Пожалуйста, оцените Оценка 1 Оценка 2 Оценка 3 Оценка 4 Оценка 5  

 

Г. В. МЯСНИКОВ

ГОРОД-КРЕПОСТЬ ПЕНЗА

 

 

ПОИСК ПРОДОЛЖАЕТСЯ

Родина... Какое внешне простое и привычное слово. Но ставить себе цель объяснить значение и сокровенный смысл этого понятия, имеющего свое измерение во времени, пространстве и раз­витии, играющего огромную роль в формировании ду­ховного мира человека, его жизненной позиции, и не­вольно замедляется бег мыслей. Надо остановиться и задуматься, чтобы представить то колоссальное содер­жание, которое заключено в этом слове. Ведь Родина — это прошлое, настоящее и будущее народа, источник приложения его сил, энергии и таланта, основа, на благодатной почве которой вырастают передовые, устремленные к великой цели идеи, зовущие к преобразо­ванию общества на началах равенства и справедливо­сти.

Особенно дорого чувство Родины, гражданской от­ветственности за ее настоящее и будущее нам — совре­менникам борьбы за торжество великих идей марксиз­ма-ленинизма.

Партия, ее Центральный Комитет не раз в своих основополагающих документах подчеркивали важность и значимость в идеологической работе воспитание исто­рией. Любовь к земле, где родился и вырос, гордость за исторические свершения первого в мире социалисти­ческого государства призваны формировать в сознании каждого советского человека высокую идейность, соз-

5

_________________________

нательное отношение к труду и общественному достоя­нию, быть непримиримым к негативным явлениям, про­тиворечащим нашему образу жизни.

Одной из составляющих частей работы по воспита­нию историей является краеведение, занимающееся про­блемами, связанными с изучением своего края, его революционных, боевых и трудовых традиций, развития экономики и культуры.

В книге речь пойдет о времени основания родного всем нам города, его далеком прошлом. Ф. Энгельс пророчески утверждал, что «седая древность» при всех обстоятельствах останется для всех будущих поколе­ний необычайно интересной эпохой.

Стремление каждого из нас познакомиться с доку­ментами и другими источниками, на страницах которых запечатлена история города, удостоенного в 1985 году высокой награды — ордена Трудового Красного Зна­мени, а теперь отметившего свое 325-летие, понятно и объяснимо. Мы при этом не только проявляем любо­пытство, но и выполняем высокий гражданский долг, отдавая дань уважения труду тех, кто своими руками возвел крепостные стены, построил посад и слободы, распахал и освоил веками нетронутые земли степных просторов, прилегающих к городу.

Говоря высокими словами, без которых трудно обойтись, скромные труженики и воины, «служилые и посадские люди», наши далекие предки, давно ушедшие в небытие, совершили подвиг, оставив в наследство по­томкам творение рук своих — город Пензу.

Конечно, всякий, кто соприкасается с «седой древ­ностью», хорошо осознает, что время безжалостно сти­рает прошлое, и поэтому от тех событий, о которых идет речь, кроме названия города, небольшого числа доку­ментов и материальных свидетелей, вроде остатков восточного вала крепости, мало что сохранилось и до­шло до наших дней. А это, в свою очередь, заставляет, продолжая поиск и открывая первые страницы летопи­си города, бережно относиться к каждому документу и факту, строго и обстоятельно взвешивать и осмысливать их. При этом всегда приходится помнить, что на пу­ти поиска немало труднопроходимых мест, всякого рода завалов, образовавшихся и в результате естественных процессов удаления от начальной точки движения, и созданных порой искусственно, когда исследователь

6

_________________________

кропотливый поиск подменял субъективными соображе­ниями, выстраивал свои концепции развития города, ос­новываясь не на строго выверенных и взвешенных фак­тах, а на эмоциях, настроениях, увлечениях.

Как показывает опыт, исследователя на пути поис­ка, связанного с историей края, поджидает немало вся­кого рода сложных вопросов. Ошибки возникают чаще всего тогда, когда вольно или невольно делается попыт­ка втиснуть содержание известных нам документов в рамки уже выработанной концепции. Она на каком-то этапе порождается предположениями автора, а затем приобретает характер господствующей точки зрения, создавая известный стереотип представления о про­шлом, освободиться от которого не так просто, как это порой кажется.

Но проявим великодушие. Еще Софокл говорил:

«На тех, кто впал без умысла в ошибку, не гневаются силь­но».

Скажем совершенно объективно и откровенно, что без поиска и порождаемого им порой заблуждений раз­витие знаний о прошлом родного края по ряду причин приобрело бы характер скучного и малопродуктивного занятия. Да и открытий на счету исследователей исто­рии края в сто крат больше, чем заблуждений и оши­бок.

Приступая к знакомству с историей возникновения, а также развития города в первые десятилетия после его основания, следует постоянно помнить о некоторых, весьма существенных временных особенностях. Дело в том, что объективно существуют обстоятельства, затруд­няющие поиск точной даты рождения города, усложня­ющие стремление с достаточной степенью достоверно­сти описать устройство крепости, состояние и местопо­ложение ее стен, башен, сооружений внутри ее, опреде­лить место и облик строений, составлявших посад и слободы служилых людей — первопоселенцев Пензы.

Во-первых, и это, пожалуй, главное, — нашему совре­меннику, воспринимающему облик города таким, как он есть и даже каким он был 30-40 лет назад, чрез­вычайно трудно заставить себя мыслить категориями, масштабами и образами второй половины XVII века. Сказать, что много воды утекло за три с лишним сто­летия, почти ничего не сказать. Изменилось все. Не раз и не два меняли свое течение реки Сура и Пенза. Лес Шипин-бор, прикрывавший город с запада, превратился

7

_________________________

в Центральный парк культуры и отдыха. На месте «болота, поросшего кустарником», находившегося за чертой поселения горожан, выросли промышленные кор­пуса объединения «Пенздизельмаш» и жилой массив Южной поляны. В районе озера Шуист, еще в XIX ве­ке сдававшегося городской думой в. аренду на право промыслового лова рыбы, раскинулись корпуса и жилой массив завода медицинских препаратов. Пахотные поля служилых людей Черкасской слободы заняли корпуса часового завода и завода ВЭМ. На просторах, где выращивали хлеб и косили сено конные казаки, три деся­тилетия назад разместились заводы «Пензхиммащ» и «Тяжпромарматура», а в последние годы появился Ар­бековский жилой массив, в котором столько жилой площади, сколько было ее во всем городе по переписи 1939 года.

Произносишь слово «город», а в нем по «Строельной книге», составленной через два года после его основания, значилось 632 двора служилых и посадских людей, в которых проживало около трех тысяч человек. По нынешним меркам достаточно возвести два-три девятиэтажных дома, чтобы разместить все население тогдашнего города.

Спустя столетие — в нем значится 8 тысяч жителей. Перепись 1858 года регистрирует точное число горожан — 26149 человек (1).

Город на долгое время как бы застыл в рамках, характерных для периода феодального развития. Толь­ко с появлением крупных для того периода промышлен­ных предприятий, строительством во второй половине XIX века Сызрано-Вяземской, а затем и Рязано-Уральской железных дорог стало меняться лицо Пензы. Это сказывалось и на численности ее населения, которое в 1897 году достигло 60 тысяч, а по переписи 1917 года — 105 тысяч человек.

