишиться такого надежнаго начальника тюрьмы, но я счелъ долгомъ справедливости уважить эту просьбу и вскорѣ назначилъ его помощникомъ исправника.

Разслѣдованiе Главнаго Тюремнаго Управленiя имѣло самыя благодѣтельныя послѣдствiя для постановки всего тюремнаго дѣла въ губернiи. Прежде всего у насъ учредили тюремную инспекцiю и инспекторомъ назначили Г. И. Сниткина, бывшаго до того Ковенскимъ инспекторомъ.

Г. Сниткинъ, несмотря на всю кажущуюся свою скромность, оказался человѣкомъ очень знающимъ и съ огромной настойчивостью и иницiативой. Въ нѣсколько мѣсяцевъ онъ совершенно реформировалъ тюрьму: были устроены прекрасные люфт-клозеты, совершенно уничтожившiе дурной воздухъ, повсюду царствовала изумительная чистота, въ камерахъ устроены откидныя койки, такъ что всякiе подкопы стали невозможными уже потому, что вся площадь пола стала доступной для обозрѣнiя изъ дверного очка, коридоры раздѣлились на части массивными металлическими перегородками, повсюду поставлены кипятильники съ горячей водой, увеличена втрое тюремная стража, содержанiе младших надзирателей поднято до 18 руб. въ мѣсяцъ. Онъ убѣдилъ Главное Управленiе въ необходимости построить новое зданiе тюрьмы, которое и было закончено въ 1910 году. Самый режимъ сталъ еще болѣе урегулированнымъ. Днемъ и ночью Сниткинъ посѣщалъ тюрьму и довелъ тамъ службу до точности часового механизма.

Когда я прiѣхалъ въ тюрьму послѣ перерыва въ нѣсколько мѣсяцевъ, я не повѣрилъ своимъ глазамъ: такъ велика была перемѣна.

Остальныя тюрьмы губернiи тоже много улучшились, хотя и не въ такой степени. Но онѣ и имѣли сравнительно второстепенное значенiе.

Карточки бѣжавшихъ Великопольскаго и Конышева были повсюду разосланы и за поимку ихъ я назначилъ денежное вознагражденiе, о чемъ было объявлено въ газетах. И общая полицiя, и жандармская напрягали всѣ силы, чтобы ихъ изловить. Получались постоянныя указанiя о пребыванiи обоихъ то въ одномъ, то въ другомъ концѣ губернiи. Въ указанiяхъ этихъ было цѣнно то, что пре-

 

— 209 —

ступники не оставили предѣловъ губернiи, а слѣдовательно, и не терялась надежда когда либо ихъ захватить.

Мѣсяца черезъ два послѣ бѣгства они объявились въ с. Владыкино, Чембарскаго уѣзда. Кажется, я не путаю названiя; въ этомъ селѣ сейчасъ же за церковью находилась усадьба моей знакомой С. А. Владыкиной, у которой мнѣ приходилось какъ-то ночевать.

Конышевъ былъ крестьянинъ этого села и его родители тутъ проживали.

Однажды ночью Великопольскiй и Конышевъ явились въ домъ къ родителямъ послѣдняго и поужинавъ, отправились спать на потолокъ сѣней между избой и скотнымъ дворомъ. Отецъ Конышева, зная, что сына разыскиваютъ, изъ опасенiя ли отвѣтственности, а, можетъ быть, прельстившись обѣщанной денежной наградой за выдачу, послѣ продолжительныхъ колебанiй явился тайкомъ къ уряднику и объявилъ, какiе гости у него въ домѣ. Дѣло было уже на разсвѣтѣ. Я допускаю, что вопросъ о вознагражденiи могъ играть тутъ свою роль, такъ какъ Конышевъ-сынъ былъ величайшiй хулиганъ, отъ котораго много терпѣли его домашнiе и, конечно, были бы рады отъ него избавиться, такъ что едва ли могло явиться хоть на минуту чувство къ нему жалости. Урядникъ, видимо обрадовавшiйся возможности отличиться задержанiемъ такихъ важныхъ преступниковъ, въ чемъ былъ, побѣжалъ къ дому Конышевыхъ, стоящему на крайней улицѣ селенiя, не захвативъ ни шашки, ни револьвера. Отъ дома урядника до Конышевыхъ было довольно далеко, а потому онъ успѣлъ позвать за собою цѣлую кучу народа, какъ мнѣ потомъ показали при моемъ дознанiи, чуть ли не 100 человѣкъ. Урядникъ вошелъ въ домъ, а народъ столпился кучей у крыльца.

Войдя въ сѣни, урядникъ сталъ противъ потолка, устроеннаго лишь надъ частью сѣней, и сказалъ:

— Ну, Конышевъ, выходи, братъ, съ своимъ товарищемъ и сдавайтесь, теперь вамъ уж не уйти, видишь, сколько народу собралось.

Какъ-бы убѣжденный этими словами, Конышевъ соскочилъ съ потолка и направился къ довѣрчиво стоящему уряднику яко-бы сдаваться. Подойдя къ нему близко и видя, что тотъ не вооруженъ, Конышевъ, какъ тигръ, бросился на урядника и облапилъ его такъ крѣпко, что тотъ не могъ двинуть ни рукой, ни ногой. Въ это время Великопольскiй тоже соскочилъ съ потолка съ револьверомъ въ рукѣ, подскочилъ къ уряднику, приставилъ револьверъ къ виску и убилъ его наповалъ. Черезъ открытыя двери сѣней народъ видел всю эту сцену и подъ влiянiемъ такой неожиданной расправы стоялъ неподвижно, выпуча глаза. Захвативъ свои котомки, оба съ револьверами въ рукахъ, они выскочили на крыльцо и закричали:

— Сторонись, кому жизнь мила. Кто пошелохнется, получитъ пулю въ лобъ!

Съ поднятыми револьверами увѣренно они двинулись въ толпу, которая покорно передъ ними разступилась, не спѣша вышли

Читать далле
Подняться к началу

210-225

 

— 210 —

за деревню и пройдя саженей 200 у мостика подъ горой, присѣли и переобулись, а затѣмъ сошли съ дороги и скрылись въ кусты.

Вотъ что значитъ дерзкая смѣлость! Толпа въ 100 человѣкъ приросла къ мѣсту, пальцемъ никто не шевельнулъ.

Мнѣ прислали телеграмму и я сейчас-же выѣхалъ въ село Владыкино.

Волостной старшина, хотя и не былъ въ толпѣ съ урядникомъ, но, разумѣется, услышалъ отъ людей о присутствiи въ деревнѣ Конышева съ товарищемъ, вѣдь такiя вѣсти разносятся съ быстротою молнiи, не принялъ никакихъ мѣръ къ ихъ поимкѣ и хотя послалъ народъ, якобы имъ въ догонку, но сдѣлалъ это чуть ли не черезъ часъ, когда и слѣдъ преступниковъ простылъ.

Поиски полицейской стражи тоже не дали никакихъ результатовъ.

Впечатлѣнiе отъ этого дерзкаго преступленiя было колоссальное. Бѣдная Софья Александровна Владыкина боялась ѣхать къ себѣ въ имѣнiе. Я чувствовалъ себя ужасно. Что-же я за губернаторъ, что не могу справиться съ такими наглыми преступниками, которые среди бѣлаго дня на глазах толпы убиваютъ людей и даже не торопятся скрываться, а, какъ-бы издеваясь надъ безсилiемъ передъ ними власти, демонстративно усаживаются переобуваться въ нѣсколькихъ шагахъ отъ сотни свидѣтелей ихъ преступленiя.

Съ этой минуты забота о поимкѣ этихъ негодяевъ не оставляетъ меня ни на секунду. Я могъ, разумѣется, только насѣдать на чиновъ полицiи, всячески тормошить ихъ, другихъ способовъ у меня не было. Но этотъ способъ, если пользоваться имъ неустанно, систематически, увѣряю васъ, не такъ плохъ и даетъ весьма существенные результаты.

Недѣли двѣ спустя послѣ этого убiйства, Великопольскiй съ Конышевымъ были опознаны въ вагонѣ жандармами, какъ разъ въ ту минуту, когда поѣздъ направился къ станцiи Рамзай. Сейчасъ-же была подана телеграмма на эту станцiю и жандармскiй унтеръ-офицеръ при помощи станцiонныхъ рабочихъ приготовился ихъ арестовать. Едва поѣздъ сталъ подходить къ Рамзаю, но еще не остановился, преступники выпрыгнули на полотно и направились къ кустамъ, лежащимъ вправо отъ дороги. Къ счастiю, съ этимъ-же поѣздомъ возвращались въ Пензу конвойные солдаты при офицерѣ. Жандармъ доложилъ офицеру и просилъ помощи. Сейчасъ-же солдаты, схвативъ ружья, устремились въ догонку за преступниками, которыхъ уже не было видно. Послышались въ нѣсколькихъ мѣстахъ выстрѣлы. Когда солдаты вернулись, то принесли съ собой трупъ одного изъ преступников, ими подстрѣленнаго, и брошенныя обоими котомки съ вещами. Второй-же безслѣдно пропалъ, точно сквозь землю провалился. Всѣ повторные поиски ни къ чему не привели.

У жандарма не было при себѣ карточекъ преступниковъ, а потому и неизвѣстно было, кто-же изъ нихъ убитъ. Получивъ телеграмму, что тѣло отправляется въ Пензу, я съ начальникомъ губернiи жандармскаго управленiя, захватившему карточки, поѣхали

 

— 211 —

на вокзалъ. Тѣло принесли въ прiемный покой и сколько я въ него ни всматривался, не находилъ ни малѣйшаго сходства ни съ Конышевымъ, ни съ Великопольскимъ. Начальникъ жандармскаго отдѣленiя приподнялъ голову трупа и посовѣтовалъ посмотрѣть на нее въ профиль. Только тогда я призналъ въ немъ Великопольскаго. Онъ прежде носилъ бороду и усы, а теперь ихъ совершенно сбрилъ и лицо стало прямо неузнаваемо.

Конышевъ исчезъ. Говорили, что онъ скитался долго за границей, куда его скрыли революцiонеры, а потомъ появился въ Баку, былъ выслѣженъ, арестованъ и препровожденъ въ Пензу. Это случилось года черезъ два передъ самымъ оставленiемъ мною Пензы. Суд приговорилъ его къ смертной казни и приговоръ былъ исполненъ.

В связи съ этой облавой на Великопольскаго и Конышева, кончившейся смертью перваго, въ моей памяти воскресаетъ одно событiе пензенской жизни совершенно другого порядка, случившееся около этого-же времени и стоившее мнѣ много волненiй и хлопотъ.

Я уже говорилъ, что для охраны былъ присланъ въ Пензу Ново-Архангельскiй уланскiй полкъ, стоявшiй постоянно по тогдашней дислокацiи на нашей западной границѣ во Влацлавскѣ.

Этотъ великолѣпный полкъ служилъ главнѣйшею опорою порядка и на всѣ безпорядки я выѣзжалъ съ отрядомъ отъ этого полка. Въ Пензѣ помѣщались лишь 4 эскадрона и штабъ полка, 2 же эскадрона стояли въ Симбирскѣ.

Командиры этихъ эскадроновъ часто прiѣзжали въ Пензу по разнымъ хозяйственнымъ дѣламъ и бывали у меня. Вотъ какъ-то прiѣхалъ сюда командиръ эскадрона ротмистръ Фемениди и вечеромъ зашелъ къ намъ въ ложу въ театрѣ поболтать. Это былъ высокiй, очень упитанный человѣкъ, не старый, съ прекраснымъ здоровымъ цвѣтомъ лица. Онъ былъ очень оживленъ и изъ театра поехалъ съ нѣкоторыми офицерами ужинать въ ресторанъ той-же татарской гостиницы, гдѣ онъ остановился. За ужиномъ Фемениди условился съ однимъ товарищемъ, что тотъ заѣдеть за нимъ въ 9 ч. утра на другой день, чтобы вмѣстѣ ѣхать въ штабъ полка. Дѣйствительно офицеръ прiѣхалъ къ назначенному времени, но номеръ Фемениди оказался запертымъ и на стукъ никто не отозвался. Рѣшивъ, что, вѣроятно, какое нибудь спѣшное дѣло заставило Фемениди уѣхать ранѣе, офицеръ отправился въ штабъ. Однако Фемениди туда не прiѣзжалъ и не показывался тамъ до 1 часу дня, когда кончаются занятiя. Это показалось всѣмъ очень страннымъ, такъ какъ Фамениди долженъ былъ, уладивъ дѣла, вернуться въ Симбирскъ въ этотъ-же вечеръ.

Командиръ полка и тотъ-же офицеръ поѣхали въ гостиницу, но номеръ опять оказался запертымъ и прислуга заявила, что она ротмистра сегодня не видѣла. Когда посмотрѣли внимательно въ замочную скважину, оказалось, комната заперта извнутри и ключъ находился въ ней. Очевидно, что-то случилось. Послали за полицiей, взломали дверь и нашли Фемениди на полу у кровати мерт-

 

— 212 —

вымъ. Признаковъ насильственной смерти не оказалось и всѣ рѣшили, что онъ внезапно умеръ отъ разрыва сердца.

Извѣстили сейчасъ-же родственниковъ, которые на третiй день прiѣхали и въ тотъ-же день должно было состояться отпѣванiе въ нижней церкви собора.

Я прiѣхалъ въ соборъ къ назначенному времени. Около гроба все происходила какая-то суета, переговоры, а отпѣванiя не начинают Я нѣсколько этому удивился, но объяснялъ себѣ задержку какими-либо обычными причинами. Вдругъ отъ гроба подходитъ ко мнѣ одинъ изъ родственниковъ и говорить:

— Ваше превосходительство, будьте добры подойти къ тѣлу и посмотрите на него.

Я съ удивленiемъ подошелъ и сталъ всматриваться. — Въ гробу лежалъ живой Фемениди, съ румянцемъ во всю щеку, выраженiе лица — сладко спящаго человѣка. Я былъ пораженъ. Оказывается суета около гроба и вызвана была этимъ необыкновеннымъ видомъ, поразившимъ, какъ родственниковъ, такъ и всѣхъ присутствовавпшхъ.

Находившiйся въ церкви врачебный инспекторъ П. В. Ивановъ, отвѣчая на мой вопрошающiй взглядъ, подошелъ къ намъ и сталъ увѣрять, что по его изслѣдованiю Фемениди безусловно мертвъ и что такой цвѣтущiй видъ тѣла очень часто бываетъ у умершихъ внезапной смертью, у отравившихся цiанистымъ калiемъ или угарнымъ газомъ.

Конечно, мы не знали причины смерти ротмистра, но судя по его вчерашнему поведенiю о самоубiйствѣ какъ будто-бы и говорить нельзя было.

Видя, что мы всетаки колеблемся, докторъ предложилъ вскрыть на рукѣ кровеносный сосудъ и убѣдиться, что кровь уже свернулось.

Мы согласились сдѣлать это испытанiе. Сейчасъ-же объявили, что отпѣванiе откладывается, удалили публику изъ собора и П. В, Ивановъ, не теряя времени на посылку за инструментами, взялъ перочинный ножъ и открылъ жилу. Кровь не хлынула фонтаномъ, а немного лишь выступила, и бьла такого яркаго алаго цвѣта, какъ у живого человѣка. Самъ докторъ какъ будто-бы на минуту смутился, но сейчасъ-же сталъ настаивать на очевидности смерти.

Всѣмъ намъ профанамъ казалось иначе. Конечно, кровь не бьетъ; но какъ она можетъ съ силой вырываться наружу, когда эта сила — движенiе сердца — не работаетъ совсѣмъ или почти совсѣмъ. Наши сомнѣнiя этимъ опытомъ еще болѣе увеличились. А потому я рѣшилъ ни подъ какимъ видомъ не допускать погребенiя, пока признаки разложенiя тѣла не станутъ очевидны. Это нужно было сдѣлать хотя-бы для того, чтобы убить всякiя розсказни по этому поводу. Всѣ колебанiя и шушуканiя у гроба, отсрочка погребенiя — все это уже стало общимъ достоянiемъ, будетъ на всѣ лады передаваться, а людская фантазiя разведетъ тутъ такiе узоры, съ которыми шутки плохи. А во вторыхъ, если есть хоть тѣнь сомнѣнiя въ смерти, развѣ можно допустить хоронить человѣка, вѣдь это было бы величайшимъ преступленiемъ, которому нѣтъ оправданiй.

 

— 213 —

Отъ излишней предосторожности, если она окажется излишней, возникали неудобства только для родственниковъ, которымъ приходилось нѣсколько дней сидѣть въ Пензѣ. Но они всей .душой присоединились къ моему намѣренiю.

На другой день освободительная газета меня продернула въ томъ смыслѣ, что губернаторская самоувѣренность не желаетъ молъ считаться съ данными науки и ставитъ себя выше такихъ «предразсудковъ». Но это меня мало задѣло, такъ какъ было совершенно очевидно, что разрѣши я похороны, газета обрушилась-бы на меня за легкомыслiе, за пренебреженiе къ человѣческой жизни.

Было рѣшено перевезти тѣло въ военный госпиталь. Рядомъ съ мертвецкой имѣлась отапливаемая комната; я приказалъ ее жарко истопить и поставить тамъ кровать. Привезенное тѣло было раздѣто и уложено на кровати. При этомъ оно не казалось закостенѣлымъ, а члены свободно сгибались. На тѣлѣ ни малѣйшихъ слѣдовъ разложенiя; точно также полное отсутствiе трупнаго запаха.

Я несказанно былъ доволенъ, что рѣшился на эту мѣру, хотя и вопреки заключенiя врачей.

Тѣло, конечно, стало предметомъ наблюденiй и у него побывали многiе врачи города, которымъ былъ разрѣшенъ свободный доступъ.

Часовъ въ 11 вечера докладываютъ мнѣ, что меня желаетъ видѣть молодой докторъ-окулистъ по срочному дѣлу. Приказываю принять. Въ кабинетъ вошелъ взволнованный докторъ и говоритъ:

— Я сейчасъ былъ у тѣла Фермениди и сдѣлалъ такой опытъ. Приподнявъ вѣки, впустилъ въ глазъ каплю атропина и, представьте себѣ, зрачекъ на это реагировалъ. А вѣдь реагировать можетъ только живая ткань.

Я приказалъ позвать извозчика и поѣхалъ съ докторомъ въ больницу и онъ при мнѣ повторилъ опытъ. Дѣйствительно зрачекъ измѣнился въ размѣрахъ.

Все время у тѣла дежурили неотступно фельдшеръ и служитель.

На другой день я опять былъ въ больницѣ: никакого разложенiя и только при нажиманiи на животъ какъ будто-бы почувствовался легкiй трупный запахъ.

Такъ тѣло пролежало, кажется, четыре дня, т. е всего недѣлю со дня смерти. И только тогда на спинѣ, на животѣ, кое гдѣ на ногахъ стали появляться черно-синiя пятна. Лицо приняло сине-багровый оттѣнокъ. Къ вечеру эти явленiя очень увеличились и появился уже довольно сильный трупный запахъ. Тогда мы порешили отпевать тело завтра.

Перевезли покойника въ открытомъ гробу и такъ и поставили для отпѣванiя. Запахъ былъ не слышенъ, но лицо уже явно стало разлагаться и изъ носа появилась сукровица.

На отпѣванiе собралась чуть-ли не вся Пенза и всѣ стреми-лись хоть однимъ глазкомъ взглянуть на тѣло, такъ что для порядка пришлось поставить особый нарядъ полицiи.

 

— 214 —

Родственники и полковая семья очень меня благодарили за эти предосторожности, а въ городѣ много на мой счетъ острили.

Въ мое время Пенза уже стала важнымъ желѣзнодорожнымъ узломъ. Тутъ сходились Сызрано-Вяземская, Рязано-Уралъская и Казанская желѣзныя дороги; первая была казенной, а обѣ остальныя частныя. Имѣлись и три вокзала, при чемъ главнымъ былъ вокзалъ Сызрано-Вяземскiй, соединенный съ остальными вѣтками.

Близъ Сызрано-Вяземскаго вокзала находились довольно значительныя мастерскiя этой дороги, въ которыхъ работало около 800 человѣкъ рабочихъ.

Сызрано-Вяземская дорога имѣла очень важное значенiе, такъ какъ она составляла часть единственнаго тогда соединенiя съ Дальнимъ Востокомъ и Туркестаномъ. Станцiя была оборудована обширными пакгаузами, развитыми станцiонными путями съ поворотными кругами, большими паровозными сараями.