Победа Великого Октября, установление Советской Власти, успешное осуществление планов первых пятиле­ток, дальнейшая реконструкция промышленности и расширение ее базы на более высокой технической основе обозначили качественно новый этап в развитии города. Он стал одним из крупных индустриальных и культур­ных центров страны, что, естественно, повлияло и на число жителей, и на размер территории, входящей в его черту.

8

_________________________

В 1939 году, когда Пенза стала областным центром, в ней проживало 160 тысяч, спустя 20 лет — почти 256 тысяч человек. 20 января 1981 года пензенцы отме­тили знаменательное событие — рождение полумилли­онного жителя города, а, по данным областного стати­стического управления, на 1 января 1988 года число жителей приблизилось уже к 550 тысячам человек.

Судя по первому дошедшему до нас плану, состав­ленному в 1735 году, территория города равнялась при­мерно 350-400 гектарам. К 1917 году она расшири­лась до 2,5 тысячи, а в настоящее время составляет около 30 тысяч гектаров.

Во-вторых, когда речь идет о строительстве города-крепости, то Пензе явно «не повезло» с сохранностью, подлинных документов в государственных архивных хранилищах страны.

Московский пожар 1701 года уничтожил архивы приказа Казанского дворца. Во время же пожара 1737 года, когда, как образно сообщает очевидец, «не токмо что дерево, горело: и железа и камень, горел», полностью погибли документы приказа Большого двор­ца. И именно — по грамотам этих приказов строились крепость и слободы Пензы, получали земельные наделы: служилые люди, назначались воеводы, ведавшие орга­низацией сторожевой службы и административным уп­равлением в этом районе.

Конечно, утрата невосполнимая. Но временами каза­лось, и это подтверждали находки некоторых документов в Центральном государственном архиве древних актов в последние 26-30 лет, что мы все-таки мало за­нимаемся их поиском. В связи с подготовкой второго издания этой книги автор обратился в ЦГАДА с прось­бой провести широкое обследование ряда отделов архи­ва, чтобы выявить новые документы, и попытаться про­яснить таким образом наиболее темные места в исто­рии возникновения города. Руководство и работники архива с большой заинтересованностью отнеслись к этому предложению. Просмотрены тысячи столбцов XVII века, извлечено немало новых документов, позво­ляющих точнее представить картину освоения края, более детально ознакомиться с описанием и расположе­нием некоторых слобод, поселений на левом берегу Суры, получить дополнительные сведения об отражении вражеских набегов служилыми людьми крепости, и мно-

9

_________________________

ром другом. Но, к великому сожалению и огорчению, до­кумента, который бы свидетельствовал без всяких ого­ворок и обиняков о том, что Пенза построена на осно­вании царского указа от такого-то числа и утвержден­ного тогда же чертежа или плана, обнаружить не уда­лось. Молчат пока архивы. Стоит ли приходить в отчаяние и считать, что дальнейшие попытки: найти такие документы не имеют смысла? Думаю, что нет. Поиск надо продолжать.

А пока, когда речь идет о строительстве города и первых годах его существования, приходится иметь де­ло с довольно ограниченным кругом документов или копиями с исчезнувших подлинников. Именно это за­ставляет прибегать для заполнения «белых пятен» к сведениям первоисточников, которые связаны с возве­дением крепостей в других местах. Сравнивая и изучая эти документы, приходишь к мысли, что дьяки при со­ставлении в приказах царских указов о строительстве новых городов в XVII веке не мудрствовали лукаво, а руководствовались едиными, принятыми в то время в централизованном Русском государстве правилами и нормами. «Типовое проектирование», вокруг которого возникает немало споров, родилось не вчера и даже не в наше время. Просто в те далекие времена оно назы­валось по-иному — «строить по образцу». На основе «образцов», но, естественно, с привязкой к местности и с учетом задач, которые предстояло решать в каждом конкретном случае, определялись размеры крепостей, острогов, возводились их стены и башни, сооружались помещения для хранения запасов пороха, свинца, ядер, амуниции, продовольствия, строились административ­ные здания — воеводский дом и приказная изба, а так­же церковь или в некоторых случаях часовня.

И в-третьих, сыграли свою определенную роль пе­ремены в административном значении и подчинении города. Это неизбежно приводило к перемещению ар­хивных документов. И вполне естественно, что до сих пор нет точных данных, где, в каких фондах могут находиться те или иные сведения, так необходимые для исследователей, занимающихся изучением истории Пензы и пензенского края второй половины XVII и начала XVIII веков.

А изменений действительно было немало. Строилась Пенза по грамотам приказа Большого дворца, но уже

10

_________________________

в списке городов составленном дьяками Разрядного приказа в 1675-1676 годах, значится в приказе Казан­ского дворца. В начале преобразований Петра I она в 1701 году зачислена в состав Казанской губернии. В мае 1719 года с приписанными к ней Рамзайским при­городом и городами Мокшаном и Саранском назначена провинциальным центром той же губернии.

В сентябре 1780 года образовано Пензенское наместничество из 13 уездов, в том числе Пензенского, Верхнеломовского, Нижнеломовского, Керенского, Наровчатского, Чембарского, Мокшанского, Городищенского, территория которых и сейчас находится в составе нашей области.

28 мая 1781 года Пензе, как и другим городам гу­бернии, дан герб —

«в зеленом поле три снопа: пшенич­ный, ячменный и просяной».

В XIX веке его перери­совали:

«все три снопа, став золотыми, оказались оди­наковыми, причем каждый из них обвязали червленой лентой, землю из-под снопов убрали» (2).

6 октября 1785 года был утвержден (или, как в те времена писали, «высочайше конфирмирован») первый в истории города генеральный план регулярной застрой­ки, определивший основные направления улиц и обозна­чивший его центральные площади.

В декабре 1796 года указом Павла I земли Саратов­ской губернии были разделены между Астраханской и Пензенской, а в марте 1797 года

«в разсуждение лучшей удобности, уездному городу Саратову быть губернским городом, куда и перевести управление из г. Пензы, оставя последний уедным…».

11 октября 1797 года по­следовало новое указание:

«...уничтоженную бывшую Пензенскую губернию разделить между окружающими оную губерниями: Тамбовскою, Нижегородскою, Сим­бирскою и Саратовскою» (3).

А 9 сентября 1801 года указом Александра I

«Пен­зенская губерния возстановлена в тех самых границах, в которых находилась до издания указа 1797 г. октяб­ря 11, с назначением Пензы губернским городом по прежнему...» (4).

В этих пределах губерния просуществовала до побе­ды Великого Октября и последовавших в 1928 году административно-территориальных преобразований, свя­занных с решением сложных и ответственных задал социалистического строительства.

11

_________________________

I

Изучение прошлого города, попытки определить точное время его основания, получить сведения о пер­вых строителях и поселенцах имеет свою довольно лю­бопытную и поучительную историю, знание которой помогает представить себе, когда и каким образом воз­никали сложные вопросы, кто и как на них отвечал, насколько эти ответы соответствуют тому, что нам изве­стно в настоящее время. Скажем сразу, что одной из особенностей развития знаний об удаляющемся во вре­мени от исследователя предмете является постоянное усложнение поиска, обрастание выводов всякого рода объективными, а зачастую и субъективными наслоения­ми, которые не столько проясняли, сколько запутывали проблему, в чем нам предстоит убедиться.