Первое время моего управленiя губернiей желѣзныя дороги въ революцiонномъ движешiи почти не играли никакой роли. Ликвидацiя желѣзнодорожной забастовки и экспедицiя генерала Меллеръ-Закомельскаго много этому способствовали. Разумѣется, нѣкоторое подпольное броженiе существовало и было извѣстнымъ жандармской полицiи, но далѣе весьма трусливой агитацiи оно не шло.

Когда начались партизанскiя террористическiя выступленiя, агитацiя эта усилилась, значительно осмѣлѣла, и желѣзнодорожныя мастерскiя перешли къ дѣйствiю. Думается, что главнымъ двигателемъ такого перехода была полная безнаказанность тогдашнихъ террористическихъ выступленiй и неуловимость ихъ дѣятелей.

Порядки въ желѣзнодорожныхъ мастерскихъ со времени ликвидацiи забастовки были установлены довольно строгiе; особенно энергично и настойчиво администрацiя боролась съ хищенiями металловъ и другихъ матерiаловъ, обычно сильно развитыми въ этихъ мастерскихъ и представлявшими своей цѣнностью. большой соблазнъ для рабочихъ.

Безпорядки начались какъ-то разомъ и шли все crescendo, поощряемые полной невозможностью изловить виновныхъ.

Началось дѣло вотъ съ чего.

Значительная партiя политическихъ арестантовъ отправлялась въ Сибирь. Время отправки, несмотря на то, что оно тщательно скрывалось, какъ-то дошло до свѣдѣнiя революцiонеровъ и послѣднiе воспользовались такимъ случаемъ для демонстрацiи. На станцiи было все спокойно и не замѣтно никакого особеннаго движенiя. Но сейчасъ-же за тюрьмой обнаружилось что-то особенное: въ буднiй день туда непрерывной струей направлялись гуляющiе, къ которымъ передъ самымъ отправленiемъ поѣзда присоединились рабочiе желѣзнодорожныхъ мастерскихъ. Образовалась значительная толпа, запрудившая всѣ пути и не сходившая съ нихъ при подходѣ поѣзда. Машинистъ долженъ былъ остановить поѣздъ. Политическiе арестанты стояли у оконъ вагоновъ и въ честь ихъ толпа устроила овацiи. Чѣмъ бы все это кончилось,—неизвѣ-

 

— 215 —

стно. Къ счастiю, въ ожиданiи возможныхъ безпорядковъ въ тюрьмѣ и на желѣзной дорогѣ я просилъ начальника охраны въ ближайшихъ къ вокзалу казармахъ Оровайскаго полка держать подъ ружьемъ дежурную роту. Когда обратили вниманiе на странное обилiе гуляющихъ, рота уже изготовилась и при остановкѣ поѣзда. сейчасъ-же туда двинулась. Замѣтивъ приближенiе войскъ, толпа сейчасъ-же разсьгаалась, машинистъ далъ ходъ и все кончилось благополучно.

Въ эту же ночь кто-то въ паровозномъ сараѣ далъ ходъ стоявшему тамъ подъ парами паровозу и пустилъ его на переводный кругъ съ цѣлъю вызвать крушенiе. Такое крушенiе угрожало весьма существенно затруднить движенiе, стала-бы невозможна на нѣкоторое время подача паровозовъ, ибо переводный кругъ былъ-бы разрушенъ равно какъ и облицованная кирпичемъ яма, въ которомъ кругъ движется.

Къ счастью, дежурный мастеръ чуть-ли ни у самаго круга успѣлъ вскочить на паровозъ и остановилъ его, давъ заднiй ходъ.

Виновный не былъ найденъ.

Во главѣ мастерскихъ стоялъ инженеръ Сафаревичъ, человѣкъ честный и строгiй, по происхожденiю татаринъ. Онъ особенно жестоко преслѣдовалъ воровство и безъ колебаний выбрасывалъ изъ мастерскихъ замѣченныхъ въ этомъ рабочихъ. Жилъ онъ на казенной квартирѣ, у самой почти пассажирской платформы.

Какъ-то вечеромъ, послѣ окончанiя работъ, шелъ онъ изъ мастерскихъ къ себѣ домой, какъ у самой платформы подвергся нападенiю неизвѣстныхъ людей и былъ тутъ-же буквально разстрѣлянъ. На тѣлѣ его въ разныхъ мѣстахъ было найдено 11 ранъ изъ браунинга. Когда привлеченные выстрѣлами люди прибѣжали изъ вокзала, они нашли у послѣдней стрѣлки бездыханный трупъ Сафоревича и кругомъ никого не было видно. Произведенные жандармами розыски не дали ни малѣйшихъ указанiй.

Въ этотъ же день часа черезъ два послѣ убiйства Сафаревича, еще въ самый разгаръ поисковъ убiйцъ, какой-то Тамбовскiй, кажется, торговецъ, прiѣхавшiй въ Пензу за покупкой картофеля, пришелъ на вокзалъ задолго до отхода поѣзда и сталъ прогуливаться по платформѣ. У самыхъ парадныхъ комнатъ вокзала къ .нему подошелъ кто-то сзади, набросилъ на голову мѣшокъ и пре-дупредилъ, что при малѣйшемъ крикѣ убьетъ его на мѣстѣ револьверомъ. Торговца обшарили, вынули у него бумажникъ съ 2 тысячами рублей, связали ему руки, заткнули въ ротъ платокъ и сами куда-то моментально скрылись. Сколько было нападавшихъ, какiя ихъ примѣты — торговецъ сказать не могъ, такъ какъ. ничего не могъ видѣть изъ за наброшеннаго на голову мѣшка.

Виновные найдены не были.

Въ тотъ-же или на другой день — не помню, въ возвращавшагося со станцiи домой жандармскаго унтеръ-фицера изъ за полѣнницы дровъ произведены выстрѣлы, къ счастью, неудачные.

Виновные найдены не были.

Всѣ эти происшествiя, неизмѣнно остававшiяся не раскрытыми, вызвали .цѣлую панику среди желѣзнодорожныхъ служащихъ.

 

— 216 —

Ко мнѣ явилась депутацiя, прося вызвать желѣзнодорожный баталiонъ и возложить на него обязанности по обслуживанiю дороги.

Еще послѣ покушенiя на поворотный кругъ, мною было сдѣлано распоряженiе о постановкѣ въ главнѣйшихъ мѣстахъ станцiи военнаго караула. Однако такая мѣра не остановила преступленiй, совершавшихся съ столь неслыханной дерзостью. Мнѣ стоило не мало труда успокоить взволнованныхъ служащихъ, обѣщавъ имъ принять рѣшительныя мѣры къ подавленiю преступности.

Надо было во чтобы то ни стало выполнить это обещанiе. Дальнѣйшая безнаказанность естественно благопрiятствовало-бы возникновенiю все новыхъ и новыхъ преступленiй, которыя становились-бы все серьезнѣе и серьезнѣе.

Городскiе жители, конечно, тоже были крайне встревожены этой все растущей разнузданностью и опасались, что юна переки-нется на городъ.

Ни общая, ни жандармская полицiя не могла напасть на слѣдъ лреступниковъ. Слѣдовательно у меня не было данныхъ, за кого тутъ надо взяться. Было лишь извѣстно, что всѣ преступленiя замышляются среди разреволюцiонированной части рабочихъ мастерскихъ.

Получилось такое совершенно невыносимое положенiе: какая-то преступная кучка негодяевъ среди желѣзнодорожныхъ рабочихъ держала въ паническомъ страхѣ всѣ обширныя службы дороги и даже жителей города. Губернатору это извѣстно и онъ взираетъ на совершаемыя этой кучкой преступленья и не принимаетъ сколько-нибудь дѣйствительныхъ мѣръ къ ихъ прекращенiю.

Я не могъ этого долѣе терпѣть и рѣшился на крайнюю мѣру.

Я гютребовалъ представленiя мнѣ, какъ губернскимъ жандармскимъ управленiемъ, такъ и отдѣленiемъ железнодорожнымъ, списка тѣхъ рабочихъ мастерскихъ, которыя замѣшаны въ революцiонномъ броженiи.

Такихъ оказалось 67 человѣкъ. Въ эту-же ночь я приказалъ ихъ всѣхъ арестовать въ порядкѣ охраны и заключить въ тюрьму и поручилъ начальнику губернскаго жандармскаго правленiя полковнику Николаеву, заняться разслѣдованiемъ, кто изъ этихъ людей съ полной достовѣрностью не могъ принимать учаcтiя въ послѣднихъ преступленiяхъ. Такое разслѣдованiе, разумѣется, нельзя было делать, пока люди эти были на свободѣ, такъ какъ они были слишкомъ опытны и умѣлы въ созданiи себѣ разныхъ аlibi. Ну, а будучи изолированы отъ мiра, это сдѣлать ловко не такъ-то легко.

Разслѣдованiе указало, что человѣкъ 30 изъ числа арестованныхъ едва-ли могли принимать участiе въ преступленiяхъ по разнаго рода соображенiямъ. Я поѣхалъ въ тюрьму, приказалъ вызвать къ себѣ этихъ 30 человѣкъ и объявилъ, что теперь они будутъ освобождены, но что за ними будетъ учреждено особо при-стальное наблюденiе и въ случаѣ малѣйшаго революцiоннаго выступленiя они сейчасъ-же будугь снова арестованы.

 

— 217 —

Объ остальныхъ представилъ Министру, ходатайствуя о высылкѣ ихъ въ отдаленныя губернiи.

Эта рѣшительная мѣра дала блистательные результаты; болѣе престуиленiй не совершалось и негласное наблюденiе указало, что революцiонное броженiе въ мастерскихъ замерло. Значить ударъ поразилъ того, кого было нужно, кто былъ дѣйствительно виновенъ.

Конечно, я понимаю, что эта мѣра по своему характеру является совершенно боевой и невозможна въ обыкновенное время. Но тогда мы переживали по существу время военное: въ осадѣ была власть, жизнь мирныхъ жителей и общественный порядокъ.

Мое ходатайство о высылкѣ было уважено, хотя Министръ и сдѣлалъ мнѣ указанiе, что производство такихъ массовыхъ арестовъ, изъ которыхъ по дальнѣйшему дознанiю пришлось половину освободить, на будущее время допускать нельзя. Это мое распоряженiе разразилось, какъ ударъ грома. Оно проникло въ газеты, гдѣ меня, конечно, за него распинали. По городу были разбросаны прокламацiи противъ «сумасшедшаго сатрапа» и наролъ призывался къ нещадной борьбѣ съ правительствомъ, имѣющимъ такихъ агентовъ. Образчикъ этой прокламацiи у меня хранится въ моихъ сувенирахъ.

Увы, эти прокламацiи написаны отъ руки печатными буквами и скопированы жалкимъ множительнымъ аппаратомъ, сдѣлавшимъ тексть ихъ мало разборчивымъ. Самая внѣшность этихъ прокламацiй краснорѣчиво говорила объ убожествѣ средствъ если не всей тогдашней «великой русской революцiи», то по крайней мѣрѣ ея Пензенскаго отдѣленiя. Нѣсколько позднѣе въ распространенiи прокламацiй, и такого какъ разъ вида, былъ уличенъ гимназистъ 2-й мужской гимназiи еврей М., при арестѣ обѣщавший сотрудничать у жандармской полицiи, но, кажется, обманувшiй всѣхъ и скрывшiйся изъ Пензенской губернiи безслѣдно. Не подлежало сомнѣнiю, что и прокламацiи по моему адресу были имъ изготовлены и распространены черезъ товарищей гимназистовъ.

На другой день, поcлѣ производства этихъ арестовъ, на станцiи Пенза Сызрано-Вяземской вспыхнулъ пожаръ, обнявшiй одинъ изъ пакгаузовъ съ весьма цѣннымъ товаромъ. Былъ очень сильный вѣтеръ и являлась опасность, что огонь перекинется и на другiе пакгаузы, что грозило казнѣ миллiонными убытками. Я приказалъ подать экипажъ, чтобы ѣхать на пожаръ. Предстояло, слѣдовательно, попасть въ безпорядочную толчею тѣхъ-же желѣзнодорожныхъ рабочихъ, среди которыхъ сдѣланы аресты. Полицiмейстеръ усиленно уговаривалъ меня не ѣхать, считая это очень рискованнымъ.

Но я счелъ недостойнымъ прятаться и поѣхалъ. Признаюсь, на сердцѣ у меня скребли кошки. Но когда я попалъ въ толпу, работающую у пожарныхъ машинъ и вытаскивающую тюки изъ горящаго пакгауза, мною овладѣло совершенное спокойствiе, все вниманiе сосредоточилось на борьбѣ съ огнемъ и я всюду ходилъ, часто ускользая даже отъ сопровождавшихъ меня полицiймейстера и жандармскаго офицера.

 

— 218 —

Тутъ-же какъ разъ получились доказательства, что пакгаузъ былъ подожженъ его смотрителемъ, совершившимъ, кажется, растрату и пытавшимся такимъ поджогомъ скрыть слѣды своего преступленiя.

Молодецкой работой городскихъ пожарныхъ и прекрасно поставленной Пензенской вольной пожарной дружины удалось скоро локализировать огонь, а потомъ и совсѣмъ его прекратить.

Съ радостнымъ сердцемъ, что все обошлось благополучно и я ушелъ цѣлымъ и невредимымъ, казалось, изъ серьезно опаснаго положенiя, вернулись мы съ полицiймейстеромъ домой. Вечеромъ пришелъ ко мнѣ полковникъ Николаевъ и предложилъ присутствовать при ночномъ свиданiи офицера, вѣдавшаго охранное дѣло, съ негласными сотрудниками. Мы будемъ невидимы, а услышимъ каждое слово. Я съ особеннымъ интересомъ принялъ это предложенiе. Было очень любопытно узнать, какое впечаталѣнiе произвели среди революцiонеровъ послѣднiе аресты, а во-вторыхъ, представлялся случай познакомиться поближе съ. организацiей жандармской службы. Вѣдь служба эта совершенно внѣ вѣдѣнiя и отвѣтственности губернатора; это, такъ сказать, государство въ государствѣ. Какъ ни абсурдно съ точки зрѣнiя логики выдѣлять часть полицейской службы изъ подъ контроля высшей мѣстной власти, отвѣчающей по закону за спокойствiе и порядокъ въ губернiи, это тѣмъ не менѣе сдѣлано и такая система существуетъ съ самаго возникновенiя у насъ политической полицiи. Какiя соображенiя послужили къ такому противоестественному обособленiю, мнѣ точно неизвѣстно; вѣроятно, однако, причины эти казались центральной власти достаточно вѣскими, если до самаго послѣдняго времени такая странная аномалiя оставались не поколебленной, несмотря на то, что практическая жизнь на каждомъ шагу противъ нея громко вопiяла. Скорѣе всего тутъ дѣло было въ томъ, чтобы, съ одной стороны имѣть органъ, наблюдавшiй за самими губернаторами и другими членами правительства, какъ бы высоко они ни были поставлены въ служебной епархiи, а съ другой — стремленiе сдѣлать дѣятельность политической полицiи возможно конспиративнѣе, исходя изъ мудраго житейскато правила, что тайна, извѣстная двумъ лицамъ, есть уже не болѣе, какъ секреть Полишинеля. Можетъ быть нѣкоторая доля основательности тутъ и имѣется, но значенiе ея раздуто до чрезмѣрности и, какъ всегда бываетъ, предвзятое мнѣнiе скомпрометировало самую сущность учрежденiя.

Но распространяться по этому поводу я не стану, такъ какъ для меня лично это область однихъ предположенiй, очень возможно и ошибочныхъ.

Мы условились съ Николаевымъ, что я прiѣду къ нему ночыо после 12 часовъ и мы вмѣстѣ отправимся. Онъ жилъ въ это время въ бывшей квартирѣ вице-губернатора Петкевича подъ горой въ безлюдной глухой Гоголевской улицѣ, въ особнякѣ, окруженномъ большимъ садомъ. Жить въ такомъ глухомъ мѣстѣ вообще жутко, а въ такое разбойное время и подавну. Но Николаевъ былъ очень доволенъ квартирой и, можетъ быть, совершенно правильно считалъ эту опасность болѣе кажущейся, чѣмъ дѣйствительной, такъ

 

— 219 —

какъ отъ револющонныхъ покушенiй, какъ указалъ опытъ, нисколько не гарантируетъ ни людность, ни центральность мѣста.

Прiѣхавъ къ нему, я впервые увидѣлъ полковника въ штатскомъ платьѣ, я былъ одѣть также. И вотъ въ глухую ночь, приподнявъ воротники пальто, мы, какъ заговорщики, пустились съ нимъ шагать по совершенно безлюднымъ, еле освѣщеннымъ улицамъ. Дойдя до какого-то небольшого домика съ плотно закрытыми ставнями, Николаевъ позвонилъ условнымъ способомъ — и намъ молча открылъ дверь какой то старикъ. Ни слова не говоря, мы вошли въ прихожую, изъ которой одна дверь вела въ гостиную, обставленную, какъ у мелкаго чиновника, а другая налѣво въ примыкающую къ гостиной комнату. Тутъ стояла отоманка, ломберный столъ, два-три стула. Близъ окна была, дверь въ ту-же гостиную. Николаевъ, прикрылъ ее неплотно, такъ что мы могли свободно слышать, что говорилось въ гостиной. Мы тихо сняли пальто, сѣли на отоманку и стали ждать. Въ гостиной кто-то шуршалъ перелистываемыми страницами. Тамъ, оказывается, сидѣлъ офицеръ, ведущiй политическiй розыскъ. Мы его не видѣли. Раздается звонокъ; вошедшее лицо копается въ прихожей, вѣроятно, снимаетъ верхнее платье, а затѣмъ входить въ гостиную. Мы слышимъ какой-то молодой мужской голосъ, который начинаетъ офицеру разсказывать вещи, для меня лично мало понятныя: объ установленiи наружнаго наблюденiя, прiѣздъ кого-то ожидается завтра или послѣзавтра, что онъ дастъ объ этомъ знать, придя въ эту-же квартиру. Сообщенiе продолжалось нѣсколько минуть и человѣкъ этотъ уходить. Николаевъ сообщаетъ мнѣ почему-то шепотомъ, хотя агентъ уже ушелъ и за нимъ закрыли входную дверь, что тутъ былъ весьма опасный типъ, отъ котораго можно ожидать всякую минуту, что онъ всадить вамъ пулю въ лобъ. Чей прiѣздъ ожидается — онъ мнѣ не сказалъ, а я счелъ неудобнымъ спрашивать. Второй звонокъ — входитъ какая-то женщина и начинаетъ говорить о явочной квартирѣ, т. е. мѣстѣ куда по рекомендацiямъ реоволюцiонеровъ прiѣзжаютъ и останавливаются «партiйные работники», какъ ихъ называетъ политическiй розыскъ со словъ революцiонеровъ. Женщина уходитъ.

Третiй звонокъ — опять мужской голосъ. Онъ начинаетъ говорить, что при послѣднихъ арестахъ захвачены очень важные «партiйные работники», что аресты эти вызвали большое озлобленiе и въ отместку за нихъ рѣшено взорвать губернаторскiй домъ и губернское жандармское управленiе. Пока еще неизвѣстно, когда и кѣмъ это будетъ произведено, но онъ надѣется это узнать.

Не могу сказать, чтобы, услышавъ этотъ докладъ, я остался спокоенъ. Воображенiе стало работать, отыскивая то мѣсто губернаторскаго дома, гдѣ удобнѣе всего произвести взрывъ, и почему-то передо мною все мелькалъ парадный подъѣздъ, надъ которымъ въ третьемъ этажѣ помѣщается моя спальня, хотя подъѣздъ эготъ выходилъ не на улицу, а былъ во дворѣ за воротами. Я мысленно уже видѣлъ, какъ разрушаются стѣны и я съ кроватью падаю въ пропасть, засыпаемый обломками.

 

— 220 —

Не знаю, продолжался-ли далѣе прiемъ агентовъ, но мы ждать болѣе не стали и ушли. По дорогѣ Николаевъ сказалъ мнѣ, что считаетъ эти угрозы бахвальствомъ, — но на всякiй случай нужно будетъ принять нѣкоторыя предосторожности. Я не сталъ спрашивать, въ чемъ онѣ будутъ заключаться.

Въ теченiе нѣсколькихъ дней мною, нѣтъ, нѣть, да и овладѣетъ безпокойство и сердце на нѣсколько секундъ сожмется. Но угрозъ уже было столько и они до сихъ поръ ни разу не осуществлялись, что скоро объ этомъ я совсѣмъ пересталъ думать.