Первыми «исследователями» были, естественно, не краеведы, а выполнявшие служебный долг представи­тели царской администрации: воеводы, принимавшие под свое управление город, обязаны были доносить ца­рю через соответствующий приказ о состоянии его обо­ронительных сооружений, вооружений и составе гарни­зона; ревизоры, которые периодически посылались на места и составляли отчеты о результатах своих обсле­дований; правительственные учреждения, которые за­прашивали иногда данные о времени постройки горо­дов и их состоянии.

Первый по времени такой запрос был сделан в 1725 году. Сохранились донесения Пензенской и Шац­кой провинциальных канцелярий в Герольдмейстерскую контору правительственного сената. Но, к великому сожалению, ответы о времени построения городов на­шего края, хотя события были не так уж далеки, но­сили весьма неопределенный характер.

Так, о Керенске (теперь Вадинск) говорилось: «по­строен давно». О городе Верхнем Ломове сообщалось:

«...строен в то время как от Синбирска до Воронежа черта и вал сочинен, а в котором году о том в Верхнем Ламове известия не имеетца».

То же самое писалось и о Нижнем Ломове, который

«...построен воеводою Ми­хаилом Пустошкиным на гористом месте лет восемьдесят и больше, каким языком назван в Ламове, известия не имеетца» (5).

Что касается Пензы, то указывалась дата и первый

12

_________________________

воевода.

«Город Пенза построен в прошлом 174-м году по указу блаженные памяти великого государя царя и великого князя Алексея Михайловича... воеводою Ели­сеем Протасьевым сыном Лачиновым» (6).

Итак — 174 год. Многие дореволюционные краеведы, переводя на новое летосчисление, указывали дату осно­вания Пензы как 1666 год. А это не совсем точно. Нам еще не раз придется встречаться с необходимостью переводить годы старого летосчисления на новое. По­этому, видимо, есть необходимость объяснить эту не­хитрую механику, чтобы дальше к ней не возвращаться. Дело в том, что до 1700 года летосчисление велось от мифического «сотворения мира». 174 год — это 7174 год от сотворения мира. Что касается отсутствия первой цифры «7» в подлиннике документа, то это объясняет­ся просто: считалось ясным и понятным, что идет вось­мое тысячелетие. По библийской легенде Христос ро­дился в 5508 году. Эту цифру и отнимали от исходной и получали 1666 год от рождества Христова, по кото­рому многие государства мира ведут и сегодня лето­счисление. Но в нашем случае есть одна деталь, кото­рая не учитывалась краеведами. До того же 1700 года в России новый год наступал 1 сентября. А это, в свою очередь, означает, что события, которые проис­ходили с 1 сентября до 31 декабря, должны при пере­воде относиться к предыдущему году. Механически это делается просто: когда известен месяц, то с 1 января по 31 августа от цифры, указывающей на год «от со­творения мира», отнимается 5508, а все последующие даты до 31 декабря исчисляются путем вычитания циф­ры 5509.

Таким образом, не зная месяца, грамотно и научно год 174-й (или, точнее, 7174), следует переводить как 1665/1666.

К документам, связанным с Пензой, обращался один из просвещенных и образованных деятелей первой половины XVIII века И. К. Кирилов (1689-1737). Не­смотря на свое незнатное происхождение (из «священеческих детей»), он благодаря природному уму вышел на широкую арену общественной деятельности, зани­мал высокую должность обер-секретаря сената. На ос­нове сведений, имевшихся в этом правительственном учреждении, а также привлечения данных из архивов и даже летописных источников, Иван Кириллович под-

13

_________________________

готовил в 1727 году рукопись «Цветущее состояние Всероссийского государства». В ней дано наиболее пол­ное к тому времени историко-географическое и эконо­мико-статистическое описание страны. Подобное иссле­дование было проведено в России впервые. Однако ру­копись увидела свет только в 1831 году. Ее опублико­вал историк М. П. Погодин. ­­­­В книге приводятся све­дения о Пензе. На одной из страниц, в частности, ука­зывалось:

«Город... прежде был деревянной рубленой, построен по указу царя Алексея Михайловича в 7174-м году, но токмо от ветхости развалился, и после того построен острог...» (7).

Для нас это описание сейчас важно, как свидетель­ство того, какими сведениями располагали государст­венные учреждения России в начале XVIII века. При­чем указанная выше дата основания города не вызыва­ла особых сомнений ни в XVIII, ни в начале XIX века.

В 1805 году в Университетской типографии Москвы был отпечатан и вышел в свет «Географический сло­варь Российского государства, собранный Афанасием Щекатовым» — первое в истории России издание по­добного рода, в четвертой части которого содержится подробное описание города Пензы и Пензенской гу­бернии.

Что касается времени основания города, то названа та же дата, но первый воевода получил иное имя, и допущена ошибка при ссылке на приказ, по грамоте которого строился город:

«...заведен по указу государя царя и великого князя Алексея Михайловича и по гра­моте из Приказу Казанского дворца воеводою Алексе­ем Лачиновым в 1666 году» (8).

В «Описании Губернского города Пензы и округа онаго», составленном в 1806 году, указывался не толь­ко год, но и месяц его основания. В приводимом источ­нике говорилось:

«Оный город начало свое имеет в по­строении 7174 г. октября в 13 день по указу Царя и Великого князя Алексея Михайловича» (9).

Во второй половине XVIII века появились намеки, которые ставили под сомнение 1666 год, как год осно­вания города. Но о них исследователям и краеведам станет известно позже, когда они начнут работу в ар­хивах правительственных учреждений, прежде всего сената.

В 1764 году подполковник А. П. Свечин был послан

14

_________________________

сенатом «для осмотру и описи подчищенных сееных и пересаженных дубовых рощь и диких лесов в Казан­скую, Нижегородскую и Оренбургскую губернии». О его деятельности почти никаких данных не сохрани­лось. Однако можно без ошибки сказать, что он был человеком любознательным и не ограничивался фор­мальным отношением к исполнению служебных обязан­ностей. Там, где ему приходилось бывать, он проявлял большую заинтересованность в детальном изучении то­го или иного города, поселения, их местоположения, истории. К тому же он, видимо, обладал хорошей на­блюдательностью, являлся не только знающим военным специалистом, но и сочетал в себе дар исследователя и художника. Он оставил несколько видов тех городов, которые посетил во время исполнения поручения сената. При участии А. П. Свечина известный русский худож­ник и гравер М. И. Махаев, видимо, в 1767 году подго­товил рисунок для гравюры, передающий облик Пензы того времени (10).

В представленном сенату в апреле 1765 года описа­нии города А. П. Свечин о времени его основания сооб­щал нечто новое:

«Поселение сего города, — указывалось в документе, — состоит на высоком и косогористом ме­сте, которое продолжается вниз до реки Суры и Пен­зы... в 7172-м году по указу царя Алексея Михайлови­ча определен был воевода Елисей Протасьевич Лачинов, а в 7174-м году в ноябре сего ж города оным новопоселенным земли делил...» (11).

Нетрудно установить, что земли делились осенью 1665 года, а воевода в связи с отсутствием в документе указания на месяц был назначен в 1663-м или в 1664 году.

Извлеченное из архива в конце XIX века описание города Пензы (составлено А. П. Свечиным) поставило в затруднительное положение многих краеведов. Но сопоставление этого неопровержимого исторического источника с текстом «Строельной книги», проведенное ее первым издателем В. Л. Борисовым, привело его к выводу, что

«Свечин имел в своих руках... фактические данные» (12).