Съ полковникомъ Николаевымъ у меня всегда были очень хорошiя отношенiя. Я въ немъ цѣнилъ очень большую неустрашимость, которая позволяла ему въ самое тревожное время открыто всюду показываться, совершенно не считаясь съ тѣмъ, что изъ-за любого угла его могли подстрѣлить, какъ куропатку. Розыскъ у него былъ поставленъ очень порядочно, если судить о всѣхъ открытыхъ жандармами преступленiяхъ, отобранныхъ при обыскахъ бомбахъ и революцiонной литературѣ. Единственно, кажется, чѣмъ онъ грѣшилъ — это излишней мягкостью къ подчиненнымъ, благодаря чему нѣкоторые изъ офицеровъ снискали себѣ въ Пензѣ дурную славу.

Въ частной жизни это былъ славный малый, весельчакъ, котораго въ обществѣ любили.

Какъ-то департаментъ полицiи командировалъ въ Пензу одного жандармскаго офицера для производства ревизiи. По окончанiи порученiя офицеръ этотъ былъ у меня и сказалъ, что все имъ видѣнное онъ нашелъ въ порядкѣ.

И вдругъ, недѣли черезъ двѣ послѣ его отъѣзда, состоялся приказъ о смѣщенiи Николаева и причисленiи его къ петербургскому жандармскому управленiю. Судите о моемъ изумленiи. Самъ Николаевъ, видимо, тоже былъ несказанно пораженъ и увѣрялъ меня самымъ торжественнымъ образомъ, что вины за собой не знаетъ и не понимаетъ, чѣмъ могла быть вызвана такая жестокая кара.

Я много разъ пытался разъяснить этотъ вопросъ, но мнѣ это не удавалось и на всѣ мои настоянiя я всегда получалъ какiя-то неопредѣленныя заявленiя. Такъ и до сихъ поръ я не знаю, что послужило причиной этого устраненiя.

Мнѣ пришлось провести въ Пензѣ выборы въ третью Государственную Думу.

Губернiя такъ много выстрадала отъ революцiонныхъ безпорядковъ, принявшихъ въ концѣ концовъ характеръ открытаго разбоя, отъ котораго одинаково страдали всѣ мирные люди, что заранѣе можно было быть увѣреннымъ, что будетъ избрано спокойное представительство. Крестьянскiе выборщики, куда по разъясненiю Сената былъ закрыть доступъ мнимымъ крестьянамъ, тоже не внушали особыхъ опасенiй. Сюда должны были попасть наиболѣе влiятельные люди. Такъ оно и случилось: попали, главнымъ образомъ, волостные старшины и нѣкоторые деревенскiе ходатаи. Депутатомъ отъ крестьянъ былъ избранъ волостной старшина Пензенскаго уѣзда Акимовъ, человѣкь спокойный и неглупый.

 

— 221 —

Моя роль до отношенiю крестьянскихъ выборовъ заключалась лишь въ организацiи пристальнаго надзора за тѣмъ, чтобы въ выборщики не прошли люди, не имѣющiе по разъясненiю Сената на это права. Надзоръ былъ учрежденъ при посредствѣ земскихъ начальниковъ и мѣстной полицiи. По моей иницiативѣ отмѣнялись уѣздными комиссiями выборы крестьянскихъ выборщиковъ лишь въ 2 или 3 случаяхъ на всю губернiю.

Выборы по секцiямъ крупныхъ землевладѣльцевъ прошли совершенно спокойно и дали контингентъ уѣздныхъ выборщиковъ вполне уравновѣшенный. Тутъ моя роль была совершенно пассивная и ни прямо, ни косвенно я не могъ оказать давленiя.

Возбуждала опасенiя секцiя мелкихъ владѣльцевъ и духовенства, среди котораго было значительное количество политиканствующаго элемента. Хотя архiерей въ выборы и не вмѣшивался, но предшествовавшая справедливая и довольно суровая расправа съ батюшками краснаго направленiя, когда это направленiе было установлено, образумило большинство духовенства, потерявшаго охоту позировать въ качествѣ народныхъ трибуновъ.

Выборы и по этой секцiи дали вполнѣ благопрiятные результаты.

Лишь въ городахъ и то покрупнѣе, какъ Пенза и Саранскъ, прошли въ выборщики частью кадеты, но не были все-таки въ большинствѣ. Отъ Пензы, напримѣръ, въ депутаты прошелъ купецъ Евстифѣевъ, примыкавшiй къ октябристамъ. Окончательные выборы дали прекрасные результаты: въ депутаты были избраны люди уравновѣшенные, частью правые, частью октябристы и лишь 1 депутатъ былъ по позднѣйшей номенклатурѣ прогрессистомъ.

Особой выборной борьбы не наблюдалось. Было, кажется, два. предвыборныхъ собранiя, но они прошли дѣловито, безъ подъема и зажигательныхъ рѣчей. Даже кадетскiя выступленiя были совершенно спокойны.

Принято думать, что выборы въ Государственную Думу производятся непремѣнно подъ давленiемъ губернатора. Но это совершенно не вѣрно или покрайней мѣрѣ такого давленiя въ Пензенской губернiи я не оказывалъ. Разумѣется, я съ огромнымъ интересомъ слѣдилъ за выборами, стараясь устранить отъ нихъ всякое незаконное уловимое давленiе. Когда обсуждались достоинства того или иного кандидата, въ частной бесѣдѣ я высказывалъ свое мнѣнiе, но едва-ли по совѣсти можно это назвать давленiемъ, такъ какъ каждый выборщикъ, даже желающiй считаться съ мнѣнiемъ губернатора, подаетъ свой голосъ закрыто и никакъ не можетъ быть уличенъ въ томъ или иномъ голосованiи.

По окончанiи выборовъ я устроилъ депутатамъ у себя обѣдъ и пригласилъ къ нему всѣхъ избранныхъ, въ томъ числѣ и крестьянина Акимова, За обѣдомъ я нарочно посадилъ его около себя, что-бы придти ему незамѣтно на помощь, въ случаѣ какихъ-либо у него затрудненiй по части принятыхъ обычаевъ. Явился онъ къ обѣду въ отличной поддевкѣ, лакированныхъ сапогахъ, чрезвычайно благообразнымъ. За столомъ, какъ умный человѣкъ, незамѣтно слѣдилъ за манипуляцiями сосѣдей и держалъ себя такъ превосходно,

 

— 222 —

точно онъ привыкъ уже находиться въ такой обстановкѣ. Рѣчь его была проста, всегда кстати, безъ тѣни какой-бы то ни было принужденности.

Этотъ депутатъ очень часто потомъ меня навѣщалъ и я всегда оставался въ восторгѣ отъ ею такта. Депутаты наши въ Государственной Думѣ не выдѣлялись, между ними ораторовъ не оказалось.

Я уже въ самомъ началѣ своихъ воспоминанiй говорилъ, что въ Пензенской губернiи значительная часть крестъянъ получила ничтожные дарственные надѣлы и малоземелье здѣсь жестоко угнетало народную жизнь. А потому въ этой губернiи вопросы зем-леустройства имѣли чрезвычайно важное значенiе и я считалъ своимъ долгомъ особенно усердно потрудиться у ихъ разрѣшенiя.

Къ моему прiѣзду въ губернiю, уже почти во всѣхъ черноземныхъ уѣздахъ были назначены непремѣнные члены землеустроительныхъ комиссiй, такъ что мною рекомендовано на эти должности только, кажется, три члена: въ Краснослободскомъ, Наровчатскомъ и Нижне-Ломовскомъ уѣздахъ.

Работа землеустройства въ первые два года распадалась на двѣ самостоятельныя задачи — съ одной стороны, крестьянскiя учрежденiя пропагандировали разрушенiе общиннаго землевладѣнiя съ цѣлью перехода отдѣльныхъ домохозяевъ къ владѣнiю землей на ггравѣ личной собственности, съ другой — чины землеустройства при посредствѣ купленныхъ Крестьянскимъ банкомъ земель боролись съ малоземельемъ.

Разрушенiе земельной общины было признано первымъ шагомъ въ рабогѣ переустройства экономическаго быта крестьянъ. Надо было Россiю освободить отъ исторически сложившихся путъ, которые задерживали земледѣльческiй прогрессъ и подчиняли предпрiимчивыхъ, способныхъ на усовершенствованiе своего полевого хозяйства работниковъ нерадивому косному большинству. Прави-тельство полагало такое освобожденiе совершенно необходимымъ, ибо только развязавъ отдѣльныхъ лицъ отъ зависимости отъ общины и давъ имъ возможность познать преимущества сравни-тельно свободнаго личнаго землевладѣнiя, можно было разсчитывать, что эти освободившiеся люди сами пойдутъ на дальнѣйшiя усовершенствованiя и потребуютъ свѣдѣнiя ихъ полосъ къ одному мѣсту, единственному рѣшенiю, окончательно ставящему всю совокупнрсть хозяйства въ исключительную зависимость отъ личной предпрiимчивости.

Правительство переоцѣнило прочность общиннаго хозяйства, считая, что все рѣшительно крестьянство фанатически за него держится и безъ упорной борьбы отъ этой формы не отойдетъ. Такому заблужденiю много способствовала обширная литература изслѣдованiй нашихъ земельныхъ порядковъ, въ которыхъ земельная община всегда выставлялась какъ квинть-эссенцiя народной мудрости, какъ одинъ изъ тѣхъ китовъ, на которомъ зиждется счастiе и будущность Россiи на зависть ея враговъ, такъ легкомысленно отказавшихся отъ благь общиннаго пользованiя землей и за такой отказъ наказанныхъ. расцвѣтомъ пролетарiата.

 

— 223 —

И такова сила у насъ ходячихъ мнѣнiй! Люди, имѣвшiе самое близкое соприкосновенiе съ крестьянствомъ, ежедневно наблюдавшiе всѣ тяжелыя неудобства такого земельнаго строя, отъ глазъ которыхъ не ускользало прогрессирующее обѣдненiе мужиковъ, свѣдѣнiе инвентаря средняго хозяйства къ одной коровѣ и одной лошади, тревожное увеличенiе безлошадныхъ дворовъ и т. п., упорно продолжали гипнотизироваться пущенной въ оборотъ фразой, будто-бы община спасаетъ Россiю отъ пролетарiата.

Если у насъ какъ будто-бы и дѣйствительно не было проле-тарiата, такъ какъ миллiоны фабричныхъ и отсутствующихъ на заработки крестьянъ все-таки владѣли землей, то это было лишь явленiемъ кажущимся. Потому что, что такое пролетарiатъ? Это, такой классъ людей, у котораго есть только рабочiя руки, но нѣть ни капитала, ни орудiй обработки и существованiе котораго цѣликомъ зависитъ поэтому отъ чужой воли работодателя. Чѣмъ, спрашивается, лучше положенiе крестьянина, хотя и владѣющаго клочкомъ богатѣйшей черноземной земли, но не умѣющаго, а часто и не могущаго добыть на немъ себѣ и своей семьѣ даже нищенскаго пропитанiя и принужденнаго уходить на сторонiе заработки? Если это еще не пролетарiатъ въ полномъ значенiи этого слова, то нѣчто очень къ нему приближающееся и отличающееся отъ него не столько по существу, сколько формально внѣшними второстепеннаго значенiя признаками.

Стоило поставить борьбу съ общиной сколько-нибудь рѣшительно, какъ она, къ глубочайшему общему изумленiю, разсыпалась въ прахъ и въ настоящее время продолжаетъ существовать лишь по инерцiи и за неимѣнiемъ достаточнаго количества работниковъ, для проведенiя въ жизнь новыхъ основанiй землеустройства.

И такой результатъ достигнуть такъ скоро, какъ творцы закона 9 ноября 1906 года не смѣли и мечтать, и почти безъ всякихъ потрясенiй. И вотъ на нашихъ глазахъ Россiя спокойно переживаетъ вторую глубочайшую земельную реформу, затрагивающую кровные народные интересы, которая-бы во всякой другой странѣ сопровождалась самыми тяжелыми осложненiями.

Предварительное укрѣпленiе земли въ частную собственность уже черезъ четыре года стало ненужной предосторожностью, лишь затрудняющей успѣшное проведенiе въ жизнь новаго закона о землеустройствѣ. Но первые годы, когда все это еще не выяснилось, насажденiе личной собственности преслѣдовалось правительствомъ съ особой энергiей и для насъ на мѣстахъ это была не легкая задача.

Нужно было преодолѣть вѣковую инертность, а главное — найти для такой цѣли подходящiя дѣйствительныя средства, отнюдь не впадая въ принужденiе. Кто знаетъ жизнь, кто видѣлъ, какъ трудно подбить крестьянъ на всякое новшество, хотя-бы оно обѣщало великiя блага, тотъ поиметь, сколько на это пошло работы, сколько тутъ нужно было тонкой наблюдательности, изобрѣтательности, находчивости. Самое трудное, конечно, было начать дѣло въ сколько-нибудь замѣтныхъ размѣрахъ. Великую услугу тутъ оказалъ обычай такъ называемыхъ «скидокъ и накидокъ земли», зак-

 

— 224 —

лючающшся въ томъ, что въ случай смерти въ крестьянской семьѣ одного изъ работниковъ, общество соотвѣтственно уменьшало надѣлъ земли на эту семью, передавая снятый излишекъ въ тѣ семьи, гдѣ число мужскихъ членовъ возросло. Такiя скидки внѣобщихъ передѣловъ воспрещены закономъ, но жизнь ихъ широко практиковала и рѣдко кто рѣшался идти противъ велѣний «мiра». Вотъ эти-то семьи, гдѣ ожидалось уменьшенiе земли, и явились первыми пiонерами въ дѣлѣ насажденiя личной собственности.

Боже, сколько негодованiя вызвали первые случаи ускользанiя отдѣльныхъ семей отъ такой мiрской уравнительностиi Мiръ трактовалъ такихъ людей какъ мятежниковъ, не только не подчинявшихся авторитету схода, но еще своекорыстно урывавшихъ себѣ общественную землю вопреки волѣ «мiра». Это былъ открытый бунтъ противъ дискредицiонной власти общества, никогда не ви-дѣвшей доселѣ ослушниковъ. Противъ такихъ смѣльчаковъ стали примѣняться всякiе способы преслѣдованiя до поджоговъ и убiйства включительно. Для меня явилась задача строжайшими взысканiями отбить охоту къ такимъ преслѣдованiямъ и сразу-же ихъ прекратить. Я потребовалъ для этого содѣйствiя полицiи, поставивъ вопросъ такъ, что самое допущенiе насилiй уже говорило о томъ, что полицiя не приняла мѣръ къ огражденiю выдѣляющихся, а слѣдовательно была передо мной виновата. Систематическое и неумолимое проведенiе такого взгляда не замедлило дать результаты.

А разъ опытъ показалъ, что ослушанiе общества не представляетъ ничего изъ себя страшнаго, выдѣлять землю въ личную соб-ственность бросились всѣ тѣ, которые находили въ томъ для себя какую-нибудь выгоду. Создалась могучая волна, которую остановить было-бы уже не такъ легко.

Вотъ краткая исторiя хода этого дѣла у насъ въ Пензенской губернiи.

Вновь созданнымъ землеустроительнымъ органамъ предстояла задача еще болѣе трудная. Съ одной стороны имъ нужно было рѣшить, посколько каждое изъ многочисленныхъ предложенiй испуганныхъ революцiей землевладѣльцевъ покупки ихъ имѣнiй Крестьянскимъ банкомъ соотвѣтствовало цѣлямъ расширенiя крестьянскаго землевладѣнiя, а съ другой — купленныя банкомъ земли распродать малоземельнымъ крестьянамъ каждому отдѣльному крестьянину въ личную собственность и при томъ такъ, чтобы любой продаваемый участокъ заключалъ въ себѣ всѣ элементы, необходимые для веденiя самостоятельнаго устойчиваго хозяйства, способнаго окупить существованiе покупателя и оплатить банку самую стоимость земли.

По условiямъ Пензенской губернiи всякое предложенiе продать землю банку было въ сущности прiемлемо, ибо, какъ я уже говорилъ, большая часть крестьянства сидѣла на ничтожныхъ надѣлахъ и существовала при помощи аренды помѣщичьей земли. Поэтому выполненiе первой задачи не встрѣчало никакихъ затрудненiй. За мое время, такимъ образомъ, Пензенское отдѣленiе Крестьянскаго банка купило свыше 200 тысячъ десятинъ.

 

— 225 —

Революцiя въ конецъ потрясла дворянское землевладѣнiе и до нея неуклонно стремившееся перейти въ руки крестьянъ. Всѣмъ казалось, что жизнь въ деревнѣ стала прямо невозможной, а потому всѣ наперерывъ другъ передъ другомъ бросились продавать землю Банку. Какъ всегда бываетъ, когда предложенiе превышаетъ спросъ, такое массовое желанiе избавиться отъ земли повлекло за собой пониженiе цѣны на нее. Это пониженiе создали прежде всего сами продавцы, назначая очень низкую цѣну для того, какъ имъ казалось, чтобы предложенiе показалось Банку заманчивымъ. А стоило двумъ, тремъ помѣщикамъ назвать извѣстную низкую цифру, это уже создавало уѣздную норму, выше которой Крестьянскiй Банкъ идти не могъ хотя бы потому, чтобы будущiе покупатели крестьяне не могли бы потомъ упрекать его въ искусственномъ взвинчиванiи цѣны.

Управляющимъ Пензенскимъ отдѣленiемъ Банка былъ въ то время г. Богословскiй. Дворянство имъ было чрезвычайно недовольно за низкiя разцѣнки и постановленiемъ губернскаго эемскаго собранiя принесло на него министру жалобу. Разумѣется, изъ этой жалобы толку не вышло, но отношенiя между дворянствомъ и Богословскимъ обострились до нескрываемой враждебности. Дворяне обвиняли его въ революцiионности и въ покрыванiи нечестнаго поведенiя оцѣнщиковъ — непремѣнныхъ членовъ. Основанiй для такихъ обвиненiй, повидимому, не было, да они оффицiально и не предъявлялись, а распространялись подъ сурдинку въ частныхъ бесѣдахъ, однако такъ настойчиво, что ни для кого не были секретомъ до самого Богословскаго включительно. Послѣднiй такими розсказнями глубоко раздражался и, будучи человѣкомъ нервнымъ, не могъ скрывать своего раздраженiя и вызывалъ со стороны клiентовъ Банка жалобы на свою крайнюю грубость. Ко мнѣ нѣсколько разъ являлись весьма почтенныя дамы въ слезахъ съ жалобами на невозможное обращенiе въ Банкѣ и требовали моего вмѣшательства. Я .старался, по возможности, улаживать эти шереховатости, но это плохо удавалось.

Богословскiй былъ очень дѣльный и работоспособный человѣкъ. Онъ вскорѣ былъ переведенъ въ Ригу и я очень былъ за него радъ, что судьба вынесла его изъ создавшагося кипѣнiя страстей.

На этой почвѣ я имѣлъ удовольствiе познакомиться съ глубоко мнѣ симпатичной Н. М. Рихтеръ, по первому мужу Скрипицыной. Эта почтенная старушка жила постоянно въ своемъ имѣнiи Саратовской губернiи, но тяготела къ Пензѣ, отъ которой имѣнiе ея было не далеко. Въ Пензенской губернiи у нея были также земли, которыя она продала своимъ крестьянамъ при содѣйствiи Крестьянскаго Банка. М-mе Рихтеръ всю революцiю прожила въ имѣнiи безотлучно, своими глазами видѣла по сосѣдству всѣ ужасы крастьянскаго «ограбнаго» движенiя, но лично отъ этого движенiя не пострадала, должно быть, вслѣдствiе своего необычайно участливаго и разумнаго отношенiя къ нуждамъ народа. Крестьянскiя банды грабителей появились было въ ея усадьбѣ, но когда къ нимъ безстрашно вышла сама Надежда Михайловна и вступила съ ними и въ беседу, мужики переконфузились и ушли, не причинивъ вреда, и

Читать далле
Подняться к началу

226-240

 

— 226 —

выдумали какое-то благовидное объясненiе своему нежданному появленiю. М-mе Рихтеръ всю свою жизнь прожила въ деревнѣ, отлично изучила народъ и его психологiю и, будучи очень умной женщиной, никогда не становилась въ своихъ отношенiяхъ къ крестьянамъ на дорожку слащавой филантропiи, въ которой мужики всегда усматриваютъ лишь проявленiе придурковатости, и язвительно ее высмѣиваютъ. Она много и щедро шла на встрѣчу дѣйствительной нуждѣ и горю, но не давала, разжалобить себя слезами какого-нибудь пьянчуги или непутеваго разгильдяя. Не задолго, кажется, до моего прiѣзда въ Пензенскую губернiю Надежда Михайловна потеряла свою младшую дочь и эта потеря рѣзко измѣнила всю ея жизнь. Она вся ушла въ религiю и все свое состоянiе отдала на богоугодное дѣло: въ своей усадьбѣ устроила учительскую семинарiю, въ которой подготовлялись учительницы для церковно-приходскихъ школъ. Заботы объ этомъ заведенiи наполнили весь ея досугъ и она, кажется, съ трудомъ находила время даже для поѣздокъ своихъ къ дочерямъ въ Петррградъ.