Сомнения и правомерности считать 1665 год — годом основания города Пензы появились тогда, когда за де­ло принялись не официальные учреждения, а исследователи и краеведы, увлеченные поисками. Однако тре-

15

_________________________

бовалось время и некоторые условия, необходимые для этого.

Одним из важнейших побудительных мотивов для более глубокого изучения истории возникновения города явилось восстановление в 1801 году Пензенской губер­нии. В связи с этим из года в год возрастал интерес к его прошлому, создавались моральные и материальные предпосылки для организации поисковой и исследова­тельской работы.

К числу таких предпосылок следует отнести появле­ние определенной категории людей, которые не только интересовались изучением истории родного края, но и имели также достаточное образование, средства и сво­бодное время, чтобы вести поиски. Иначе говоря, из среды представителей дворянства, чиновников государ­ственных учреждений, преподавателей, учебных заведе­ний, врачей губернской и уездной больниц, духовенства выделялась соответствующая прослойка любителей-энтузиастов, увлеченных идеей и располагавших усло­виями для занятий краеведением.

Материальными факторами в данном случае высту­пали появившиеся губернские органы управления, учеб­ные заведения со своим штатом педагогов, немного­численные больницы и т. п. Известно, что 29 января 1786 года Екатерина II издала указ «О сочинении пла­на Университетам и гимназиям в разных местах импе­рии заводимым». В нем говорилось:

«Мы почитаем иметь три университета, а именно: в Пскове, Чернигове и Пензе» (13).

Но ни в одном из перечисленных городов это распоряжение реализовано не было. И все же в этом году в Пензе появилось учебное заведение — глав­ное народное училище. Оно просуществовало 18 лет и в 1804 году было преобразовано в губернскую муж­скую гимназию. В ней преподавались российская сло­весность, чистая и смешанная математика, общая фи­зика, логика, естественная история, всеобщая геогра­фия и история, латинский, французский и немецкий языки, рисование и чистописание, а также музыка и другие дисциплины.

Требования к воспитанникам гимназии предъявля­лись высокие. В объявлении об ее открытии указыва­лось:

«Всякий родитель, записав своего сына в гимна­зию, не имеет уже права до окончания курса, продол­жающегося три года, взять его из оной. Также и не от-

16

_________________________

рывать от учения, дабы не только не потерять пользы детей, но и не навлечь несправедливого нарекания на самуя гимназию. Во время вакаций или в других ка­ких-нибудь важных обстоятельствах дети отпускаемы будут в дома их родителей; однакоже не иначе, как с позволения директора.

Учебные книги и другие пособия всякой ученик обя­зан иметь собственные...» (14).

Первым директором гимназии был С. Н. Захарьин, которого сменил А. Н. Бекетов. Позже это учебное за­ведение возглавлял известный писатель-романист И. И. Лажечников. Среди первых преподавателей выде­лялся старший учитель В. М. Перевощиков, ставший впоследствии академиком, разносторонним ученым. Он читал курс лекций по истории, статистике, географии и русской словесности в Казанском и Дерптском универ­ситетах.

В 1800 году была открыта Пензенская духовная семинария. Конечно, она выполняла узкие социальные задачи, готовя служителей культа. Но судя по тому, что из числа ее воспитанников вышли известный рус­ский историк В. О. Ключевский, отец революционера-демократа Н. Г. Чернышевского — Г. И. Чернышевский и другие, она, несомненно, оказывала воздействие на развитие общей культуры губернии.

Важную роль в формировании интеллигенции горо­да играл дворянский институт, открытый 1 января 1844 года. Преподавателями здесь работали видные деятели народного просвещения И. Н. Ульянов, В. И. За­харов, В. И. Логинов, В. А. Ауновский, В. X. Хохряков.

В 1802 году в губернии создается врачебная упра­ва. Возглавил ее доктор Европиус. Должность операто­ра занял штаб-лекарь Петерсон, а акушера — Бухмен. В 1816 году возникла первая в городе больница на 15 коек, переведенная через 30 лет в каменное здание и получившая ранг губернской больницы. В 1863 году было организовано научно-медицинское общество.

Примечательным событием в жизни города и губер­нии стало создание печатных органов. Это явилось дру­гой, весьма значительной предпосылкой для стимулиро­вания исследовательской работы. Любители краеведе­ния получили возможность публиковать свои поиски и находки по, истории родного края на страницах этих изданий.

17

_________________________

7 января 1839 года читатели получили первый номер газеты «Пензенские губернские ведомости», а с 1854 года начал выходить ежегодник «Справочная книга Пензенской губернии». Иногда он издавался под дру­гим названием — «Памятная книжка», или «Адрес-ка­лендарь». По это не меняло существа дела. На страни­цах ежегодника почти всегда печатались наиболее ин­тересные материалы, которые способствовали постоян­ному обогащению знаний по краеведению.

8   1866 году начали выходить «Пензенские епархи­альные ведомости», в неофициальной части которых публиковались заметки об истории городов и сел, монастырей и церквей губернии. Этому изданию мы «обя­заны» рождением версии о Черкасском остроге, до сих пор составляющей загадку нашего краеведения.

Так, начало и особенно середина прошлого столетия в нашем краеведении отмечены возникновением ряда версий не только о времени основания города, но и предшествовавших ему поселений. Вокруг подобных понятий и в наше время периодически вспыхивают го­рячие дискуссии, ведутся перепалки, в которых нередко противоборствующие стороны, зная предмет спора, за­бывают или не находят нужным задать себе простой вопрос: а кто и во имя чего, собственно, выдвинул ту или иную версию, как она вообще возникла?

Ярким примером в этом отношении может служить одна из интерпретаций, которая принадлежит перу из­вестного мемуариста Ф. Ф. Вигеля (1786-1856). Видимо, в канцелярии своего отца — первого пензенского губернатора Ф. Л. Вигеля — он услышал, а потом и об­народовал в своих «Записках» версию о том, что на месте Пензы до ее основания существовала слобода совершенно с иным названием.

«Записки» Ф. Ф. Вигеля первоначально в 1864-1865 годах публиковались в журнале «Русский вестник», а вскоре были изданы отдельным изданием в трех томах. До сих пор они широко используются многими литера­туроведами и другими исследователям при освещении исторических, культурных событий, протекавших в пер­вой трети XIX века. И это вполне естественно. Ф. Ф. Вигель занимал высокие должности, поддерживал друже­ские отношения с А. С. Пушкиным, В. А. Жуковским, П. А. Вяземским, М. Н. Загоскиным и другими деяте­лями русской литературы. В письме от 12 октября

18

_________________________

1823 года А. С. Пушкин писал Ф. Ф. Вигелю, который находился в Молдавии и здесь вскоре стал вице-губер­натором:

«...любезный Филипп Филиппович, — вы скуча­ете в вертепе, где скучал я три года. Желаю вас рас­сеять хоть на минуту — и сообщаю вам сведения, ко­торых вы требовали от меня...».

Великий поэт виделся с Вигелем за месяц с небольшим до своей гибели. В письме В. Ф. Одоевскому от 24 декабря 1836 года он свидетельствовал:

«Вигель мне сказал, что он Вам до­ставил критику статьи Булгарина. Если Она у Вас, пришлите мне ее» (15).

Однако современники отмечали, что Вигель был раз­дражителен, субъективен, нередко допускал предвзя­тость в оценке тех или иных событий. О времени осно­вания нашего города он писал:

«На берегу речки Пен­зы, близ втока ея в Суру, стояло самое большое из новых поселений. По негостеприимному, неуживчивому, бранчливому нраву его жителей, обрусевших Татар, или отатарившихся Русских, дано ему было название Облай-слобода. В 1666 году... царю Алексею Михайло­вичу угодно было возвести его в звание города и дать ему другое имя по реке, на которой оно было построе­но» (16).

Исследуя эту версию, видный краевед В. X. Хохря­ков отмечал, что в документах такого названия не встречал, но слышал от одного из пензенских старожи­лов, что в давние времена

«г. Пензу называли Облай, потому что жители ея облают всякого».

Следует откровенно признать, что и я в свое время, о чем теперь искренне сожалею, выстраивая версию о заселении Старых Черкасс выходцами с Северного Кав­каза, как-то подновил ее. Мне задалось найти созвучное названию слово в карачаевском языке, сделать на эту тему соответствующую публикацию и тем самым спо­собствовать возрождению мнения Ф. Ф. Вигеля, кото­рое не только не имеет никакой документальной основы, но и звучит оскорбительно по отношению к первопосе­ленцам города.

Конечно, как говорит пословица:

«Что город, то но­ров, что деревня, то обычай».

И чтобы по достоинству оценить характерные качества жителей Пензы, следова­ло бы обратиться не к легендам и всевозможным «слу­хам», а к наиболее достоверным источникам. До наших дней их сохранилось немало. Опираясь на документы

19

_________________________

далекого прошлого, на отзывы как отечественных, так и иноземных путешественников, посещавших город в XVII-XIX веках, можно сделать вывод о том, что его жители отличались гостеприимством, добросовестностью, любознательностью, доброжелательностью.

Для подтверждения высказанной мысли можно, в частности, сослаться на отзыв известного русского госу­дарственного деятеля, человека весьма образованного, М. М. Сперанского (1772-1839). Он являлся сыном сельского священника из Владимирской губернии. Окон­чил Петербургскую духовную академию и был остав­лен здесь преподавателем. Обладая выдающимися спо­собностями, Михаил Михайлович в 1797 году был при­нят секретарем в канцелярию генерал-прокурора сена­та и быстро выдвинулся. Занимая пост директора де­партамента министерства внутренних дел, участвовал в выработке законов Российской империи и с 1808 года стал ближайшим доверенным лицом царя Александра I, проводил большую реформаторскую деятельность. Не­други и завистники называли его выскочкой, «поповичем», писали на него доносы, обвиняли в измене. Осо­бенно перепугал «власть имущих» и крепостников-помещиков его проект конституционного ограничения мо­нархии. В результате Сперанский попадает в немилость, в марте 1812 года отстраняется от государственной службы и ссылается сначала в Нижний Новгород, по­том в Пермь, где, как свидетельствует очевидец,

«он нуждался в насущном хлебе и должен был заклады­вать царские подарки и пожалованные ему ордена, что­бы добывать небольшие суммы денег».

В 1816 году Александр I «сжалился» и назначил Сперанского пен­зенским губернатором. Здесь он находился до 1819 года, когда последовало новое определение — генерал-губер­натором в Сибирь.

Свои мнения о Пензе Михаил Михайлович изложил не в официальных документах, а в дружеской перепис­ке с братом бабушки М. Ю. Лермонтова — А. А. Столы­пиным. Сперанский считал, что

«наш город не сделан для показу, но для жилья».

Более того, крупный госу­дарственный деятель, знавший город на Суре в самих противоречивых проявлениях, писал:

«Я ничего не же­лаю как провести и кончить остаток дней моих в Пен­зе» (17).

Но самым верным ценителем достоинств и недо-

20

_________________________

статков жителей городов является сам народ, который складывал передававшиеся из поколения в поколение всякого рода присказки. В них тонко подмечались наиболее характерные типические особенности, присущие обитателям губерний Российского государства. Этих прибауток, присказок, поговорок масса в сборнике В. Даля «Пословицы русского народа», являющимся сокровищницей народной мудрости. Что касается «пензенцев»(заметьте — не пензяков, как мы сами себя иногда называем), то они «толстопятые», а характер у них видимо, любознательный, ибо, по опубликованной к сборнике присказке:

«В Москве свою ворону узнали».

В 40-е годы XIX века появились первые намеки, а в 60-е получила окончательное оформление версия о том, что задолго до основания крепости у впадения реки Пензы в Суру существовал Черкасский острог. Он во­шел якобы при строительстве города в его состав в ви­де слободы.

Приходится лишь поражаться интуиции и очень тон­кому восприятию фактов, которыми обладают умудрен­ные опытом исторических изысканий и исследований компетентные в своей области ученые.

Увлеченный поиском доводов, подтверждающих, как мне тогда казалось, правильность и обоснованность предположения, что Черкасскую слободу основали еще при Иване Грозном кабардинские «черкасы» (так их называли в документах той эпохи), я мало заботился о кропотливом изучении первоисточников, на которых в свое время возникла версия о Черкасском остроге. На­печатанную в «Пензенской правде» статью послал про­фессору Е. Н. Кушевой, которая хорошо знает историю взаимоотношений России и народов Северного Кавказа на рубеже второй половины XVI — 30-е годы XVII ве­ков.

Разбирая публикацию, в которой была приведена, без ссылки на источник, легенда о пленении и креще­нии в 1552 году на месте будущей Пензы семей кубанских татар и строительстве Воскресенской церкви, Е. Н. Кушева сделала довольно любопытное замечание, заставившее серьезно задуматься и тщательно рассмот­реть все источники.

В хранящемся у меня письме, которое цитирую с ее доброго согласия, она свидетельствовала:

«Эта ле­генда не производит на меня впечатление народной,

21

_________________________

скорее — сложившейся — и не рано — в церковной сре­де. Желательна консультация специалистов по фольк­лору, с тем чтобы узнать их мнение о среде, в которой такая легенда могла возникнуть, и о времени возникно­вения легенды».

«Консультации специалистов по фольклору» не по­требовались. Екатерина Николаевна, задав вопрос, са­ма же, как это показало дальнейшее изучение материа­ла о легенде, на него и ответила. Причем материал о возникновении подобной версии лежал, как говорят, под рукой, но до сих пор не иcпользовался нашими краеведами. Внимательное изучение местных периодических изданий прошлого века позволило выявить ряд публикаций, которые в значительной мере помогли .ра­зобраться в этой проблеме.

Представители духовенства, не столько заботясь об исследовании истории края, сколько о своих практиче­ских делах, долго и настойчиво шли к совершенно яс­ной цели — доказать, что икона Спасителя в Воскресен­ской церкви бывшей Черкасской слободы, «чтимая» в Пензе и отнесенная к чудотворным, древнего происхож­дения.

Протоиерей Ф. П. Островидов в «Пензенских епар­хиальных ведомостях» (№ 1, 2 и 3) за 1866 год опуб­ликовал статью «О началах распространения христиан­ства в пределах Пензенской епархии». Для убедитель­ности, ссылаясь на «Строельную (или, как он писал, «построенную») книгу города Пензы», автор утверждал, что

«д о   п о с е л е н и я   г о р о д а   Пензы,   н а   л е в о м   б е р е г у   С у р ы, при впадении в оную реки Пензы, б ы л   о д и н   только   о с т р о г, составлявший небольшую слободу, населенную служилыми людьми — чер­касами. В слободе сей была сначала одна только маленькая церковь Воскресенская, а потом другая Архангельская, обе деревянные с тако­выми же колокольнями. При сих церквах были два священника Лука Степанов и Гавриил Иванов...».