Н. М. Рихтеръ въ силу своей дѣятельности имѣла близкiя и частыя сношенiя съ преосвященнымъ саратовскимъ Гермогеномъ. Архiерей этотъ сталъ тогда приковывать общее вниманiе къ своей личности и вокругъ ея поднялся большой шумъ, гдѣ одни признавали въ ней чуль-ли ни праведника, тогда какъ другiе видели лишь ловкаго карьериста, не брезгающаго средствами для своего возвышенiя. Послѣ знаменитой выходки преосвященнаго Гермогена, когда онъ всенародно въ соборѣ сталъ умолять чуть-ли не на колѣняхъ саратовскаго губернатора графа Татищева воспретить представленiе пьесы «Черные вороны», пастырь этотъ и меня заинтересовалъ. Я сталъ себя спрашивать, не является-ли такая несуразная по своей обстановкѣ выходка, которая должна была неминуемо возстановить противъ губернатора вѣрующiй народъ въ случаѣ неудовлетворенiя просьбы владыки, простой саморекламой, не считающейся ни съ требованiями общественнаго порядка, ни съ тѣмъ, какъ она отзовется на судьбѣ другихъ. А что губернаторъ не могъ удовлетворить такой просьбы, это должно было быть архiерею хорошо извѣстнымъ, такъ какъ первое время до этой исторiи Святѣйшiй Синодъ не возражалъ противъ постановки «Черныхъ Вороновъ» и она стала въ Петроградѣ, ходовой пьесой. Не могъ-же губернаторъ въ вопросахъ религiознаго порядка идти далѣе самого Синода.

Надежда Михайловна считала преосвященнаго Гермогена глубоко искреннимъ человѣкомъ, восторженно-религiознымъ, совершенно не понимающимъ и не желающимъ понять уклада и требованiй практической жизни, а. потому своими поступками часто возбуждающимъ общее недоумѣнiе среди насъ грѣшныхъ людей. И въ эту характеристику, исходящую отъ очень умной, житейски-опытной и чуткой женщины, я вполнѣ повѣрилъ, хотя и не имѣлъ случая убѣдиться въ ея правильности личнымъ наблюденiемъ.

Встрѣтивъ какъ-то у Столыпина графа С. С. Татищева, я спросилъ его, какого онъ мнѣнiя о преосвященномъ Гермогенѣ.

 

— 227 —

— Это беззастѣнчивый фокусникъ — раздраженно сказалъ графъ.

Изложенная выходка архiерея въ соборѣ совершенно испортила отношенiя владыки къ губернатору и Татищевъ совсѣмъ пересталъ у него бывать, Говорятъ, что это обстоятельство послужило поводомъ и къ отставкѣ графа. Когда Столыпинъ на пути въ Сибирь прiѣхалъ въ Саратовъ, онъ отправился навѣстить преосвященнаго Гермогена, занимавшаго саратовскую кафедру и въ его губернаторство. Губернатору конечно, его сопровождалъ, но въ домъ архiерея не вошелъ, а вернулся домой, приказавъ себя извѣстить, когда Министръ станетъ собираться уѣзжать отъ архiерея. Столыпину это будто-бы не понравилось и онъ въ очень рѣзкихъ выраженiяхъ объявилъ графу, что губернаторъ обязанъ всюду сопровождать Министра, не считаясь со своими личными вкусами.

Я не ручаюсь за вѣрность этихъ разсказовъ, но привожу ихъ потому, что о нихъ тогда много говорили какъ въ провинцiи, такъ и въ Петроградѣ.

Н. М. Рихтерь, какъ я сказалъ, лично не пострадала отъ революцiи, но принадлежащiй ея дочери тутъ же по близости находившiйся и отлично отдѣланный д;омъ былъ сожженъ работникомъ, крестъяниномъ Пензенской губернiи, оставшимся недовольнымъ или какимъ-то сдѣланнымъ ему замѣчанiемъ или отказомъ отъ мѣста.

Вернувшись къ себѣ въ деревню, парень этотъ сталъ такъ открыто бахвалиться тѣмъ, что спалилъ господскую усадьбу, что похвальба эта стала известной полицiи и мнѣ. Я приказалъ его арестовать въ порядкѣ предупрежденiя уклоненiя отъ суда и слѣдствiя и велѣлъ произвести тщательное полицейское дознанiе о всемъ томъ, что онъ говорилъ. Когда, это дознанiе было закончено, я препроводилъ его вмѣcтѣ съ задержаннымъ парнемъ на распоряженiе саратовскаго губернатора.

Это мое участiе въ дѣлѣ послужило, оказывается, поводомъ къ пересудамъ, о чемъ я узналъ не совсѣмъ обычнымъ способомъ.

Какъ разъ около этого времени заболѣлъ въ Петроградѣ мой сынъ и былъ помѣщенъ въ хирургическую лѣчебницу доктора Домбровскаго на 19-й линiи Васильевскаго Острова. Прiѣхавъ изъ Пензы, я посѣщалъ сына, ежедневно и ѣздилъ туда въ трамваѣ. Какъ-то однажды входитъ въ ватонъ трамвая какой-то господинъ, въ фуражкѣ судебнаго вѣдомства и сталъ около меня же спрашивать кондуктора, можетъ ли онъ съ этимъ номеромъ трамвая попасть на уголъ Большого проспекта и 19-й линiи. Я ему сказалъ, что тоже ѣду въ это мѣсто и господинъ сѣлъ около меня и мы разговорились. Это былъ очень словоохотливый человѣкъ и черезъ нѣсколько минуть я узналъ, что онъ судебный следователь Сердобскаго уѣзда Саратовской губернiи и прiѣхалъ въ столицу сдѣлать себѣ какую-то серьезную операцiю, для чего направляется теперь въ лечебницу доктора Домбровскаго. Онъ сталъ меня допытывать, кто я такой и гдѣ служу, но я ограничался лишь неопредѣленнымъ заявленiемъ, что живу въ Пензѣ и служу въ Министерствѣ Внутреннихъ Дѣлъ. 

 

— 228 —

Когда мы вышли на углу 17-й линiи, гдѣ была остановка, и направились къ лѣчебницѣ, мой спутникъ поразилъ меня такимъ вопросомъ:

— А что вы слышали, какъ вашъ губернаторъ разодрался съ нашимъ саратовскимъ?

Крайне заинтригованный, я просилъ разсказать мнѣ эту исторiю и услышалъ слѣдующее:

— Въ Саратовской губернiи одинъ мужикъ сжегъ усадьбу помѣщицы Рихтеръ и бѣжалъ въ Пензенскую губернiю. Тамъ его ло лриказанiю губернатора арестовали, посадили въ тюрьму и стали производить дознанiе о поджоге. Саратовскiй губернаторъ нѣсколько разъ требовалъ высылки этого преступника въ Саратовъ, гдѣ о немъ производилось слѣдствiе, но вашъ пензенскiй помпадуръ не обращалъ на это требованiе никакого вниманiя, точно онъ не довѣрялъ саратовскимъ властямъ и производилъ самъ дознанiе о преступленiи, совершенномъ въ Саратовской губернiи. Графъ Татищевъ, наконецъ, обидѣлся, написалъ вашему губернатору рѣзкое письмо и пригрозилъ жалобой Министру. Только тогда вашъ губернаторъ угомонился и отослалъ преступника, но не удержался и написалъ Татищеву очень дерзкую бумагу, которая и отослана послѣднимъ въ Министерство.

— Нѣкоторая доля правды въ этой версiи есть, — отвѣчалъ я, — но все ужасно искажено. Могу вамъ объ этомъ разсказать всѣ подробности съ полной достоверностью, такъ какъ я самъ одно изъ дѣйствующихъ лицъ, я пензенскiй губернаторъ.

Мой собесѣдникъ ошалѣлъ, остановился, вытаращилъ глаза, потомъ порывисто снимая' фуражку, могъ только проговорить:

— О, ваше превосходительство...

Нужно же было, чтобы саратовскiй слѣдователь среди полутора миллiоновъ петроградскихъ обывателей столкнулся въ трамваѣ съ случайно прiѣхавшимъ пензенскимъ губернаторомъ и сталъ повѣствоватъ ему о его-же служебныхъ похожденiяхъ.

Исполненiе второй задачи землеустроительныхъ органовъ — распродажа земельнаго фонда банка, — сразу же натолкнулось, ка-залось, на непреоборимое препятствiе. Агитацiя и дѣятельность первыхъ двухъ Государственныхъ Думъ поселила въ крестьянскихъ умахъ твердую вѣру, что помѣщичьи земли перейдутъ къ нимъ даромъ и что въ виду такой перспективы глупо покупать землю у крестьянскаго банка и тратиться на внесенiе крупныхъ задатковъ. Хотя досрочный роспускъ этихъ двухъ Думъ нѣсколько поколебалъ такую вѣру, все-таки подавлюящее большинство оставалось подъ упорнымъ гипнозомъ такихъ посуловъ.

Первое время отдѣльные смельчаки, рѣшавшiеся купить участки, насчитывались единицами. Это страшно тормозило работу и грозило даже полнымъ проваломъ земельной политикѣ прави-тельства.

Какъ тутъ быть? Существовали два средства разбить такую обструкцiю: первое — допустить до покупки земли крестьянъ другихъ губернiй, особенно малороссовъ, которые уже давно сновали по губернiи, прицеливаясь купить землю при посредствѣ банка,

 

— 229 —

и второе, — какъ можно больше облегчить доступъ къ покупкѣ, хотя «бы отказавшись совсѣмъ отъ требованiя задатковъ.

Первое средство встрѣчало больше всего возраженiй Дѣло стояло вѣдь такъ, что контингентъ покупщиковъ на каждое имѣнiе опредѣлялся заранѣе: это были, конечно, крестьяне ближайшихъ къ экономiи деревень, обыкновенно уже издавна державшiе эту землю въ аренде. Рѣдко площадь имѣнiя могла покрыть общую потребность въ землѣ всѣхъ домохозяевъ деревни, даже если исходить изъ наименьшихъ нормъ, опредѣляющихъ достаточную хозяйственную устойчивость участка. А при такихъ условiяхъ допущенiе каждаго отдѣльнаго пришлеца на такую землю уже существенно нарушало планомѣрность борьбы съ мѣстнымъ малоземельемъ и обрекало въ будущемъ крестьянъ данной деревни къ переселенiю въ другiя мѣста, гдѣ найдутся свободныя земли.

Да и положенiе чуждыхъ новоселовъ будетъ не изъ завидныхъ: они будутъ окружены атмосферой острой вражды, какъ захватчики, съ точки зрѣнiя мѣстныхъ людей, предназначенныхъ данной деревнѣ земель. А кто живалъ въ деревнѣ, тотъ знаетъ, какой это бичъ окружающая васъ общая ненависть; она ежечасно отравляетъ жизнь тысячами мелкихъ столкновенiй, поступиться которыми представляется въ хозяйствѣ часто прямо невозможнымъ. Конечно, я могъ оградить ихъ почти всегда сггъ явныхъ насилiй, но въ области столкновенiй, требующихъ обоюдныхъ уступокъ, власть уже совершенно безсильна.

Такимъ образомъ эта мѣра во всѣхъ отношенiяхъ являлась крайнимъ средствомъ, къ которому допустимо было прибѣгать лишь въ случаѣ полной безуспѣшности всякихъ другихъ прiемовъ.

Мнѣ, какъ пензенскому губернатору, обязанному ограждать, прежде всего, интересы пензенскихъ крестьянъ, такая мѣра всегда была глубоко несимпатична и я всячески стремился ограничить ея примѣненiе. Тѣмъ не менѣе попробовать ее пришлось.

Въ Нижне-Ломовскомъ уѣздѣ находилось село Блиновка, сидѣвшее на дарственномъ надѣлѣ. При освобожденiи отъ крепостного права крестьянамъ этимъ предлагался полный надѣлъ, но у нихъ произошли на этой почвѣ серьезные безпорядки, требовавшiе, кажется, даже вмѣшательства военной силы, и мужики .уперлись и такъ и не взяли полнаго надѣла. Сами они. убедившись потомъ горькимъ опытомъ, каково жить на сотнѣ саженей земли и сколько пришлось тратить денегъ.на аренду господскихъ угодiй, проклинали своихъ стариковъ и называли ихъ за отказъ отъ надѣла дураками. Село это было сильно распропагандировано и глубоко вѣрило, что теперь-то помѣщичья земля, со всѣхъ сторонъ окружавшая ихъ дарственный надѣлъ. наконецъ-то, достанется имъ даромъ, какъ бы въ награду за тѣ лишенiя, которыя имъ пришлось переживать съ 1861 года. Разумѣется, никто не хотѣлъ вспоминать, что такое трудное положенiе они создали себѣ сами.

Земли экономiи были куплены крестьянскимъ банкомъ однѣ изъ первыхъ, а потому и къ распродажѣ ихъ приступили раньше,

 

— 230 —

чѣмъ въ другихъ мѣстахъ. Опытъ Блиновки становился потому показательнымъ для всей губернiи.

Въ самой экономiи поселился съ землемѣрами назначенный банкомъ ликвидаторъ, на обязанности котораго лежало какъ заключенiе сдѣлокъ по продажѣ участковъ, такъ еще больше разсѣять среди крестьянъ навѣянныя пропагандой иллюзiи и вернуть ихъ къ здравому смыслу. Увы, всѣ старанiя были напрасны. Мужики толпами ходили къ. ликвидатору, внимательно выслушивали условiя продажи участковъ, очень интересовались, какъ участки будутъ спроектированы, но заключать условiя не шли. Бился, бился несчастный ликвидаторъ, а потомъ съ разрѣшенiя отделенiя банка и съ моего ведома рѣшился продать нѣсколько участкрвъ тамбовскимъ крестьянамъ, явившимся въ губернiю искать земли. Когда объ этомъ было объявлено блиноъскимъ мужикамъ, тѣ не повѣрили возможности такой продажи и иронически слушали завѣренiя ликвидатора, что это непремѣнно будетъ сдѣлано. Когда, однако, часть земли была дѣйствительно продана и покупщики стали приступать къ постройкѣ, крестьяне возмутились. Среди нихъ пошли пересуды, какъ бы вернѣе не допустить на землю чужихъ поселенцевъ, какъ бы ихъ устрашить и отбить охоту селиться, дѣлались и попытки насилiй, но, благодаря принятымъ мѣрамъ, эти насiлiя не принесли существеннаго вреда и почти всегда предупреждались. Кое-кого изъ агитаторовъ пришлось изъять и насилiя прекратились. Но возбужденiе не утихало, а на покупку все-таки не шли.

Я счелъ необходимымъ лично прiѣхать на сходъ, подробно объяснялъ имъ сущность и преимущества владѣнiя землей цѣльнымъ кускомъ, указалъ, какъ уясе въ 1861 году предки ихъ пострадали отъ нежеланiя слушать увѣщанiя разума, и какъ тѣмъ обрекли ихъ на безысходную нищету, что земля не будетъ ждать, пока они образумятся и выкинутъ изъ головы бредни о безплатномъ полученiи этой земли, и будетъ продаваться желающимъ, что такихъ желающихъ много и они своимъ упорствомъ очень рискуютъ остаться при положенiи гораздо худшемъ, чѣмъ это было до сихъ поръ, такъ какъ новоселы не отдадутъ имъ свою землю въ аренду.

Я старался крестьянъ втянуть въ мирную бесѣду и своимъ словамъ подчеркнуто придавалъ значенiе только совѣта, а не какого-либо требованiя. Эта бесѣда у насъ завязалась очень оживленная, много спрашивали у меня всякихъ разъясненiй, которыя я охотно давалъ, тонъ былъ такой спокойный съ обѣихъ сторонъ... даже иногда, шутливый, что я надѣялся, что мнѣ удалось мужиковъ разубѣдить. Но каково-же было мое разочарованiе, когда послѣ нѣсколькихъ часовъ такой милой бесѣды, при моемъ отъѣздѣ крестьяне съ улыбкой на устахъ заявили, что все-таки пока покупать землю не станутъ. а подождутъ, что скажетъ Государственная Дума.

Мнѣ стоило большого труда сдержаться при видѣ такой безплодности моихъ продолжнтельныхъ уговоровъ, но я себя осилилъ и сказалъ спокойно:

 

— 231 —

— Разумѣется, это ваше дѣло, дѣлайте какъ хотите. Но знайте, какъ я уже это вамъ сказалъ. что земля не будетъ ждать и станетъ продаваться.

И уѣхалъ.

Помимо влiянiя политической агитацiи, дѣло землеустройства и само по себѣ имѣло много трудностей. рмшиться преодолѣть которыя было пока не подъ силу среднему человѣку.

Возьмемъ, напримѣръ, окончательную форму новаго землеустройства — разселенiе по хуторамъ. Переносъ построекъ на новое мѣсто требовалъ и времени, и денегъ. Казна выдавала на это денежныя пособiя, но они покрывали лишь часть расходовъ, остальное нужно было вынуть изъ кармана. Выселяться приходилось обыкновенно на невоздѣланную землю, требовавшую предва-рительной расчистки, распашки и въ огромномъ большинствѣ случаевъ удобренiя. Какъ бы тщательно эти работы ни были произве-дены, первые годы надлежало ожидать пониженныхъ противъ средняго урожаевъ и соответственного, конечно, обостренiя нужды. Такимъ образомъ, переходъ къ новымъ формамъ землевладѣнiя непремѣнно представлялъ собою операцiю весьма мучительную, въ корнѣ потрясавшую среднiй крестьянскiй хозяйственный укладъ и рѣшиться на него подъ силу лишь выдающейся энергiи.

Кромѣ того, существовали еще и другiя, хотя и менѣе важныя затрудненiя, однако, очень и очень заставлявшiя людей призадумываться.

Прежде всего подымался вопросъ о пастьбѣ скота. Какъ его разрѣшить, если владѣнiе будетъ въ одномъ кускѣ земли? Устраивать спецiальный выгонъ — нельзя, на это уйдетъ значительная часть всего владѣнiя; значить надо пасти скотину на привязи, или содержать ее въ стойлѣ. И то. и другое слишкомъ резко отличалось отъ того, что обычно практиковалось, и крестьяне совершенно не представляли себѣ, что эти способы и удобны, и незатруднительны. Этотъ вопросъ о пастьбѣ въ крестьянскихъ глазахъ самое крупное возраженiе противъ единоличнаго владѣнiя въ отдѣльномъ кускѣ.

Затѣмъ при хуторскомъ разселенiи возникалъ еще бабскiй вопросъ. Женщины не могли представить себѣ, какъ это можно жить безъ сосѣдей; имъ казалась такая жизнь и страшной, и скучной, и бабы были всегда противъ перехода къ новой формѣ землевладѣнiя, какiя бы матерiальныя блага она ни сулила.

Въ вопросѣ облегченiя доступа къ покупкѣ земли для людей, неимѣющихъ свободныхъ денегъ, крестьянскiй банкъ пошелъ широко на встрѣчу. Была, установлена предварительная аренда покупаемой земли, при чемъ, когда впоследствiи заключалась сдѣлка о покупкѣ, то арендныя уплаты засчитывались въ счетъ покупной суммы. Это было очень остроумное рѣшенiе: банкъ могъ убѣдиться въ годы аренды въ работоспособности своего будущаго покупщика, а послѣднiй исподволь уплатою аренды отъ снятаго урожая накапливалъ тотъ задатокъ, который давалъ ему право землю оставить за собою на правахъ покупки.

 

— 232 —

Вообще крестьянскiй банкъ сыгралъ рѣшающую роль въ земельной реформѣ. Высшiе его руководители вложили въ дѣло ликвидацiи своего земельнаго фонда столько продуманности и знанiя жизни, надзоръ за правильнымъ теченiемъ этого дѣла былъ такъ близокъ, настойчивъ и талантливъ, что дѣло очень скоро наладилось, преодолѣлись всѣ съ перваго взгляда непрерборимыя преграды и оно потекло такой широкой волной, что 200-тысячный фондъ Пензенской губернiи былъ распроданъ полностью въ теченiе двухъ съ небольшимъ лѣтъ. Опытъ крестьянскаго банка значи-тельно облегчилъ дальнѣйшую землеустроительную работу по внутри-надѣльнымъ землямъ, давъ для ней провѣренные опытомъ методы и окончательно разбивъ крестьянскую косность и враждебность къ новымъ принципамъ землеустройства.