И делал вывод:

«...из сего, видно, что   ц е р к о в ь   В о с ­к р е с е н с к а я,   б ы в ш а я в о с т р о г е,   м н о г о   д р е в н е е   с а м о г о   г о р о д а   П е н з ы».

Ф. П. Островидов откровенно признавал, что

«кем и в каком именно году построена первая Воскресенская церковь, никаких фактов ни в церковном, ни в другом архиве не отыскано».

Вместе с тем он без обиняков воз-

22

_________________________

ведение ее относил

«или к царствованию Грозного, по­строившего полевые укрепления, или последовавшему времени...»

Все эти рассуждения нужны были для того, чтобы утвердить мнение о том, что

«древняя икона Христа Спасителя в нынешней Воскресенской церкви... есть остаток древних икон, присланных от царя в ту церковь...».

В 1870 году протоиерей И. П. Бурлуцкий опублико­вал в «Пензенских епархиальных ведомостях», а затем издал отделынй брошюрой, один из экземпляров кото­рой с авторской дарственной надписью хранится в Государственной Публичной исторической библиотеке Москвы, «Предание об иконах, в городе Пензе чти­мых...».

Описывая икону Христа Спасителя, находящуюся в Черкасской Воскресенской церкви, автор оговаривался, что «записей... никаких не имеется», и относил появление ее в Пензе к 1552-му или 1553 годам. На чем же в таком случае основывался автор публикации, какими источ­никами располагал? Он ссылался на рукопись одного из старожилов города, которая была составлена им по сведениям, полученным от своего деда.

Опираясь на этот «документ», И. П. Бурлуцкий из­ложил предание о том, что

«Царь Иван Васильевич IV, идя под Казань, на том, прежде пустынном месте, где ныне существует город Пенза, нашел пикет Кубанских татар, с женами и детьми, которые в числе 30 человек были пойманы, обнадежены в милости царя, крещены и поселены здесь ясаком».

После взятия Казани Иван IV возвратился в Москву иным путем, но якобы

«часть войск, бывших с ним, прислал для поселения и обра­зования пограничной с Кубанскими татарами стражи...».

Далее в приводимой легенде говорилось, что

«новые поселенцы нового края срубленую прежде церковь в один день сложили, снабдили утварью, принесенную с ними, освятили через пришедших с ними же священни­ков и поставили в ней принесенную икону Спаса» (18).

Попытка автора подтвердить свою точку зрения и «вероятность правдивости предания» ссылками на путь следования отряда князя Курбского в 1552 году, осно­вание Мокшана, относимого Н. М. Карамзиным к 1536 году, и даже «строенную книгу» 1666 года, географический словарь Щекатова, выглядит не очень убе­дительно. Но об этом разговор пойдет в свое время.

23

_________________________

Сейчас же важно заметить и понять, на какой основе и когда родилась и заняла довольно устойчивое поло­жение в нашем краеведении версия о том, что еще при Иване Грозном на месте, рядом с которым возник город Пенза, был основан Черкасский острог.

II

Нельзя, естественно, все дореволюционное краеведе­ние сводить к появлению приведенных выше версий. Не об этом шла речь. Что касается исследований далекого прошлого, то в них принимали деятельное и плодотворное участие истинные энтузиасты-любители старины. Они ставили перед собой цель найти наиболее достоверные сведения о времени основания города, который стал административным центром губернии, понять и в деталях уточнить процесс освоения земель, прилегающих к горо­ду, время появления первых поселений, определить ха­рактер и особенности административного управления, порядок несения сторожевой службы и т. д.

Среди многих работ дореволюционных краеведов выделяются исследования Н. В. Прозина, Г. И. Мешко­ва, Г. П. Петереона, А. Ф. Селиванова, А. П. Артемьева, Ф. Ф. Чекалина и других. Все они, как правило, строили свои поиски на документальной основе, стреми­лись в меру имевшихся возможностей подтверждать их источниками, которые не вызывали каких-либо сомне­ний.

Большим событием для нашего краеведения явилось отыскание Г. И. Мешковым, а затем издание в 1898 го­ду В. Л. Борисовым «Строельной книги города Пензы». Даже сейчас, по достоинству оценивая этот документ, с благодарностью относишься к тем людям, которые помогли сберечь его для потомков. На самом деле, ес­ли бы мы -не имели под руками указанное издание, то едва ли смогли бы с такой достоверностью говорить о многих событиях, связанных с жизнью первопоселенцев.

Георгий Иванович Мешков родился в Пензе в 1810 году и прожил здесь до того, как уехать в Казань, поч­ти 60 лет. Он наследовал интерес к истории края от отца своего И. И. Мешкова (1767—1832), «Записки» которого содержат немало интересных сведений о жиз­ни города в начале XIX века и были опубликованы в № 6 журнала «Русский архив» за 1905 год. Его сын

24

_________________________

стал чиновником средней руки, имел собственный дом на нынешней улице Богданова и хорошую библиотеку. Он с ранних лет пристрастился к собиранию сведений об истории города. Г. И. Мешков оставил в рукописи, хранящейся в фондах областного краеведческого му­зея, книгу «Записки о городе Пензе», в основе которой лежат не столько документы, сколько личные наблюде­ния и записи ее автора, ему мы обязаны открытием «Строельной книги города Пензы».

Немаловажную роль в изучении родного края сыграла Пензенская губернская ученая архивная комиссия, открытие которой состоялось 9 сентября 1901 года — в 100-летнюю годовщину восстановления Пензенской гу­бернии. Председателем комиссии стал В. X. Хохряков — один из энтузиастов нашего краеведения.

Владимир Харлампиевич Хохряков (1828-1916) после окончания в 1851 году Казанского университета со степенью кандидата недолгое время преподавал в Нижегородской гимназии. Спустя три года он был переведен на должность старшего учителя русской словесности и истории в Пензенский дворянский институт, где работал вместе с И. Н. Ульяновым (19).

Один из воспитанников дворянского института П. Ф. Филатов так отзывался о своем учителе:

«Нельзя забывать выдающегося развитого человека В. X. Хохря­кова, преподававшего нам историю. Этот учитель по­разил меня своим методом преподавания, и предмет, ненавистный мне прежде, стал моим любимым» (20).

В те годы он много внимания уделял изучению на­следия М. Ю. Лермонтова. Владимир Харлампиевич стал практически первым собирателем сведений, каса­ющихся жизни и творчества поэта. В частности, истин­ному почитателю своего гениального земляка удалось найти, сохранить в оригинале или в виде извлечений некоторые письма как самого Михаила Юрьевича, так и адресованные ему, снять копии с ряда его стихотво­рений и других произведений, находившихся у С. А. Раевского и П. П. Шан-Гирея, записать их рассказы. В итоге у В. X. Хохрякова образовалась большая коллек­ция неоценимых источников. Их основная часть в на­стоящее время хранится в Государственной библиотеке имени М. Е. Салтыкова-Щедрина в Ленинграде, а его объемистая тетрадь, озаглавленная «Материалы для биографии М. Ю. Лермонтова», находится в Институте

25

_________________________

русской литературы (Пушкинский дом) АН СССР. К этим источникам до сих пор обращаются литературове­ды, историки, ибо многие подлинники когда-то затерялись, и теперь копии, снятые В. X. Хохряковым с ав­тографов, являются важными исходными данными для исследователей жизни и творчества Михаила Юрьевича.