Для руководства ликвидацiй крестьянскiй банкъ организовалъ временныя отдѣленiя своего совѣта, изъ которыхъ каждому было поручено нѣсколько губернiй. Пензенская губернiя вѣдалась отдѣленiемъ подъ предсѣдательствомъ В. С. Кошко изъ членовъ С. С. Хрипунова и В. И. Бафталовскаго.

Первый разъ отдѣленiе прiѣхало къ намъ безъ своего предсѣдателя. Руководящая роль была у С. С. Хрипунова.

Всѣ ликвидаторы, состоявшiе изъ непремѣнныхъ членовъ уѣздныхъ землеустроительныхъ комиссiй и непремѣнныхъ чле-новъ отдѣленiя банка, были вызваны въ Пензу и имъ предложено было доложить подробно о предположенной ликвидацiи каждаго отдѣльнаго имѣнiя. Требовалось показать разбивку имѣнiя на участки, вычисленiе стоимости каждаго участка, снабженiе водой и дорогами.

Всѣ эти предположенiя подробно разсматривались временнымъ отдѣленiемъ совета, утверждались или отклонялись.

С. С. Хрипуновъ въ критикѣ предположенiй былъ особенно безпощаденъ и, если проектъ не удовлетворялъ основнымъ требованiямъ, а требованiя эти имѣли цѣлью изъ каждаго участка образовать нѣчто жизненное, способное къ самостоятельному существованiю, то такой проектъ отвергался, какъ бы ни были значительны тѣ мѣстныя соображенiя, которыя заставляли въ угоду покупщикамъ поступиться хотя бы частью основныхъ требованiй. На первыхъ порахъ и такъ ужъ были сдѣланы нѣкоторыя уступки противъ окончательныхъ формъ новаго землеустройства. Такъ, напримѣръ, допускалось расположенiе усадьбъ близкихъ участковъ небольшими поселками. Тутъ получалось владѣнiе отрубными участками. Но, такъ какъ хозяйственныя пользы все равно современемъ понудятъ покупщиковъ перенести постройки на свой участокъ и препятствiй къ тому не будетъ, то такая уступка не ком-прометировала существа дѣла и была потому допущена. Допускалось также общее владѣнiе нѣсколькими покупщиками отдѣльными участками земли, которые почему-либо не удобно было разверстать. Этимъ имѣлось въ виду обезпечить иногда поселкамъ общiй выгонъ. Тутъ непоправимой бѣды таюке не было и общiй участокъ всегда можно будетъ разверстать впослѣдствiи.

 

— 233 —

Надо сказать, что дѣло покупки все еще шло крайне туго, а потому ликвидаторы страшно дорожили каждымъ новымъ покупщикомъ, который подвигалъ все-таки къ рѣшенiю поставленной ликвидатору задачи, а потому очень были склонны идти на всякiя уступки иногда даже въ ущербъ самой основной идеи землеустройства.

С. С. Хрипуновъ рѣшительно положилъ этому конецъ. Онъ былъ человѣкъ твердый и зналъ, куда шелъ. А потому общая не-удовлетворительность рѣшенiй не заставила его понизить свои требованiя, какъ бы сдѣлали многiе другiе, а еще болѣе укрѣпила его настойчивость.

Потому-то послѣ перваго такого доклада, на которомъ и я присутствовалъ, ликвидаторы были прямо терроризованы и многiе стали поговаривать объ уходѣ изъ вѣдомства. Но такъ какъ критика была строго обоснована, предъявленныя требованiя не представляли собою боронскихъ фантазiй. а вытекали изъ существа дѣла, то, конечно, никто не поддался своимъ первымъ впечатлѣнiямъ отъ неудачи и всѣ продолжали работать, сдѣлавшись лишь болѣе непреклонными въ отношенiи не надлежащихъ желанiй покупщиковъ. Для провѣрки ликвидацiи на мѣстахъ отдѣленiя совѣта посылали своихъ уполномоченныхъ, среди которыхъ въ нашу губернiю прiѣзжалъ А. А. Катенинъ. Онъ зналъ рѣшительно каждое дѣло, могъ судить о работѣ каждаго ликвидатора. Неудачники должны были оставить службу.

Вотъ одинъ изъ такихъ неудачныхъ ликвидаторовъ разразился въ «Вѣстникѣ Европы» статьею подъ очень претенцiознымъ заголовкомъ «Новая крѣпь», въ которомъ все теченiе землеустройства рисовалось какъ сплошное насилiе надъ крестьянами, самое дѣло изображалось, какъ не имѣющее будущности, всѣхъ главнѣйшихъ работниковъ, какъ С. С. Хрипуновъ и А. А. Катенинъ разбранилъ, основывая эту ругань главнѣйшимъ образомъ на своихъ влечатлѣнiяхъ, отъ ихъ наружности. Тонъ былъ въ высокой степени бойкiй, но всякая правдивость въ изложенiи, разумѣется, отсутствовала.

Я упоминаю объ этой статьѣ, такъ какъ она у насъ очень обратила на себя вниманiе.

Ликвидацiя имѣнiй сопровождалась, конечно, отдѣльными безобразiями со стороны недовольнаго установленными порядками населенiя: были поджоги экономическихъ построекъ и убраннаго банкомъ хлѣба. пробовали не допустить гюкупщиковъ къ пользованiю землей, но все это случалось такъ рѣдко, что не являлось характернымъ, такъ что въ общемъ дѣло это развивалось вполнѣ благополучно и понемногу банкъ взялъ назадъ всѣ тѣ уступки въ планѣ ликвидацiи земельнаго фонда, которыя имъ были допущены въ видахъ скорѣйшаго привлеченiя покупщиковъ.

Черезъ годъ примѣрно послѣ начала ликвидацiи банковскихъ земель, непремѣнные члены землеустроительныхъ комиссiй были освобождены отъ обязанностей ликвидаторовъ и занялись внутри-надѣльнымъ землеустройствомъ, т. е. свѣдѣнiемъ полосъ каждаго хозяйства къ одному мѣсту и образованiемъ, такимъ образомъ,

 

— 234 —

отрубного участка. Дѣло это было также очень труднымъ и встрѣчало много противодѣйствiя со стороны крестъянскихъ обществъ, по понемногу случаи такого свѣдѣнiя полосъ все учащались и учащались и принудили нѣкоторыя общества разверстатъся целой деревней. Побудительной причиной тутъ являлось опасенiе, что на долю остающихся въ общинѣ останется слишкомъ мало земли, такъ какъ выходившiе на отруба, получая кусокъ земли обыкновенно въ дальнихъ неудобряемыхъ поляхъ худшаго качества, чѣмъ оставляемыя полосы, за качество вознаграждались количествомъ, вмѣсто, скажемъ, 5 десятинъ получали 6-7, а то и болѣе.

Одновременно почти съ внутринадѣльнымъ разверстанiемъ пришлось заняться агрономической помощью единоличнымъ владѣльцамъ, а затѣмъ и огнестойкимъ строительствомъ.

Земство наше не пожелало взять въ свои руки постановку агрономической помощи. По всей Россiи, за весьма малыми исключенiями, былъ выставленъ въ оправданiе такого уклоненiя отъ дѣла, по самому своему существу входящему въ кругъ обязанностей земства, одинъ и тотъ же аргументъ: земство молъ, какъ учрежденiе всесословное, не можетъ заниматься нуждами какой-нибудь одной части плательщиковъ земскихъ сборовъ, а. агрономическая помощь только однимъ выдѣляющимся изъ общины есть именно такая обособленная помощь. Разумѣется, этимъ весьма слабымъ аргументомъ въ большинствѣ случаевъ прикрывалось лишь поли-тиканство. Изобрѣтенъ онъ былъ. конечно, кадетами, которые, какъ партiя опозицiонная, должны были обязательно критиковать и осуждать всякую мѣру, исходящую отъ правительства. Для людей этихъ воззрѣнiй сотрудничество съ правительствомъ въ принципѣ невозможно. Воть почему тѣ же кадеты, которые въ Виттовскихъ совѣщанiяхъ о подъемѣ сельско-хозяйственной промышленности въ 1904 году громили общину и видѣли въ ней тормазъ всякаго экономического подъема, въ 1906 году воспылали къ той же общинѣ чрезвычайной нѣжностью, такъ какъ правительство провело законъ 9 ноября 1906 года объ уничтоженiи общины. Разумѣется, совѣстливость не позволяла мотивировать уклоненiе отъ своихъ прямыхъ обязанностей соображенiями политической борьбы, а потому былъ брошенгь въ обращенiе вышеприведенный аргументъ на первый взглядъ какъ будто бы небезосновательный. Но только на первый взглядъ. Дѣло въ томъ, что вообще агрономическiя меры не могутъ быть общими. Сущность всякой агрономической помощи при нынѣшнемъ уровнѣ у насъ знанiй заключается въ томъ, что то или другое улучшенiе испробывается или отдѣльными хозяйствами при содѣйствiи земства или особо для того созданными учрежденiями и уже достигнутые результаты объявляются во всеобщее свѣдѣнiе. Чѣмъ больше такихъ опытовъ, тѣмъ выводы обоснованнѣе. Казалось бы поэтому, что всякое желанiе произвести ихъ земство должно привѣтствовать, нисколько не заботясь о томъ, посколько желающiе равномѣрно распредѣляются между всѣми группами плательщиковъ. Тѣмъ болѣе были бы интересны и показательны для всего уѣзда опыты на участкахъ единоличниковъ, ну какъ. казалось бы, не ухватиться обѣими ру-

 

— 235 —

ками за такой случай? Но, увы, сознательное политиканство и непродуманная подражательность — явленiе не рѣдкое въ нашей земской жизни.

Моими ближайшими помощниками въ дѣлѣ землеустройства являлись непремѣнные члены губернской землеустроительной комиссiи А. А. Фокинъ и непремѣнный членъ губернскаго присутствiя А. В. Цеклинскiй. Фокинъ, помѣщикъ Петровскаго уѣзда Саратовской губернiи, служилъ сначала земскимъ начальникомъ у себя въ уѣздѣ. Но потомъ, обидѣвшись за что-то на губернатора графа Татищева, бросилъ службу и сталъ присяжнымъ повѣреннымъ при саратовской судебной палатѣ. Дѣло это у него не пошло и онъ сталъ просить П. А. Столыпина, знавшего его по своем службѣ въ губернiи, дать ему мѣсто. Столыпинъ назначилъ его для начала совѣтникомъ губернскаго правленiя къ намъ въ Пензу. На эту ваканспо у меня было представлено другое лицо, не имѣвшее высшаго образованiя, но зарекомендовавшее себя своей продолжительной службой съ наилучшей стороны. Я былъ очень огорченъ, когда мой кандидатъ былъ отвергнуть за неимѣнiемъ высшаго образованiя. Я понимаю, когда при выборѣ изъ двухъ кандидатовъ, одинаково честныхъ и дѣловитыхъ, отдаютъ предпочтенiе человѣку, имѣющему высшее образованiе. но дѣлать изъ одного только образованiя какой-то рѣшающiй по службѣ пропускъ, какъ въ акцизномъ вѣдомствѣ, гдѣ самый маленькiй чиновникъ непремѣнно универсантъ, мнѣ казалось просто нелѣпымъ. А. А. Фокинъ,. разумѣется, зналъ, что онъ получаетъ назначенiе въ нашу губернiю помимо желанiя губернатора, а потому, должно быть, очень безпокоился о томъ, какъ я его приму и какiя у насъ установятся отношенiя. Онъ прiѣзжалъ въ Пензу еще до приказа о своемъ назначенiи и хотѣлъ меня видѣть, но я былъ въ отъѣздѣ.

Когда онъ явился ко мнѣ, я принялъ его какъ слѣдуетъ и объявилъ, что кь нему лично я не могу питать никакого неудовольствiя и прошу его въ этомъ отношенiи быть совершенно спокойнымъ.

Я поручилъ ему привести въ гюрядокъ губернскую типографiю, страшно запущенную его предшественникомъ.

Узнавши А. А. Фокина, я благодарилъ судьбу, пославшую мнѣ такого работника. Очень умный и образованный, Фокинъ опладалъ широкой иницiативой, быстро схватывалъ вещи, такъ что въ незнакомомъ дѣлѣ скоро и основательно орiентировался; былъ чрезвычайно самолюбивъ и самый мягкiй намекъ на то, что вы не совсѣмъ согласны съ его мнѣнiемъ, приводилъ его въ крайнее волненiе. которое онъ тщетно старался скрывать. Какъ человѣкъ широкаго горизонта, онъ понималъ свои обязанности не узко формально, лишь бы ихъ сбыть съ рукъ, а въ отправленiе ихъ вкладывалъ всю свою добрую волю и глубокое пониманiе. Нервенъ онъ былъ до болѣзненности и эта черта объясняла собою неровность его характера и дѣлала для людей службу подъ его руководительствомъ очень безпокойной и иногда непрiятной.

Когда я убедился въ высокихъ достоинствахъ Фокина, и освободилось мѣсто непремѣннаго члена губернской землеустроитель-

 

— 236 —

ной комиссiи, я написалъ П. А. Столыпину письмо, прося его содѣйствiя къ опредѣленiю его на эту вакансiю. Я доложилъ Министру, что держать такого талантливаго человка на должности Совѣтника Губернскаго Правленiя, съ которой можетъ справиться любой усердный и неглупый чиновникъ, является прямой расточительностью. Я полагалъ, что Фокину слѣдовало дать наиболѣе отвѣтственное и важное дѣло, такъ какъ у него имѣются всѣ данныя такое дѣло достойно одолѣть.

Ходатайство мое вскорѣ было уважено.

Пензенское землеустройство, а въ особенности постановка агрономической помощи и огнестойкаго строительства очень много обязаны А. А. Фокину.

Другой мой сотрудникъ А. В. Цеклинскiй работалъ главнымъ образомъ надъ проведенiемъ въ жизнь закона 9 ноября 1906 года о выходѣ изъ общины. Это былъ прекрасный работникъ, хорошо поставившiй это по тогдашнему взгляду важное дѣло. Мы съ нимъ были близко знакомы домами и часто другъ у друга бывали. Жена его, очень красивая высокая женщина, типа древне-германскихъ героинь, отличалась необыкновенною прямотой: она каждому гово-рила въ глаза то, что думала, и это выходило у нея какъ-то не очень рѣзко и никого не задѣвало. По убѣжденiямъ она была большая либералка, такъ что мы всѣ называли ее «кадеткой». Помню, на этой почвѣ я съ ней какъ-то даже поссорился. Когда судили убiйцу полицiймейстера Кандаурова Васильева, его защищалъ московскiй адвокатъ Мандельштамъ. Марiя Ивановна Цеклинская пришла въ такой восторгъ отъ этой защиты, что готова была видѣть въ Васильевѣ жертву убитаго имъ полицiймейстера, а не наоборотъ. У себя дома это была милѣйшая радушная хозяйка. Въ трудные дни революцiи я съ удовольствiемъ отводилъ у нихъ душу.

Центральныя учрежденiя удѣляли много вниманiя теченiю земельной реформы и лѣтомъ къ намъ наѣзжали для ознакомленiя съ постановкой дѣла товарищъ Министра Внутреннихъ Дѣлъ А. И. Лыкошинъ, сенаторъ Чаплинъ, Бафталовскiй, Зноско-Воровскiй и многiе другiе. Кажется, всѣ находили, что дѣло идетъ успѣшно.

Съ Городищенскимъ уѣздомъ я ознакомился послѣднимъ изъ всей губернiи.

Предводителемъ дворянства тамъ въ это время состоялъ В. А. Бутлеровъ. Такъ какъ онъ былъ въ тоже время членомъ Государственнаго Совѣта по выбору земства, то большую часть времени жилъ въ Петербургѣ или Москвѣ и уѣздомъ совсѣмъ не занимался. Это былъ человѣкъ лѣтъ 50, очень красивый и необыкновенно симпатичный. Кто только его ни знавалъ, всѣ его любили. Говорятъ, онъ пользовался всегда огромнымъ успѣхомъ у женщинъ и въ этомъ отношенiи его жизнь — сплошной романъ. Въ послѣднiе годы онъ занялся лѣснымъ дѣломъ и, говорятъ, съ большимъ успѣхомъ, такъ что нажилъ большiя деньги.

По убѣжденiямъ своимъ В. А. Бутлеровъ являлся правымъ, но безъ всякаго партiйнаго фанатизма и крайностей, такъ что въ

 

— 237 —

земскомъ собранiи онъ пользовался большимъ значенiемъ и влiянiемъ.

Семья его жила постоянно въ Москвѣ и во время революцiонныхъ боевъ на московскихъ улицахъ, дочь Владимiра Александровича, выходившая изъ подъѣзда съ гувернанткой, была ранена въ ногу шальной пулей. Пораненiе это протекало какъ-то очень несчастливо, хотя кость и срослась, но неправильно и пришлось, кажется, опять ломать.

Городищенскiй уѣздъ по почвѣ считается самымъ худшимъ въ губернiи, земля въ немъ супесчаная и суглинистая. У насъ въ Новгородской губернiи, напримѣръ, такiя земли считаются превосходными и при удобренiи даютъ хорошiе урожаи. Но здѣсь, когда черноземы достигаютъ сплошь и рядомъ толщины въ 1½-2 аршина, конечно, такая земля не можеть идти въ сравненiе съ черноземомъ.

По красотѣ видовъ Городищенскiй уѣздъ прямо замѣчателенъ. Окрестности Шуваловскихъ имѣнiй Верхняго и Нижняго Шкафта такъ очаровательны, что въ Западной Европѣ навѣрное привлекали бы къ себѣ туристовъ. Въ этомъ уѣздѣ также сохранились великолѣпные лѣса.

Нынѣ Шкафтъ принадлежитъ младшему сыну Н. П. Балашову, который начинаетъ приводить въ порядокъ дивную усадьбу, крайне запущенную послѣднимъ графомъ Шуваловымъ.

Въ Городищенскомъ же уѣздѣ находится имѣнiе Никольская Пестровка съ стариннымъ стекляннымъ заводомъ. Это имѣнiе принадлежитъ князю Александру Дмитрiевичу Оболенскому. Во время революцiи на этомъ заводѣ было все сравнительно спокойно. Хотя тамъ и стояла рота пѣхотнаго полка, но князь помѣстилъ ее на одномъ изъ хуторовъ, но не въ самомъ заводѣ.

Господскiй домъ въ Пестровкѣ довольно большой. Кажется, онъ расширенъ уже теперешнимъ владѣльцемъ. Мнѣ говорили, что большой залъ съ хорами построенъ уже княземъ.

Когда мы сюда прiѣхали, князь и княгиня были въ Петербургѣ, вызванные къ тяжко больному брату княгини Половцеву. Принимали насъ сыновья клязя.

Старшаго изъ нихъ Д. А. Оболенскаго и его жену я уже встрѣчалъ, онъ состоялъ помощникомъ городищенскаго предводителя и фактически исполнялъ эту должность.

Съ другими же Алексѣемъ и Александромъ Александровичами встрѣтился впервые.

Князь Александръ Александровичъ служилъ въ кавалергардскомъ полку, а Алексѣй Александровичъ только что тогда окончилъ университетъ. Послѣднiй очень хорошо игралъ на скрипкѣ.

Мы провели въ Пестровкѣ весь вечеръ чрезвычайно прiятно. Князья устроили примѣрную пожарную тревогу и показали намъ дѣйствiя вольно-пожарной дружины, отлично сорганизованной и снабженной богатымъ пожарнымъ обозомъ.

Мастеровые завода дали намъ на хорахъ зала цѣлый концерть. Заводскiй обширный хоръ былъ должно быть въ очень умѣлыхъ рукахъ — и отлично исполнилъ многiе номера весьма раз-

 

— 238 —

нообразнаго репертуара. Послѣ хора, много игралъ на скрипкѣ и пѣлъ князь Алексѣй Александровичъ, которому аккомпанировалъ одинъ изъ гостившихъ въ Пестровкѣ его товарищей. Разошлись мы спать очень поздно.

Утро слѣдующаго дня было посвящено осмотру завода и всѣхъ заводскихъ учрежденiй: больницы, театра, музея, кредитнаго товарищества.

Заводъ выдѣлывалъ стеклянную посуду и производство было довольно значительное. Въ Пензѣ имѣлся особый магазинъ, гдѣ принимались заказы и производилась розничная продажа.

Очень интересенъ заводскiй музей, въ которомъ собраны образцы производства чуть ли не съ самаго возникновенiя завода, т. е. за сто лѣтъ.

Послѣ завтрака я хотѣлъ ѣхать на станцiю Ночка Казанской дороги, близъ которой расположено имѣнiе Бутлерова, къ которому я обѣщалъ заѣхать.

Князь Александръ Александровичъ увлекавшiйся автомобильнымъ спортомъ, предложилъ мнѣ довести насъ до Бутлерова въ своемъ автомобилѣ. Я усиленно отказывался. Дѣло въ томъ, что встрѣчныя подводы всегда такъ пугаются автомобилей, что сплошь и рядомъ ггроисходятъ всякiя катастрофы, а мнѣ не хотѣлось, чтобы населенiе могло обвинять въ такихъ катастрофахъ губернатора, обязаннаго прежде всего всячески ихъ предотвращать, а не создавать. Князь настаивалъ и торжественно обѣщалъ принимать всѣ мѣры осторожности: останавливаться, завидя встргѣчныя подводы, уменьшать по деревнямъ скорость и т. д. Дѣлать было нечего, я далъ себя уговорить.

Переѣздъ въ 23 версты до Ночки мы сдѣлали вполнѣ благополучно, при встрѣчахъ останавливались и пр. Отъ станцiи до Бутлерова всего версты 3-4. Усадьба построена въ большомъ сосновомъ лѣсу на песчаномъ грунтѣ. Когда дорога подходитъ къ лѣсу. она поднимается на небольшой песчаный бугоръ. Нашъ автомобиль тутъ зарылся въ песокъ и не могъ преодолѣтъ подъема. Хорошо, что скоро за нами показались стражники и помогли поднять автомобиль.

Бутлеровъ насъ ждалъ съ обѣдомъ; послѣ него мы сейчасъ же поѣхали на станцiю, такъ какь приходилъ поѣздъ, съ которымъ мы уѣзжали.

Во время японской войны прославился очень одинъ изъ уроженцевъ Пензенской губернiи рядовой Василiй Рябовъ.

Будучи развѣдчикомъ, Рябовъ попался переодѣтый японцамъ, былъ опознанъ и приговоренъ къ смертной казни. Онъ такъ красиво и мужественно отдалъ за Родину свою жизнь, что японцы были этимъ глубоко тронуты и сочли долгомъ о подвигѣ Рябова и его послѣднихъ минутахъ сообщить русскимъ властямъ, указавъ мѣсто, гдѣ было зарыто его тѣло.

По окончанiи войны военныя наши власти разыскали могилу Рябова, переложили тѣло въ металлическiй гробъ и вызвали депутацiю от стоявшаго въ Пензѣ Инсарскаго полка для передачи

 

— 239 —

ей тѣла героя и перевозки его въ Пензу для погребенiя на мѣстѣ родины.

Подвигъ Рябова получилъ широкую извѣстность, организовалась общественная подписка для увѣковѣченiя его памяти и Государь Императоръ, отъ себя соизволилъ присоединить на это дѣло значительную сумму.

Для осуществленiя этого дѣла и сбора пожертвованiй образовался особый комитетъ подъ предсѣдательствомъ пензенскаго предводителя дворянства А. Н. Селиванова.

Помимо обезпеченiя семьи Рябова, комитетъ рѣшилъ выстроить въ селѣ Лебедевкѣ Пензенскаго уѣзда, гдѣ герой родился, прекрасную школу для крестьянскихъ дѣтей, присвоивъ ей названiе «въ память рядового Василiя Рябова». Освященiе этой школы произошло очень торжественно, съ парадомъ отъ войскъ. Служилъ обѣдню и освящалъ зданiе преосвященный. Присутствовали на торжествѣ всѣ гражданскiя и военныя власти. Село Лебедевка лежитъ въ верстахъ 12 отъ Пензы и когда я ѣхалъ туда къ началу обѣдни, по дорогѣ встрѣтилъ огромное количество народа, спѣшившаго на это торжество. Освященное зданiе оказалось очень обширннымъ, свѣтлымъ. Кругомъ него шелъ узорчатый заборъ, такъ что получалась совершенно отдѣльная школьная усадьба.

Перевезенiе тѣла Рябова въ Пензу состоялось вскорѣ послѣ освященiя школы его имени.

Рѣшено было отпѣть тѣло въ соборѣ въ Пензѣ, а отсюда процессiей перевезти въ Лебедевку, и тамъ похоронить. Гдѣ же устроить могилу? Казалось бы, лучше всего у мѣстной церкви, въ которой Рябова крестили и вѣнчали. Но тутъ возникло затрудненiе, о которомъ придется сказать хотя бы кратко.

До призыва своего на военную службу по случаю японской войны, Василiй Рябовъ велъ нетрезвый образъ жизни, который эту кипучую, несдержанную натуру привелъ на край пропасти. Мѣстный священникъ категорически отказался хоронить Рябова у церкви именно изъ-за дурной репутацiи его прежней жизни, а потому комитетъ рѣшилъ предать тѣло землѣ на усадьбѣ школы противъ оконъ, выходящихъ на улицу. Такъ и сдѣлали. Высокiй подвигъ Рябова нисколько не долженъ умаляться его темнымъ прошлымъ. Примѣръ этотъ лишь свидѣтельствуетъ, что русскiй человѣкъ, какъ бы низко онъ ни палъ подъ влiянiемъ злоупотребленiя алкоголемъ, не теряетъ окончательно драгоцѣнныхъ качествъ своей души и вырвавшись складомъ обстоятельствъ изъ принижающаго его пьянаго тумана, способенъ на величайшее самопожертвованiе, глубокую вѣру и преданную любовь къ Родинѣ.

Передъ прибытiемъ тѣла въ Пензу, я приказалъ убрать путь слѣдованiя отъ вокзала до собора траурными украшенiями: фонари были обвиты черной матерiей и хвоей, повсюду развѣшены на шестахъ орифламы, черезъ улицы перекинуты гирлянды съ траурными флагами, устроены три арки съ соответствующими надписями, убранныя также черной матерiей и хвоей.

Тѣло было встрѣчено преосвященнымъ на вокзалѣ и у прибывшаго траурнаго вагона отслужена владыкой краткая литiя. За-

 

— 240 —

тѣмъ я и военныя власти вынесли тѣло изъ вагона и подъ пѣнiе тысячнаго хора всѣхъ учебныхъ заведнiй отнесли и установили на катафалкъ.

Было возложено на гробъ множество вѣнковъ. Тѣло сопровождалось хоромъ военной музыки и всѣмъ пензенскимъ гарнизономъ.

Десятки тысячъ народу запрудили весь путь слѣдованiя. Вдоль тротуаровъ стояли шпалеры изъ учениковъ мужскихъ и женскихъ учебныхъ заведенiй.

Самое погребенiе въ Лебедевкѣ было очень торжественно: присутствовалъ весь Инсарскiй полкъ и представители другихъ воинскихъ частей и всѣ гражданскiя и военныя власти.

По мѣрѣ того, какъ революцiя все болѣе и болѣе вырождалась въ разбой, оть нея отходили понемногу всѣ тѣ ея сторонники, которые не остались глухи къ голосу совѣсти и здраваго смысла. Ближайшимъ послѣдствiемъ такого отчужденiя явилось то, что совершаемыя разными экспропрiаторами преступленiя перестали покрываться мирнымъ населенiемъ и стали понемногу уловимыми для властей. Нѣсколько смертныхъ лриговоровъ, приведенныхъ въ исполненiе, сразу рѣзко понизили разбои и изъ явленiя повседневнаго сдѣлали ихъ чѣмъ-то уже исключительнымъ. Но все-таки время отъ времени они повторялись почти вплоть до моего оставленiя Пензы и почти всегда виновники поладали въ руки правосудiя.

Особенно твердо помню два случая разбоя въ Нижне-Ломовскомъ уѣздѣ, имѣвшiе мѣсто въ 1910 году. Въ контору имѣнiя А. А. Оппель явились какъ-то вечеромъ два субъекта и съ револьверами въ рукахъ потребовали у управляющаго выдачи имѣющихся у него денегъ. Всего на рукахъ оказалось 200 рублей которые улравляющiй и отдалъ разбойникамъ безъ всякаго сопротивленiя. Тѣмъ не менѣе, уходя съ деньгами, одинъ изъ нихъ выстрѣлилъ и тяжко ранилъ въ животъ улравляющаго, отчего послѣднiй на другой день скончался. Въ тотъ же день недалеко отъ имѣнiя Оппель былъ убить на своей пасѣкѣ старикъ-крестьянинъ, о которомъ шла молва, что у него имѣлись порядочныя деньги.

Эти два убiйства очень взволновали уѣздъ и о нихъ было донесено тотчасъ же. Хотя за послѣднiе мѣсяцы въ уѣздѣ убiйства уже не повторялись, но никто, разумѣется, не могъ поручиться за то, что это было результатомъ достигнутаго общими условiями успокоенiя. Напротивъ того, наглость совершенныхъ среди дня этихъ преступленiй такъ соотвѣтствовала всему наблюдавшемуся въ разгаръ партизанскихъ выступленiй революцiи, что минувшiе спокойные мѣсяцы показались, теперь каждому явленiемъ случайнымъ, лишь на время прервавшимъ бурное разбойное движенiе. Чѣмъ длиннѣе былъ спокойный промежутокъ, тѣмъ тревожнѣе стало общее настроенiе при этомъ новомъ взрывѣ. Поэтому явилась особо острая необходимость во что бы то ни стало изловить преступниковъ.

Нижне-ломовскимъ исправникомъ состоялъ нѣкто Г. А., очень много поработавшiй въ борьбѣ съ революцiоннымъ движенiемъ

Читать далле
Подняться к началу

241-255

 

— 241 —

въ Городищенскрмъ уЬздѣ въ роли станового пристава. За эту его дѣятельность и проявленную неустрашимость я назначилъ его прямо нижне-ломовскимъ исправникомъ, что явилось совершенно незауряднымъ повышенiемъ. Я очень мало зналъ эту личность, но мѣстныя власти отзывались о немъ скорѣе несимпатично; особенно не взлюбили его въ роли исправника. Ему ставили въ вину рѣзкость, заносчивость, неумѣнiе ладить съ людьми, однако, прямыхъ жалобъ на него никто мнѣ не прииосилъ. Мнѣ казалось, что такiе отзывы обусловливались независимостью поведенiя исправника, соединенной съ нѣкоторой рѣзкостью и, можетъ быть, не достаточной воспитанностью; но эти недостатки совершенно искупались его работоспособностью и отличнымъ знанiемъ полицейской службы, такъ что я не обращалъ вниманiя на неблагопрiятные отзывы.

Я предписалъ А. во что бы то ни стало обнаружить преступниковъ и задержать ихъ, поставивъ на ноги всю полицiю.

Вскорѣ получаю донесенiе, что виновные обнаружены, задержаны и съ полицейскимъ дознанiемъ переданы судебному слѣдователю. Это были, сколько помню, два или три крестьянина изъ деревни по сосѣдству съ имѣнiемъ Оппеля и пчельникомъ убитаго старика. Когда же слѣдователь сталъ производить слѣдствiе, то сейчасъ же послѣ первыхъ допросовъ обнаружилось, что полицейское дознанiе пошло по ложному слѣду и задержало этихъ людей по такимъ косвеннымъ уликамъ, которыя совершенно нельзя считать достаточными даже для возникновенiя прогивъ задержанныхъ подозрѣнiя. Улики эти далѣе совершенно разбились о показанiя свидѣтелей, удостовѣрившихъ, что заподозрѣнные во время совершенiя преступленiя находились совершенно въ другомъ мѣстѣ. А потому слѣдователь сейчасъ же освободилъ изъ-подъ стражи задержанныхъ людей и дѣло вернулось къ первоначальной своей стадiи.

Видя безуспѣшность розысковъ полицiи зная по опыту, какъ трудно отдѣлаться отъ составленнаго ранѣе ошибочнаго предположенiя о направленiи розысковъ, я счелъ необходимымъ командировать на мѣсто начальника пензенскаго сысклого отдѣленiя съ подчиненными ему полицейскими надзирателями, поручивъ ему заняться этимъ дѣломъ. Общая полицiя относится всегда недружелюбно къ работѣ сыскного отдѣленiя въ своемъ районѣ, она видить въ немъ соперника, собирающагося похитить у нея лавры раскрытiя дѣла, а потому тщательно скрываетъ отъ него наиболѣе цѣнныя данныя и ограничивается передачей ничего не значущихъ свѣдѣнiй, а часто даже старается направить сыскное отдѣленiе въ ложную сторону. Такимъ образомъ сотрудничество общей и сыскной полицiи одной и той же губернiи на дѣлѣ почти никогда не даетъ хорошихъ результатовъ, а лишь поселяетъ соперничество и стремленiе къ обособленной работѣ, что проявляется тѣмъ сильнѣе, чемъ способнѣе и самолюбивѣе представители той и другой.

Зная это, я особымъ предписанiемъ приказалъ исправнику оказать начальнику сыскного отдѣленiя всякое содѣйствiе и стро-

 

— 242 —

жайше воспретилъ соперничество подъ страхомъ жестокаго наказанiя.

Сыскное отдѣленiе вскорѣ напало на слѣды виновныхъ и постепенно нанизавъ цѣлый рядъ фактовъ, служившихъ уликой для изобличенiя преступниковъ, арестовало послѣднихъ и направило къ слѣдователю.

Началъникъ сыскного отдѣленiя, явившись въ Пензу, доложилъ мнѣ, что исправникъ не только ему не содѣствовалъ въ раскрытiи этого преступленiя, а напротивъ того, дѣлалъ все возможное, чтобы эта работа не удалась. Такъ онъ, между прочимъ, воспретилъ становымъ приставамъ давать сыскному отдѣленiю получаемыя отъ урядниковъ свѣдѣнiя по этому дѣлу; когда были изобличены виновные и арестованы, исправникъ подсылалъ, будто бы, къ нимъ людей, уговаривая взять свои показанiя обратно.

Я былъ глубоко возмущенъ этими прiемами.

Вотъ уже четвертый годъ идетъ, какъ я всѣми силами борюсь съ разбойничествомъ, стремясь искоренить его въ губернiи и обезопасить жизнь и имущество населенiя; эту борьбу считаю своею первѣйшей и серьезнѣйшей обязанностью. И вдругъ подчиненный мнѣ исправникъ, получившiй по настоящему дѣлу спецiальныя отъ меня указанiя, осмѣливается вставлять свои палки въ колеса да еще по побужденiямъ мелкаго самолюбiя. Не умѣя справиться съ дѣломъ, онъ рѣшаетъ, что будетъ мѣшать и другимъ пролить на него свѣтъ. Что за бѣда, что благодаря такому образу дѣйствiй, преступники ускользнуть изъ рукъ правосудiя и будутъ продолжать свои преступленiя въ другомъ мѣстѣ, а охватившая уѣздъ тревога не только не успокоится, а будетъ возрастать по мѣрѣ безуспѣшности розыска. Зато губернаторъ не въ состоянiи будетъ его укорить, что онъ не сумѣлъ справиться съ дѣломъ, которое оказалось по плечу начальнику сыскного отдѣленiя. Словомъ — пропадай весь свѣть, лишь бы не страдало мое самолюбiе. На мой взглядъ, нѣтъ болѣе серьезнаго служебнаго преступленiя, чѣмъ подобное поведенiе, и его не могугь искупить никакiя прежнiя за-слуги. А потому покарать его такъ, чтобы другимъ было неповадно, требовалось и моимъ служебнымъ авторитетомъ, такъ дерзко попраннымъ исправникомъ, и нуждами общественной безопасности.

Прежде всего слѣдовало преступленiя Г. А. установить формальнымъ разслѣдованiемъ. По важности вопроса производство такового слѣдовало бы поручить вице-губернатору; но, къ сожалѣнiю, послѣднiй въ это время мучился каменной болѣзнью и не могъ ѣздить на лошадяхъ. Старшему совѣтнику губернскаго правленiя Г. Попову тоже нельзя было поручить этого дѣла, такъ какъ незадолго до того я получилъ отъ того же А. частное письмо, въ которомъ онъ горько мнѣ жаловался на несправедливое къ себѣ отношенiе советника Попова. Жалоба эта, какъ мнѣ было извѣстно, не обосновывалась на вѣрныхъ фактахъ и была потому неосновательна; тѣмъ не менѣе я не призналъ возможнымъ вопросъ о дальнѣйшей судьбѣ исотравника передавать въ эти руки теперь, ужъ послѣ принесенiя такой вздорной жалобы, едва ли безпри-

 

— 243 —

страстныя. Оставалось послать младшаго совѣтника Г. Ш. Это былъ еще молодой человѣкъ, по службѣ неопытный и до такой степени легкомысленный, что о немъ слагались цѣлыя легенды. Въ легендахъ этихъ было очень трудно разобраться и отличить правду отъ вымысла и преувеличешй, но во всякомъ случаѣ было безспорно, что поведенiе этого господина оставляло желать многаго. Давать Г. Ш. подобное серьезное порученiе было какъ будто бы опасно, но я рѣшился на это, такъ какъ всѣ факты и установившiе ихъ свидѣтели были уже извѣстны и оставалось только закрѣпить показанiя ихъ на бумагѣ и, можетъ быть, добыть еще и новыя .данныя опросомъ остальныхъ чиновъ нижне-ломовской полицiи. Если бы этихъ новыхъ данныхъ и не получилось, то все равно уже извѣстныхъ было совершенно достаточно, чтобы расправиться съ исправникомъ съ безпощадной суровостью.

Дознанiе Г. Ш. заключавшее въ себѣ, между прочимъ, показанiя двухъ становыхъ приставовъ и двухъ, кажется, урядниковъ или полицейскихъ надзирателей, что А. строжайше воспретилъ имъ давать начальнику сыскного отдѣленiя какiя бы то ни было свѣдѣнiя по дѣлу убiйствъ, дали право принять слѣдующiя мѣры.

Былъ отданъ приказъ по губернскому правленiю, въ которомъ обрисовавъ подробно поведенiе исправника, я призналъ недопустимымъ дальнѣйшую его службу въ полицiи и приказалъ уволить его отъ должности, самое же дознанiе Г. Ш. передать судебному слѣдователю для производства о дѣйствiяхъ исправника предварительнаго слѣдствiя.

Желая дать этому строгому распоряженiю возможно большую огласку, чтобы чины полицiи знали, что грозитъ каждому полицейскому чиновнику, ставящему свое мелкое самолюбiе выше обязанностей службы, я приказалъ этотъ приказъ напечатать въ неоффицiальной части губернскихъ ведомостей. Какъ и слѣдовало ожидать, онъ былъ воспроизведенъ въ лѣвыхъ газетахъ съ краткими, но выразительными комментарiями по поводу полицейской службы у насъ въ Россiи вообще.

Слѣдовало ли печатать мой приказъ въ газетѣ и не являлось ли такое распоряженiе компрометирующимъ правительственную власть? Съ тѣхъ поръ вотъ ужъ прошло восемь лѣтъ, много воды утекло, но, если бы такой же случай произошелъ сегодня, я, кажется, поступилъ бы совершенно также. Вѣдь никто же не воображаетъ, что русскiе чиновники какiе-то ангелы, которымъ несвойственны человѣческiя слабости и недостатки. Они такiе же грѣшные люди, какъ и мы всѣ, и было бы нелѣпостью отрицать это. Но правильно поставленная служба требуетъ лишь одного, чтобы обнаружившаяся служебная вина была тѣмъ серьезнѣе покарана, чѣмъ значительнѣе послѣдствiя проступка. Если по этому общество будетъ узнавать, что правительственная власть не мирволить своимъ агентамъ, что преступленiя ихъ караются, то вѣдь тѣмъ самымъ общество будетъ убѣждаться лишь въ достоинствѣ самой власти и правильномъ ея функцiонированiи. Какъ же это можетъ власть компрометировать? Самъ П. А. Столыпинъ, отвѣчая Государственной Думѣ на запросъ по дѣлу Азефа,

 

— 244 —

открыто призналъ, что имѣли мѣсто два случая провокацiи политической полицiи, но наличность этихъ случаевъ вовсе не характеризуетъ дѣятельности всей полицiи и употребляемыхъ ею прiемовъ. Въ глазахъ благомыслящихъ людей такое признанiе могло лишь увеличить довѣрiе къ его словамъ.

Департаментъ полицiи, или вѣрнѣе главнѣйшiй въ немъ тогда воротило С. П. Бѣлецкiй посмотрѣлъ на дѣло иначе. Дѣйствительно ли онъ считалъ, что оберегая достоинство правительства, слѣдуетъ возможно тщательнѣе скрывать пригрѣшенiя отдѣльныхъ его агентовъ или онъ замаскировалъ такимъ ходячимъ и на первый взглядъ какъ будто бы основательнымъ соображенiемъ побужденiя иного порядка — сказать, конечно, мудрено. Можетъ быть я и ошибаюсь, но мнѣ лично показалось, что послѣднее какъ будто бы вѣроятнѣе, а почему — объ этомъ я скажу ниже.