Владимир Харлампиевич многое сделал на ниве раз­вития просвещения в Пензенской губернии. Он работал инспектором народных училищ, директором основанной по его инициативе в 1874 году учительской семинарии, с которой пришлось расстаться в период реакции, после­довавшей за убийством в 1881 году Александра II. В. X. Хохрякова обвинили в либерализме по отношению к слушателям за то, что в своих лекциях, беседах с симпатией отзывался о передовых представителях рус­ской литературы и истории.

Оставаясь, по словам представителей общественно­сти города, «патриархом наших учителей», В. X. Хохря­ков всю страсть своего сердца, пытливость ума и та­лант исследователя посвятил собиранию и изучению материалов по истории родного края, и главным обра­зом Пензы. Он был редактором многих «адресов-кален­дарей» и «памятных книг» Пензенской губернии. Во втором выпуске «Сборника Пензенского губернского статистического комитета», вышедшем в 1894 году, опубликовал «Материалы по истории города Пензы», представляющие собой первую в нашем краеведении попытку собрать воедино имевшиеся документы и под­вергнуть тщательному анализу высказанные к тому вре­мени различные, часто противоречивые, точки зрения о времени основания города.

В «Юбилейном сборнике», посвященном 100-летию восстановления Пензенской губернии, изданном в 1901 году, В. X. Хохряков опубликовал статью «Открытие, упразднение и восстановление Пензенской губернии».

Возглавив губернскую ученую архивную комиссию, председателем которой оставался до 1911 года, а по­четным председателем до последних дней своей жизни, Владимир Харлампиевич продолжил работу по органи­зации краеведения. Вместе с другими энтузиастами этого дела он приложил немало сил, чтобы открыть в Пензе историко-археологический музей, в фонды кото­рого передал многие документы, хранившиеся в его библиотеке.

26

_________________________

Одновременно В. X. Хохряков не прекращал научные и поисковые исследования, занимался систематизацией источниковедческой базы. Три книги «Трудов ученой архивной комиссии», изданные в 1903-1906 годах, в основе своей содержат статьи, написанные ее предсе­дателем. Скончался В. X. Хохряков 29 апреля 1916 го­да на 88-м году жизни и похоронен на Митрофаньевском кладбище Пензы.

Отлично владея опубликованным к тому времени материалом, имея в своем распоряжении множество до­кументов, обнаруженных в архивах и личных собрани­ях, В. X. Хохряков уточнял детали, кропотливо сверял по первоисточникам все, что писалось об основании го­рода Пензы. Он не позволял себе ни одного отступления от исторической истины, отбрасывая самые заманчивые предположения, если они не подтверждались убедитель­ными, достоверными фактами.

Подводя итог своим исследованиям, Владимир Хар­лампиевич полагал, что

в «северо-восточной части мест­ности, занимаемой теперь г. Пензой, было до 1666 г., до населения местности на горе, — поселение на р. Су­ре, называемое в переписных книгах 1677 г. Черкасским городом, которое в 1666 г. вошло в состав г. Пензы».

Что касается времени основания Пензы, В. X. Хохряков писал:

«Остается недостаточно доказанным, что «воево­да Лачинов построил деревянную крепость и деревян­ный же Спасский собор» на горе. Мнение об основании города (укрепления) Пензы в местности на горе ранее 1666 г. не подтверждается» (21).

Крупным исследователем истории пензенского края был профессор А. Л. Хвощев (1872—1934).

Вся изыскательская часть его деятельности прихо­дится на дореволюционные годы. В то время, закончив историческое отделение Московской духовной академии, он преподавал историю в Пензенской духовной семина­рии, 3-й женской гимназии и учительском институте. Одновременно Алексей Лукич сотрудничал с В. X. Хо­хряковым в губернской ученой архивной комиссии, яв­ляясь ее ученым секретарем. Публиковать же результа­ты своих исследований А. Л. Хвощев начал в первые годы Советской власти. В тот период он читал курс истории в Пензенском институте народного образования, вел уроки во 2-й и 14-й трудовых школах города, по совместительству, как уполномоченный Главархива, с

27

_________________________

февраля 1919-го по январь 1921 года заведовал губерн­ским управлением архивных дел.

Ему, как одному из наиболее сведущих людей в этом деле, пришлось проявить незаурядные организаторские способности, чтобы собрать воедино, сохранить самое ценное Достояние истории — документальные памятни­ки. Ведь без них невозможно сколько-нибудь серьезно заниматься научным исследованием, глубоко знать, го­воря несколько возвышенным слогом, родословную свое­го края. Наряду с преподавательской и административ­ной деятельностью Алексей Лукич обрабатывал свои рукописи, готовил их для издания.

А. Л. Хвощев высказал свою точку зрения о времени основания и строительства города Пензы.

Он считал, что

«год основания Пензы неизвестен... известно лишь, что крепость строилась в 1663-1664 гг., и посад и слободы заселены с 1664 до 1666 гг... Воз­можно, что большая крепость стала строиться и ранее 1663 г.».

По его мнению,

«постройка крепости, как значитель­ной, поручена была иноземцам, под руководством Оси­па Ивановича Зумеровского... который получил за труды по построению крепости в 1663-1664 гг. немного более 300 рублей» (22).

 

III

За годы Советской власти выросло новое поколение краеведов, вооруженных марксистско-ленинской мето­дологией. Для них история родного края стала не только и не столько предметом любопытства, сколько источником для коренного преобразования жизни на новых, социалистических началах, воспитания у совет­ских людей высоких чувств патриота Родины.

Краеведы пристально исследовали все, что было свя­зано с освободительным движением народных масс под водительством Степана Разина и Емельяна Пугачева, с декабристами-пензенцами, народниками, с созданием первых марксистских кружков, революционными вы­ступлениями 1905 года, установлением Советской вла­сти в губернии, отдельных ее уездах. Уделялось внима­ние и далекому прошлому.

Конечно, многие из работ 20-х годов, связанных с изучением истории края, являлись прямым продолже-

28

_________________________

нием исследований, начатых еще в дореволюционные годы. Однако их отличал уже иной подход к освеще­нию тех или иных событий. Авторы учитывали изменившийся идейно-политический характер восприятия прошлого, вызванный коренными преобразованиями об­щественного строя, порожденными победой Великой Октябрьской социалистической революции и упрочени­ем Советской власти.

Если исследования того же А. Л. Хвощева «Очерки по истории Пензенского края», вышедшие в 1922 году, не содержали в себе и намека на изменения, о которых говорилось выше, то в его довольно аргументированной статье, опубликованной в книге «Вся Пенза» (Самара, 1925), ставшей теперь библиографической редкостью, исследуются причины возникновения крестьянских войн под руководством С. Разина и Е. Пугачева, приводятся интересные материалы о развитии торговли, появлении первых промышленных заведений, обращается внимание на обострившиеся до крайности противоречия в услови­ях феодально-крепостнической действительности между дворянами и основной крестьянской массой, населявшей губернию.