Когда состоялось увольненiе Г. А. отъ должности, послѣднiй не захотѣлъ такому распоряженiю безпрекословно подчиниться и вотъ онъ начинаетъ борьбу и ведетъ ее, надо отдать справедливость, энергично и ловко. Увольненiе послѣдовало, опираясь на дознанiе Г. Ш. Слѣдовало, значить, прежде всего опорочить это дознанiе. Какъ это сдѣлать? Надо, очевидно, использовать репутацiю этого легкомысленнаго совѣтника и его отдѣльнымъ поступкамъ придать такое освѣщенiе, которое подорвало бы вѣру въ установленные имъ факты. Этотъ маневръ производится съ большимъ искусствомъ. Поднимается шумъ о карточной игрѣ съ лицомъ, замѣстившимъ исправника А., таинственныхъ вызовахъ подъ пьяную, якобы, руку свидѣтелей обвиненiя по одиночкѣ, инсценируются скандалы съ особами легкаго поведенiя и пр. и пр. и главное — факты, къ сожалѣнiю, не выдумываются, а они дѣйствительно имѣли мѣсто, но таково ли ихъ значенiе, какъ говоритъ Г. А., это вопросъ очень и очень спорный. Къ этому добавляется цѣлый рядъ свидѣтелей, все ставленниковъ самого Г. А., категорически отрицающихъ противодѣйствiе исправника сыскному отдѣленiю и опорачивающихъ тѣ четыре показанiя, которыя были даны за наличность такого противодѣйствiя. Результатъ всего этого шума получился блестящiй: показанiямъ свидѣтелей обвиненiя вѣры дано не было и слѣдствiе за отсутствiемъ, якобы, уликъ было направлено на прекращенiе.

Я всегда считалъ Г. А. очень способнымъ полицейскимъ чиновникомъ. Но въ настоящемъ дѣлѣ имъ проявлено такое искусство веденiе интриги, такъ тонко использованы всѣ обстоятельства, могущiя создать въ окружающихъ впечатлѣнiе, что просто диву даешься. Такая работа подъ силу лишь очень умному и тонкому человѣку, а между тѣмъ всѣмъ своимъ предшествовавшимъ и дальнѣйшимъ поведенiемъ Г. А. вовсе не рисуется таковымъ. Я просто не зналъ, что и думать и остановился на томъ предположенiи, что все сдѣлалось само собой и случайно вышло такъ хитро и цѣлесообразно.

Лишь очень недавно бывшiй при мнѣ пензенскимъ полицiймейстеромъ Власковъ при нашей случайной встрѣчѣ въ Старой Руссѣ разсказалъ мнѣ глубоко неожиданныя вещи. По его cло-

 

— 245 — 

вамъ, во всемъ этомъ дѣлѣ Г. А. помогалъ и руководилъ имъ совѣтами мой бывшiй правитель канцелярiи Д. С. Рыкуновъ, который будто бы былъ моимъ заядлымъ врагомъ, старавшимся вредить мнѣ при всякомъ удобномъ случаѣ. Вражда эта, но предположенiю Власкова, объяснялась тѣмъ, что въ силу того, что все дѣло управленiя губернiи я велъ вполнѣ самостоятельно, не спрашивая совѣтовъ и мнѣнiя управляющаго канцелярiи, послѣднiй исполнялъ лишь мои распоряженiя и своей иницiативы проявлять не могъ; вотъ такая пассивная роль будто бы раздражала Рыкунова и настраивала его ко мнѣ враждебно. По словамъ Власкова, любимой темой Рыкунова при посещенiи его кабинета мѣстными дворянами, была злая критика всѣхъ моихъ распоряженiй и всего моего поведенiя. Несомнѣнно, что Власковъ передаетъ факты верно. Д. С. Рыкуновъ уже умеръ, со времени описываемыхъ событiй прошло пять лѣтъ, самого Власкова судьба перенесла вскорѣ послѣ моего ухода изъ Пензы въ Псковъ, такъ что выдумывать неправду не имѣетъ для него никакого смысла. Я теперь припоминаю, что дѣйствительно А. служилъ приставомъ въ Городищенскомъ уѣздѣ одновременно съ Рыкуновымъ и, кажется, участокъ Рыкунова состоялъ въ станѣ А., такъ что между ними существовали давнишнiя связи. Возможно, что по чувству прiязни Рыкуновъ дѣйствительно давалъ совѣты, тѣмъ болѣе что онъ совершенно не выносилъ совѣтника Ш. и считалъ его гораздо хуже, чѣмъ онъ былъ на самомъ дѣлѣ. А если это было такъ, тогда понятно, что весь богатый матерiалъ, который давало поведенiе Ш., былъ такъ удачно использованъ. Но я совершенно не вѣрю въ то, что Рыкуновъ былъ будто бы моимъ заядлымъ врагомъ. Прежде всего для этого не было основанiй. Все, что я могъ, я всегда былъ готовъ сдѣлать и дѣлалъ для него: обставилъ его порядочно матерiально, обращался съ нимъ крайне деликатно; зная, что онъ страдаетъ астмой, никогда почти не требовалъ къ себе въ кабинетъ, чтобы ему не подниматься по лѣстницѣ. Когда я оставлялъ губернiю, на тотъ случай, если у новаго губернатора будетъ свой правитель канцелярии, я просилъ С. С. Хрипунова взять Рыкунова къ себе на службу, что и было обѣщано. За время нашей совмѣстной работы у насъ никогда не было сколько-нибудь замѣтныхъ столкновенiй. Единственно, что могло раздражать Рыкунова, это мои сожалѣнiя, что ни самъ онъ, ни чины канцелярiи совершенно не владѣли перомъ, такъ что всѣ министерскiя донесенiя, а ихъ было ведь не мало, приходилось мнѣ составлять самому. Но ведь это была правда и Рыкуновъ не могъ этого отвергать, такъ что такiя cожалѣнiя, конечно, очень непрiятныя, едва ли могли породить вражду. Да, еще однажды мнѣ пришлось сделать ему крайне щекотливое замѣчанiе. Въ Пензѣ завели моду требовать въ театрѣ безплатныя мѣста вице-губернатору, правителю канцелярiи и чиновникамъ особыхъ порученiй при губернаторѣ. Такъ какъ такое требованiе было ни на чемъ не основано и производило довольно гнусное впечатлѣнiе какого-то вымогательства, то я строжайше за-иретилъ практировать такую моду. Рыкуновъ, говорятъ, на это обидѣлся. Я нисколько не сомнѣваюсь, что Д. С. Рыкуновъ при

 

— 246 —

 

случаѣ не прочь былъ пройтись на мой счетъ и блеснуть своимъ остроумiемъ, но вѣдь есть люди, которые «ради краснаго словца не пожалѣютъ ни мать, ни отца», и отъ былъ изъ числа ихъ.

Такъ что критику моихъ распоряжений среди пензенскаго дворянства я отношу не къ чувству вражды къ себѣ, а къ такому, въ сущности, довольно невинному, зубоскальству.

Когда судебное дѣло было направлено на прекращенiе, А. начинаетъ приносить жалобы: на г. Ш. мнѣ, на меня — Министру Внутреннихъ Дѣлъ.

Будучи въ Петербургѣ, я зашелъ какъ-то въ департаментъ полицiи переговорить съ Бѣлецкимъ о какомъ-то дѣлѣ. Оказывается, что жалоба Г. А. Министру находится у него. Прекращенiю слѣдствiя Бѣлецкiй придавалъ особое значенiе и полагалъ, что своимъ дознанiемъ Ш. ввелъ меня въ заблужденiе и что исправникъ пострадалъ напрасно. По словамъ Бѣлецкаго, Министръ предполагаетъ предложить мнѣ реабилитировать исправника. Очевидно, въ такомъ смыслѣ Бѣлецшй намѣренъ доложить Министру полученную жалобу. Указавъ ему на причины направленiя слѣдствiя на прекращенiе, подтвердивъ. что о виновности исправника мнѣ было известно до производства дознатя Ш., я объявилъ, что ни въ какомъ случаѣ не отдамъ приказа о реабилитацiи исправника и пусть это сдѣлаетъ, если Министръ будетъ на томъ настаивать, мой прiемникъ. На мои слова Бѣлецкiй не обратилъ ни малѣйшаго вниманiя, считая ихъ, очевидно, пустымъ бахвальствомъ. Между прочимъ, онъ тутъ проговорился: оказывается, что къ нему по дѣлу исправника прiѣзжалъ генералъ Воейковъ, командиръ л.-гв. гусарскаго полка, у котораго въ Пензенской губернiи большое имѣнiе. Воейковъ въ судъбѣ А., вѣроятно, принялъ участiе и должно быть просилъ Бѣлецкаго посодѣйствовать его оправданiю. Въ Пензгѣ много говорили, что Воейковъ узналъ исторiю А. отъ своихъ экономическихъ служащихъ, которые ее узнали, конечно, въ передачѣ самого исправника.

Между тѣмъ какъ разъ въ это время П. А. Столылинымъ вмѣстѣ съ А. В. Кривошеинымъ было предпринято большое путешествiе въ восточную часть Европейской Россiи и въ Сибирь. Министерскiй поѣздъ слѣдовалъ черезъ Пензу до Самары, но въ Пензѣ останавливался лишь на 20 минуть. Мнѣ очень хотѣлось удостоиться чести принять обоихъ министровъ въ своемъ домѣ и я просилъ Петра Аркадьевича по телеграфу принять у меня въ Пензѣ обѣдъ, на что получилъ, къ сожалѣнiю, отказъ за неимѣнiемъ времени. Поѣздъ шелъ довольно большое разстоянiе по губернiи, начиная примѣрно сейчасъ-же за станцiей Сосѣдка Тамбовской губернiи. Нужно была принять нѣкоторыя мѣры къ охранѣ поѣзда, такъ какъ революцiонеры не оставляли своихъ покушенiй на жизнь Столыпина.

Мнѣ слѣдовало встрѣтить поѣздъ на границѣ губернiи на станцiи Сосѣдка, куда я и отправился наканунѣ, взявъ съ собой своего человѣка Матвѣя. Какъ разъ за два или за три дня до своего выѣзда я получилъ следующее письмо за подписью Бѣлецкаго.

 

— 247 —

Милостивый Государь,

Иванъ Францевичъ.

26-го сентября 1909 года Вашимъ Превосходительствомъ былъ отданъ приказъ (помѣщенный въ Пензенскихъ Губернскихъ Вѣдомостяхъ), объ увольненiи Нижне-Ломовскаго Уѣзднаго Исправника А. отъ означенной должности, съ причисленiемъ къ Губернскому Правленiю, при чемъ, въ приказѣ этомъ, на основанiи данныхъ произведеннаго Совѣтникомъ Губернскаго Правленiя Ш. разслѣдованiя, указывалось, что Адикаевскiй отдавалъ подвѣдомственнымъ ему полицейскимъ чинамъ распоряженiя не оказывать содѣйствiя командируемымъ въ уѣздъ для раскрытiя убiйствъ и разбойныхъ нападенiй чинамъ сыскной полицiи, скрывать отъ нихъ добытыя общею полицiею свѣдѣнiя, самовольно производилъ разслѣдованiя о дѣствiяхъ чиновъ полицiи. — «Прямымъ послѣдствiемъ такого возмутительнаго образа дѣйствiй А.», — говорится далѣе въ приказѣ — «явилось то, что Ломовскiй уѣздъ сталъ ареною самыхъ тяжкихъ преступленiй, слѣдствiе объ этихъ преступленiяхъ ставилось на ложный слѣдъ, задерживались и содержались продолжительное время въ тюрьмѣ люди къ дѣлу непричастные, терялись доказательства виновности преступниковъ».

Затѣмъ о дѣйствiяхъ А. производилось Судебнымъ Слѣдователемъ предварительное слѣдствiе, по разсмотрѣнiи коего прокурорскiй надзоръ, въ виду благопрiятныхъ для А. свидѣтельскихъ показанiй, высказался за прекращенiе возбужденнаго противъ него уголовнаго преслѣдованiя и дѣло о немъ было прекращено Губернскимъ Правленiемъ по постановленiю отъ 23-го марта сего года (отзывъ Вашего Превосходительства отъ 4 апреля за № 2394).

По сообщенiю и. д. Пензенскаго Губернатора, Вице-Губернатора Толстого, отъ 17-го мая сего года за № 3484, А. уволенъ въ отставку 4-го того-же мая, съ зачетомъ въ государственную службу времени состоянiя его подъ слѣдствiемъ и съ возбужденiемъ ходатайства о назначенiи ему усиленной пенсiи и о производствѣ его въ чинъ титулярнаго совѣтника, Изъ отношенiя-же Вашего Превосходительства отъ 24-го минувшаго iюля за № 5181, видно, что увольненiе А. послѣдовало, хотя и согласно поданному имъ прошенiю, но принудительно, въ виду обращенiя его къ Вашему Превосходительству съ письмомъ, заключавшимъ неумѣстныя, въ насмѣшливомъ тонѣ, замѣчанiя и угрозы разоблаченiями въ печати.

По докладѣ всѣхъ обстоятельствъ настоящаго дѣла Г. Министру Внутреннихъ Дѣлъ, Его Превосходительство изволилъ признать, что А. послѣ допущенной имъ дерзкой выходки по отношенiю къ Вашему Превосходительству, оставаться на дальнѣйшей службѣ въ Пензенской губернiи не можетъ.

Вмѣстѣ съ тѣмъ, однако, Г. Министръ нашелъ, что категорическiя указанiя въ приказѣ Вашего Превосходительства на виновность А. въ тяжкихъ служебныхъ преступленiяхъ наложили на служебную репутацiю его незаслуженное пятно, такъ какъ слѣд-

 

— 248 —

ствiе не подтвердило обвиненiя его въ означенныхъ преступленiяхъ, и, что такимъ образомъ А. пострадать въ мѣрѣ, несоотвѣтствующей его винѣ, даже если принять во вниманiе упомянутое выше дерзкое обращенiе его къ Вашему Превосходительству. По этимъ основанiямъ Его Превосходительство изволилъ высказать желанiе, чтобы Ваше Превосходительство соотвѣтственнымъ дополнителънымъ приказомъ реабилитировали служебную честь А., согласно результатамъ слѣдствiя, тѣмъ болѣе, что предшествовавшая служебная дѣятельность его была безупречна и отмѣчена неоднократными поощренiями и быстрымъ повышенiемъ по службѣ.

Затѣмъ Его Высокопревосходительство Г. Министръ изволилъ признать желательнымъ, чтобы Ваше Превосходительство — въ случаѣ запроса объ А. со стороны какого либо Губернатора, который пожелалъ бы взять его на службу, не препятствовали — неодобрительнымъ о немъ отзывомъ — предоставленiю ему соотвѣтственной должности.

Сообщая объ изложенномъ Вашему Превосходительству, по приказанiю Г. Министра Внутреннихъ Дѣлъ, имѣю честь покорнѣйше просить Васъ, Милостивый Государь, увѣдомить меня, для доклада Его Высокопревосходительству, о дальнѣйшихъ распоряженiяхъ Вашихъ ло настоящему дѣлу.

Примите, Ваше Превосходительство, увѣренiя въ совершенномъ Вамъ почтенiи и преданности 

покорнѣйшiй слуга С. Бѣлецкiй.

Письмо это было адресовано мнѣ въ собстаенныя руки, а потому о оодержанiи его никто ничего не зналъ. Въ канцелярiю я его не передавалъ.

Письмо это меня страшно огорошило. Я ни минуты не сомнѣвался, что оно явилось результатомъ доклада Бѣлецкаго и что Министръ, вѣроятно, не нашелъ времени лично познакомиться съ дѣломъ. Какъ-быть? Реабилитировать А. мнѣ не позволяло служебное достоинство и моя твердая увѣренность въ его виновности; съ другой стороны — я такъ много обязанъ былъ Петру Аркадьевичу Столыпину, столько видѣлъ къ себѣ съ его стороны довѣрiя, что не подчиниться его требованiю было для меня невозможно. Глубоко обдумавъ свое лоложенiе, я рѣшилъ лично доложить Министру при его проѣздѣ подробности этого дѣла въ той надеждѣ, что ознакомившись съ ними, Столыпинъ не будетъ настаивать на реабилитацiи.

Поѣздъ проходилъ по росписанiю Сосѣдку часовъ въ 10 утра. Я переодѣлся въ мундиръ и сталъ ждать. Вотъ, наконецъ, онъ идетъ. Вхожу въ вагонъ перваго класса, куда меня направили, а за мной мой человѣкъ Матвей несетъ вещи. Его не пускаютъ, говорятъ, что Министръ воспретилъ допускъ постороннимъ. Стоило большого труда уговорить пропустить его, что, наконецъ, по расдоряженiю полковника Комисарова, вѣдавшаго охраною поѣзда, разрѣшается. Чиновникъ особыхъ порученiй министра, кажется, г. Яблонскiй сказалъ, что Столыпинъ меня приметь сейчасъ-же по отходѣ поезда со станцiи. Дѣйствительно вскорѣ меня пригласили въ вагонъ Столыпина, состоявшiй изъ нѣсколькихъ купе и небольшого салона со 

 

— 249 —

стеклянною заднею стѣнкой. Вагонъ шелъ послѣднимъ, а потому черезъ окна этой стѣнки открывался видъ на пройденный поѣздомъ путь.

Послѣ обычнаго привѣтствiя, доклада моего о движенiи заболѣванiя въ губернiи холерой, я перешелъ къ дѣлу исправника А. и началъ свое изложеше съ того, что я до такой степени увѣренъ въ правильности своихъ распоряженiй, что возникни такое дѣло вновь, поступилъ-бы буквально также. При этихъ словахъ Столыпинъ весь вспыхнулъ и рѣзко сказалъ: однако Вашъ приказъ объ устраненiи отъ должности исправника «верхъ безтактности». При этихъ словахъ я замолкъ и нѣсколько секундъ мы молча смотрѣли другъ на друга. Столыпинъ, какъ будто бы спохватившись, что выразился слишкомъ рѣшительно, въ далънѣйшемъ разговорѣ старался быть мягкимъ и даже привѣтливымъ. Мы говорили о положенiи въ губернiи землеустройства, уплаты податей и платежей крестьянскому банку, но къ дѣлу А. Министръ не желалъ, очевидно, возвращаться. Аудiенцiя продолжалась, можетъ быть, съ полчаса. Отпуская, Столъшинъ пригласилъ меня завтракать, предупредивъ, что проситъ быть въ кителѣ.

Я былъ чрезвычайно обезкураженъ, какъ рѣзкою и, на мой взглядъ, совершенно неправильною оцѣнкою своихъ распоряженiй, такъ еще больше тѣмъ, что Столыпинъ не пожелалъ меня выслушать, полагаясь цѣликомъ на докладъ Бѣлецкаго. Не имѣя времени спокойно обдумать, какъ-же мнѣ слѣдуетъ теперь дѣйствовать, я взялъ себя въ руки и рѣшилъ пока не подавать виду, что я совершенно разстроенъ и глубоко огорченъ такимъ къ себѣ отношенiемъ.

Отъ Столыпина я прошелъ въ ватонъ А. В. Кривошеина. Послѣднему мнѣ нужно было доложить о положенiи работъ по организацiи агрономической помощи единоличному крестьянскому хозяйству. Пензенское Губернское Земство устранилось отъ участiя въ этомъ дѣлѣ подъ ходячимъ предлогомъ, что земство не можетъ молъ работать лишь для нѣкоторой части плательщиковъ земскихъ сборовъ.

Какiя причины заставили наше земство остановиться на такомъ рѣшенiи, конечно, трудно сказать съ полной достовѣрностью, такъ какъ причины эти никѣмъ громко не высказывались. Все, что гово-рилось по этому поводу, очевидно, было ненастоящимъ, являлось лишь декорацiей, прикрывающей невысказанныя соображенiя. Я думаю, что главнѣйшей, причиной являлось полное недовѣрiе къ тому, что изъ этой затѣи можетъ выйти кажой-либо толкъ, и что затраченныя на агрономiю средства не будуть выброшены непроизводительно за окно. Вѣдь попытки улучшать методы земледѣлiя дѣлались уже не разъ и земствами и отдѣльными экономiями и каждый разъ эти опыты обращались въ нѣчто безсистемное, часто карикатурное. Во всякомъ случаѣ политиканство въ такомъ рѣшенiи нашего Губернскаго Земства роли не играло и элементы, способные стать въ этомъ дѣлѣ на почву оппозицiи, были тогда въ губернiи въ ничтожномъ меньшинствѣ.

Въ виду отказа земства пришлось агрономическую помощь взять въ руки землеустроительнымъ комиссiямъ. Самый планъ по-

 

— 250 —

становки и веденiя дѣла былъ выработанъ особымъ совѣщанiемъ подъ моимъ предсѣдательствомъ. Мнѣ вотъ и надлежало доложить все это А. В. Кривошеину.

Выслушавъ меня, Алексавдръ Васильевичъ одобрилъ все сдѣланное и спросилъ, докладывалъ-ли я объ этомъ Петру Аркадьевичу. Я отвѣтилъ отрицательно, ибо разговоръ объ этомъ Столыпинъ не заводилъ.

Поѣздъ состоялъ изъ двухъ министерскихъ вагоновъ, вагона-столовой, 2 вагоновъ для соправождающихъ Министровъ лицъ и вагонъ для прислуги. Меня помѣстили въ одно изъ купэ вагона для свиты. Едва я переодѣлся въ китель, какъ стали звать завтракать.

Министровъ сопровождали все мнѣ знакомыя лица: Г. В. Глинка, Д. И. Пестржецкiй, Яблонскiй. Выли еще 2 лица, которыхъ я не зналъ. Это, вѣроятно, были секретарь Кривошеина и второй чиновникъ Столыпина. Полковникъ Комиссаровъ, кажется, за завтракомъ не присутствовалъ.

Петръ Аркадьевичъ пригласилъ меня выпить рюмку водки. Со мной раздѣлилъ компанiю лишь Г. В. Глинка, остальные были все люди нельющiе.

За завтракомъ по правую руку Петра Аркадьевича сидѣлъ А. В. Кривошеинъ, по лѣвую —- посадили меня. Завтракъ былъ самый обыкновенный, вина подавались удѣльныя. Петръ Арсадьевичѣ былъ очень разговорчивъ и все меня разспрашивалъ по поводу мелькавшихъ изъ оконъ видовъ губернiи.

Въ Пензу мы прiѣхали часа въ 2. Я пригласилъ прибыть на вокзалъ лишь начальниковъ отдѣльныхъ вѣдомствъ, — прося ихъ собраться въ парадныхъ комнатахъ. Начальникъ дивизiи генералъ И. Р. Гершельманъ хотѣлъ просить Петра Аркадьевича разрешить снятъ копiю съ портрета его отца для отсылки въ Московскую гренадерскую дивизiю, которой онъ когда-то командовалъ.

П. А. Столыпинъ, сопровождаемый мною, вышелъ изъ вагона, чтобы идти въ парадныя комнаты. На платформѣ онъ замѣтиль моего чиновника особыхъ порученiй Н. Д. Колвзана. Съ послѣднимъ незадолго до того приключилась такая исторiя. Мѣстная революцiонная газета помѣстила какъ-то пакостную статейку, въ которой Колвзанъ былъ выставленъ какимъ-то пьянымъ идiотомъ и скандалистомъ. Не долго думая, Колвзанъ поѣхалъ въ редакцiю въ сопровожденiи свидѣтеля, вызвалъ редактора и порядочно его отколотилъ.

Когда я узналъ объ этомъ казусѣ, то рѣшилъ въ него не вмѣшиваться, предоставляя редактору искать удовлетворенiя судомъ. Однако это происшествiе облетѣло всѣ лѣвыя газеты и изъ Петрограда меня о немъ запросили. Я написалъ, какъ дѣло было, приложилъ номеръ газеты съ этимъ пасквилемъ и пояснилъ, что не предполагаю въ эту исторiю вмѣшиваться. Столыпинъ, однако, предложилъ мнѣ на Колвзанъ наложить дисциплинарное взысканiе и я его арестовалъ домашнимъ арестомъ на три, кажется, дня. Я напомнилъ Столыпину этотъ случай, онъ улыбнулся и нашелъ, что у Колвзана предобродушная наружность.

 

— 251 —

Принявъ представлявшихся, поговоривъ съ каждымъ немного, Столыпинъ вернулся въ вагонъ, такъ какъ подходило время отхода поѣзда. У вагона онъ со мною простился и просилъ далѣе его не сопровождать.

Вернувшись домой, я крепко призадумался, какъ-же быть дальше. Вѣдь, вотъ, на почвѣ совершенно правильныхъ распоряженiй меня упрекаютъ въ какой-то безтактностй, дѣйствiя мои признаются подлежащими отмѣнѣ. Если всѣ эти недостатки были най-дены въ данномъ распоряженiи, которое продолжаю и теперь считать совершенно отвѣчающимъ велѣнiямь справедливости и требованiямъ цѣлесообразности, то какая-же гарантiя въ томъ, что такая-же оцѣнка не постигнетъ и всякое иное мое дѣйствiе. Получается такимъ образомъ положенiе, что распоряженiя мои должны считаться не съ сущностью вызывающихъ ихъ обстоятельствъ, а съ тѣмъ, какое впечатлѣнiе могутъ они произвести въ Петротрадѣ. Такъ служить я не умѣю и не хочу.

Министръ не пожелалъ даже меня выслушать. Неужели-же Бѣлецкiй полнѣе можетъ представить ему всѣ обстоятельства дѣла, чѣмъ я? Если мой докладъ отвергается, значить заранѣе уже рѣшено; что я не могу дѣла изложить достаточно правдиво и потому молъ не стоитъ и слушать такихъ пристрастныхъ измышленiй. На вѣдь это значитъ, что министръ мнѣ не довѣряетъ. Ну, а если губернаторъ не пользуется довѣрiемъ своего министра, ему нельзя ни минуты продолжать службу. Если, конечно, не считаться съ дѣломъ и въ службѣ видеть лишь сторону, устраивающую личную жизнь, тогда, разумѣется, недовѣрiе министра тревожитъ лишь постолько, посколько оно можетъ прервать ваше благополучiе. Нѣтъ такой опасности и недовѣрiе не страшно; оно лишь непрiятно, но съ этимь можно мириться. Но если вы дорожите своимъ дѣломъ, если вкладываете въ свою работу душу и напрягаете всѣ усилiя для полученiя заранѣе намѣченнаго результата, то вторженiе въ эту сферу ничѣмъ несвязанныхъ съ вашимъ дѣломъ влiянiй составляетъ уже прямое несчастiе, парировать которое губернаторъ сможетъ только тогда, если министръ ему вѣритъ и цѣнитъ его работу. Нѣтъ довѣрiя — надо уходить въ отставку. Какъ ни кинь, все приходишь къ тому-же выводу.

Изъ чувства благодарности къ П. А. Столыпину я, конечно, отдамъ приказъ о реабилитацiи А. Но каково это дѣлать, когда сознаешь, что кара была наложена правильно и что эта реабилитацiя результатъ стороннихъ, не ознакомленныхъ съ дѣломъ влiянiй. Вѣдь такой приказъ будеть равносиленъ признанiю, что предшествовавшiя мои дѣйствiя были несправедливы, а между тѣмъ я глубоко убѣжденъ въ противномъ. Какъ-же примирить эти исключающiiя другъ друга положенiя?

Очевидно, путемъ одновременной съ приказомъ подачей прошенiя объ отставкѣ.

Я всю свою жизнь привыкъ много работать и остаться теперь безъ дѣла, когда силы еще имѣются, разумѣется страшно. Но, можетъ быть, я добуду себѣ какое-либо частное дѣло, которое запол-нитъ мое время. Да вотъ хотя-бы заняться генеалогическими изы-

 

— 252 —

сканiями о прошломъ нашего cтараго русскаго дворянскаго рода, по нашимъ фамильнымъ преданiямъ связаннаго съ царствующимъ домомъ Романовыхъ и многими другими русскими фамилiями. Вѣдь такiя изысканiя могутъ представить и общiй историческiй интересъ.

Кромѣ того — можно бы заняться составленiемъ воспоминанiй о годахъ революцiи, которые мнѣ пришлось прожить въ тяжелой борьбѣ съ нею. Событiя эти имѣютъ слишкомъ большой интересъ, а потому успѣхъ такимъ воспоминанiямъ почти обезпеченъ.

Можно, наконецъ, устроиться у какого-нибудь коммерческаго дѣла, Не всѣ-же такiя предпрiятiя въ рукахъ еврейства и не всѣ-же они преслѣдуютъ цѣли исключительно беззастѣнчивой наживы. Мнѣ не будетъ надобности бросаться въ первое представившееся дѣло, такъ какъ, выслуживъ всѣ 35 лѣтъ, я получу порядочную пенсiю и вмѣстѣ съ тѣмъ, что у меня есть, буду совершенно независимъ матерiально, а слѣдовательно можно будетъ выжидать чего-либо по душѣ.

Всѣ эти соображенiя привели меня къ слѣдующимъ рѣшенiямъ.

1. Отдаю Приказъ, что въ силу направленiя на прекращенiе возбужденнаго противъ А. слѣдствiя объ его преступленiяхъ по службѣ считать его уволеннымъ въ отставку по прошенiю. Такое прошенiе имъ было мнѣ представлено при своей жалобе;

2. Посылаю въ Петроградъ прошенiе объ увольненiи меня по разстроенному здоровью отъ службы. Вмѣстѣ съ тѣмъ пишу краткое письмо Петру Аркадьевичу, въ которомъ сообщаю ему о подачѣ прошенiя объ отставкѣ, прошу разрѣшить мнѣ до приказа о моемъ увольненiи сдать должность вице-губернатору и уѣхать въ отпускъ. Письмо это я послалъ въ Челябинскъ и написалъ начальнику тамошней почтово-телеграфной конторы просьбу направить его по мѣсту нахожденiя Столыпина.

Свой уходъ я рѣшилъ мотивировать въ Пензѣ тѣмъ, что, выcлуживъ пенсiю, хочу пожить свободнымъ человѣкомъ на деревенскомъ просторѣ. Истинные поводы отставки, можетъ быть, скажу лишь самымъ близкимъ людямъ и то попозже. При этомъ я ни въ какомъ случаѣ не позволю себе осуждать Столыпина, такъ какъ продолжалъ глубоко его уважать и свою исторiю приписывалъ прежде всего недосугу лично ознакомиться съ дѣломъ и необходимости полагаться на доклады подчиненныхъ.

Разумѣется, вѣсть о моемъ уходѣ разлетѣлась со скоростью вѣтра. Меня стали посещать сослуживцы и знакомые съ изъявленiями соболѣзнованiя и въ этихъ изъявленiяхъ чувствовалась искренность, очень меня трогавшая.

Я долженъ сказать, что у меня установились очень хорошiя отношенiя и съ обществомъ, и съ подчиненными. Разумѣется, были отдѣльныя лица, которыя относились, можетъ быть, ко мнѣ и не сим-патично, но эти случаи не были характерными, а: составляли свъ общемъ исключенiе. И, право, это не самообольщенiе. Ведь всякiй мало мальски чуткiй человѣкъ всегда чувствуетъ, какъ люди къ нему относятся и отлично разбирается, гдѣ дѣлается видъ и гдѣ имѣется дѣйствительное расположенiе и симпатiя.

 

— 253 —

Въ общемъ меня въ Пензѣ любили и дѣятельность мою одобряли, считая меня порядочнымъ и самостоятельнымъ губернаторомъ.

Мы сейчасъ-же приступили къ укладкѣ вещей, которыхъ было очень много, еще до полученiя разрешенiя сдать должность вице-губернатору.

Приблизительно черезъ недѣлю послѣ отсылки прошенiя объ отставкѣ получаю слѣдующую телеграмму отъ товарища министра А. И. Лыкошина. «Пораженъ подачей прошенiя отставкѣ; въ силу нашихъ добрыхъ отношенiй сообщите дѣйствительную причину». Эта телеграмма меня очень удивила, А. И. Лыкошинъ прiѣзжалъ къ намъ въ губернiю для ознакомленiя съ теченiемъ дѣла землеу-стройства, держалъ онъ себя здѣсь очень просто, безъ всякаго слѣда олимпiйства, со мною былъ очень любезенъ, о службѣ моей, кажется, хорошо отзывался, но чтобы у насъ устновилисъ добрыя отношенiя — я этого сказать не могу. Прiѣхавъ въ Петроградъ послѣ посещенiя Лыкошина нашей губернiи, я заѣзжалъ къ нему съ визитомъ, но онъ этого визита мнѣ не отдалъ. Встрѣтившись съ нимъ на обѣдѣ у П. А. Столыпина, я былъ представленъ его женѣ, при чемъ Александръ Ивановичъ заявилъ о своемъ намѣренiи позвать меня какъ нибудь къ себѣ пообѣдать, но это такъ намѣренiемъ и ограничилось. Такъ, что наши сношенiя не выходили въ сущности изъ сферы оффицiальной. И вдругъ такое участiе! Это мнѣ было непонятно. Я подумалъ было, не по порученiю-ли Петра Аркадьевича онъ меня запрашиваетъ, но затѣмъ отвергнулъ такое предположенiе; ибо если-бы для Столыпина были дѣйствительно непонятны причины моего ухода, чего я ни на минуту не допускалъ, то слѣдовало-бы вызвать меня въ одинъ изъ городовъ имъ посѣщаемыхъ или въ Петроградъ и узнать эти причины лично отъ меня. Поэтому я рѣшилъ, что А. И. Лыкошинымъ руководитъ, вѣроятно, лростое любопытство и на его телеграмму отвѣтилъ довольно неопредѣленно.

Въ Пензѣ было рѣшено устроить мнѣ проводы и распорядительство ими взяли на себя пензенскiй предводитель А. Н. Селивановъ и вице-губернаторъ А. М. Толстой.

Конечно, мнѣ ничего пока объ этомъ не говорили, но слухъ о приготовленiяхъ до меня дошелъ. Такъ я узналъ, что чины полицiи производятъ между собою сборъ мнѣ на подарокъ. Я всегда былъ строгъ и требователенъ къ полицiи и едва-ли большинство ея чиновъ питало ко мнѣ особое расположенiе, такъ что этотъ сборъ, затѣянный или полицiймейстеромъ или кѣмъ-либо изъ исправниковъ, могъ приниматься полицейскими чиновниками, какъ неотвра-тимое зло, отъ котораго неловко уклониться. Я не знаю, такъ-ли это было на самомъ дѣлѣ, но одна возможность такого навязыванiя заставила меня пригласить къ себѣ полицiймейстера и просить его объявить своимъ товарищамъ, чтобы сборъ этотъ прекратили, такъ какъ я ни въ какомъ случае не желаю, чтобы плохо оплаченные чины полицiи ради меня расходовались и никакого подарка не приму. Слава Богу, время еще не было упущено, подарокъ не былъ заказанъ, такъ что сборъ вернули подписавшимся.

Проводы были назначены въ дворянскомъ собранiи. Надо сказать, что губернскiй предводитель дворянства Гевличъ все не со-

 

— 254 —

лашался осветить собранiе электричествомъ и оно по-старинному освѣщалось лампами и свѣчами въ люстрахъ. Прекрасное помѣщенiе собранiя отъ этого ужасно теряло. Когда я бралъ его для устройства благотворительныхъ вечеровъ, то мы проводили электрическiе провода къ дуговымъ лампамъ черезъ форточки, по кронштейнамъ и т. п., не смъя вбить въ стѣну ни одного гвоздика.

На этотъ разъ все помѣщенiе было залито электричествомъ. Меня со всей семьей пригласили къ 8 ч. Вечера. Когда мы прiѣхали, насъ встрѣтили на лѣстницѣ Гевличъ съ распорядителями и поднесли мнѣ на память прекрасную серебряную вазу. Подъ звуки военнаго оркестра жену мою повелъ въ гостиную Гевличъ, дочь — Селивановъ а я съ сыномъ — шли вмѣстѣ съ Толстымъ. Народу со-бралось очень много: предводители дворянства, земскiе начальники, многiе помѣщики, чиновники губернскихъ и нѣкоторыхъ уѣздныхъ учрежденiй.

Обѣденный столъ былъ усыпанъ живыми цвѣтами, украшенъ букетами и серебромъ.

Очень долго пришлось мнѣ обходить собравшихся, здороваясь съ ними. Но вотъ мы обмѣнялись привѣтствiями и распорядители притлашаютъ къ обѣденному столу.

Обѣдъ былъ великолѣпенъ, какъ умѣетъ устраивать А. Н. Селивановъ. Шампанское стали подавать съ самаго начала обѣда, а передъ нашими мѣстами въ центрѣ стола поставили подаренную мнѣ вазу, наполненную шампанскимъ.

Первый тостъ провозгласилъ Д. А. Гевличъ. Указавъ на мои заслуги по успокоенiю губернiи, онъ отмѣтилъ, что тяжелое время разстроило мое здоровье и я потому оставляю службу. Но онъ увѣренъ, что перiодъ моего отдыха будеть непродолжительнымъ и я скоро опять вернусь къ дѣлу. Говоря объ установившихся у меня съ дворянствомъ и населенiемъ губернiи отношенiяхъ, Гевличъ сказалъ много для меня лестнаго. Обращаясь-же къ себѣ лично, онъ меня очень тронулъ памятными мнѣ словами, что за его тридцатилѣтнее предводительство лучшими губернаторами были князь Святополкъ-Мiрскiй и я.

Расстроенный до глубины души, я сейчасъ-же провозгласилъ тостъ за пензенское дворянство и уважаемаго его предводителя Дмитрiя Ксенафонтовича Гевлича. Затѣмъ сказалъ слово распорядитель обѣда вице-губернаторъ А. А. Толстой. Онъ упомянулъ о моихъ служебныхъ заслугахъ, выразилъ сожалѣнiе, что служебная моя дѣятельность рано обрывается, пожелалъ мнѣ и моей семьѣ всякихъ благъ въ дальнѣйшей жизни.

Какъ видите, въ словахъ его не заключалось ничего особеннаго. А между тѣмъ въ Пензѣ распространился слухъ, кажется, и самъ А. А. Толстой объ этомъ мнѣ говорилъ, что министерство якобы поставило ему въ вину эту рѣчь, усмотрѣвъ въ ней какiя-то оппозицiонныя тенденцiи и вообще неодобренiе дѣйствiй министра П. А. Столыпина.

Я не знаю, конечно, насколько эго вѣрно и полагаю, что если что-либо подобное имѣло мѣсто въ Петроградѣ, то только въ департаментѣ полицiи. Думаю это потому, что содержанiе рѣчи Толстого

 

— 255 —

могло стать извѣстнымъ лишь изъ донесенiя губернскаго жандармскаго управленiя, началъникъ котораго, сколько помню, на обѣдѣ самъ не присутствовалъ будучи въ отъѣздѣ, а следовательно передача дѣлалась съ чужихъ словъ. Возможно, что въ департаментѣ повѣрили такой передачѣ, придали ей значенiе и, можетъ быть, даже доложили Столыпину. Если это и было, то я голову даю на отсѣченiе, что Петръ Аркадьевичъ могъ только улыбнуться такому докладу и, разумѣется, не придалъ ему никакого значенiя, какъ-бы ни разукрасили такую сплетню.

Розсказни о неудовольствiи Столыпина, я глубоко увѣренъ въ томъ, дѣлались безъ его вѣдома.

Тостовъ было очень много. Между прочимъ чины губернскаго правленiя поднесли мнѣ серебряную вазу-ведро съ чарками.

Я отвѣчалъ сейчасъ-же на каждый тостъ. Не знаю, удавались-ли мнѣ эти отвѣты, но я вкладывалъ въ нихъ искреннее чувство и глубокую признательность за оказываемое мнѣ и семьѣ моей вниманiе и сочувствiе.

Послѣднiй мѣсяцъ моего пребыванiя въ Пензѣ это былъ сплошной фестивалъ. Каждый день насъ куда-либо звали, то къ обѣду, то вечеромъ.

Г.г. предводители дворянства и земскiе начальники устроили мнѣ завтракъ въ Татарскомъ ресторанѣ. Тутъ говорилось также много рѣчей и высказывались наилучшiя пожеланiя.

Наконецъ, вещи наши были отправлены, всѣ сборы кончены и на 26 августа мы назначили свой отъѣздъ.

Провожать насъ на вокзалъ прiѣхалъ весь городъ.

Подали шампанское и Д. К. Гевличъ у нашего вагона на платформѣ пожелалъ намъ отъ имени пензяковъ добраго пути.

Подъ звуки военнаго оркестра, поѣздъ нашъ отошелъ и съ глубокой грустью въ сердцѣ я разстался съ губернiей, въ которой поработалъ почти четыре года. Много тутъ было пережито тревогъ, волненiй, но все это вспоминается теперь какъ-то особенно тепло, точно эти четыре года были сплошной радостью: такъ скрасили мнѣ это тяжелое время мои добрые друзья и знакомые своей сер-дечной привѣтливостью и расположенiемъ.

Изъ Пензы мы отправились въ нашу Новгородскую деревню, гдѣ я предполагалъ жить и зимой...

 

 

 

 

 


 ________________________________________
Источник: «Воспоминания губернатора (1905-1914 гг.).
Новгород-Самара-Пенза». Петроград, 1916. с.130-255.
________________________________________