А. Л. Хвощев делает, правда, не очень убедительную попытку определить исторические рамки развития го­рода, выделив три периода:

1) военный (от основания до 1785 г.),

2) дворянский (1785-1861 гг.) и

3) буржу­азный (1861-1917 гг.).

После революции вышли девять выпусков «Трудов Пензенского общества любителей естествознания в краеведения» (последний в 1928 году), в котором опуб­ликованы статьи Н. И. Спрыгиной, А. Н. Гвоздева, А. А. Спицына, Б. Н. Гвоздева, посвященные краеве­дению.

В 1928 году издана интересная книга М. А. Лебеде­ва «Краткие сведения из истории Пензенского края».

Выход в свет многих работ, посвященных изучению природы, истории и культуры губернии, способствовал значительному оживлению краеведческой работы. Еще в период Гражданской войны 24 апреля 1919 года в си­стеме народного образования был организован подотдел музеев, охраны памятников искусств и старины. 1 ап­реля 1924 года бюро губкома РКП (б) утвердило специальную комиссию по выявлению исторических памят­ников. В феврале 1926 года заведующий историческим

29

_________________________

отделом Пензенского краеведческого музея Б. Н. Гвоз­дев в своем докладе на губернской конференции по изучению производительных сил края говорил:

«В на­стоящее время приходится все чаще и чаще отмечать неуклонное нарастание интересов к историческому про­шлому вообще и к истории местного края в особенно­сти. Как протекала жизнь своего родного края, родно­го уезда, города, волости, даже села — вот вопросы, ко­торые очень волнуют каждого из нас, когда мы стара­емся уяснить уровень нашего хозяйственно-культурного развития и пытаемся найти пути к поднятию своего хозяйства...» (23).

О широте краеведческой работы могут свидетельст­вовать такие данные. К концу 1927 года в губернии имелось девять краеведческих обществ, в том числе три уездных и шесть волостных, которые организовали де­сять музеев. Причем их деятельность все более ориентировалась на тесную связь с современностью. Так, еще в середине 1925 года по решению губернской пла­новой комиссии в Пензенском краеведческом музее был открыт с целью освещения экономики и промышленно­сти губернии соответствующий отдел, где стали экспо­нировать продукцию, выпускаемую местными заводами и фабриками. В последующие годы, когда решались сложные задачи индустриализации страны и коллекти­визации сельского хозяйства, связь с современностью постоянно углублялась. И вполне естественно, истори­чески оправдано, что интерес к делам давно минувших лет снизился. К тому же в 1928 году в связи с адми­нистративными преобразованиями Пенза утратила ранг губернского центра.

Только в феврале 1939 года была снова образована Пензенская область. В помощь пропагандистам и аги­таторам издается книга «Пензенская область». Она со­держала в себе наиболее полные сведения о нашем крае, составленные при участии замечательного знатока его истории профессора А. Е. Любимова.

Александр Евграфович Любимов (1878-1945) — крупный ученый и педагог — родился в Пензе в семье учителя. Закончив в 1901 году духовную семинарию, поступил на факультет восточных языков Петербург­ского университета. В совершенстве изучив китайские и монгольские источники, он еще студентом написал ра­боту по истории Монголии. Она получила высокую

30

_________________________

оценку и послужила основанием для оставления его после окончания университета в 1905 году на кафедре истории Востока.

Два года он провел в Китае, где основательно под­готовился к чтению университетского курса лекций по истории Востока и о русско-китайских отношениях в XVII веке. В 1910 году А. Е. Любимов стал доцентом, а в 1918 году получил звание профессора.

В 1919 году Александр Евграфович вернулся на родную землю. Здесь он с блеском и глубоким знанием, читал лекции по истории Древнего Востока в Институ­те народного образования и одновременно заведовал Пензенским архивным бюро. В это же время он начал вести большую и новую для него работу по изучению истории края. Широкая эрудиция, высокая культура организации научного поиска, умение кропотливо и скрупулезно работать с источниками, используя их для обобщений и выводов, позволяют ему уже в первые годы пребывания в Пензе подготовить и издать ряд ра­бот, внешне далеких от его непосредственной специаль­ности, но обогащающих наши знания о крае: «Алфавит­ные списки населенных мест Пензенской губернии» (1924), «Исторический обзор административно-террито­риального устройства Пензенского края» (1925), «Мор­довское население Пензенской губернии» (1927) (24).

Материал, накопленный в процессе этих исследова­ний, лег в основу его статьи, которая вошла в указан­ный выше сборник «Пензенская область». Она отвечала самым высоким требованиям современной методологии и служила примером в освещении событий прошлого для других краеведов.

Автор, хорошо зная работы своих предшественников и используя новые, открытые им документы, глубоко проанализировал историю края на большом отрезке времени. Исходя из этого, А. Е. Любимов пришел к вы­воду:

«Постройка крепости была произведена под ру­ководством иноземца О. И. Зумеровского... в 1663-1664 гг.» (25).

Заметим, кстати, что ни один из крупных ученых-краеведов не поддержал версию, выдвинутую предста­вителями духовенства в 60-е годы XIX века о возник­новении при Иване IV в 1552-1553 годах как предше­ственника города Пензы Черкасского острога. В. Х. Хо­хряков ограничился неопределенной фразой:

«было до

31

_________________________

1666 г. ...поселение на р. Суре», А. Л. Хвощев уточнил — «возник после 1648 года»,

а А. Е. Любимов не сказал о нем ни слова, хотя был отлично осведомлен о существо­вании такой версии. Чем и как объяснить его позицию, теперь сказать трудно, но сам факт интересен и приме­чателен.

В послевоенные годы немало внимания исследованию далекого прошлого нашего края посвятили краеведы И. Д. Воронин, М. Р. Полесских, В. И. Лебедев, Е. Г.Са­мойлов, Г. В. Еремин, В. С. Годин и многие другие.

Большую работу вел краевед Сергей Павлович Пет­ров (1896-1971), издавший ряд книг: «Пенза» (1955), «Пугачев в Пензенском крае» (1956), «Памятные места Пензенской области» (1958), «Памятные места Пензы» (1963).

Однако внимательное изучение содержания написан­ных им книг о Пензе вызывает противоречивое впечат­ление. С одной стороны, нельзя не признать, что авто­ром проделана большая, заслуживающая всяческого одобрения работа по развитию краеведения, проявле­нию интереса к истории города, популяризации знаний о его возникновении, развитии и превращении в круп­ный индустриальный и культурный центр нашей Роди­ны. Написанные доходчивым языком, содержащие не­мало полезных сведений, книги С. П. Петрова долгое время служили одним из источников, из которого полу­чали знания о нашем крае самые широкие слои трудя­щихся, интеллигенции, учащейся и студенческой моло­дежи. С другой стороны, если мы нередко ставили и ставим в вину краеведам прошлого увлечение фактами в ущерб глубокому анализу сложных социально-эконо­мических процессов, характеризующих наиболее важ­ные этапы развития города, то многие исследования С. П. Петрова, наоборот, грешат поразительным, порой трудно объяснимым пренебрежением к, казалось бы, неоспоримым документальным сведениям. Он часто пы­тался выстраивать ту или иную концепцию на основе субъективных представлений, не утруждаясь при этом заботой об их правдоподобности, полагаясь, скорее все­го, на непререкаемость авторитета. Это, в частности, ярко выразилось в выдвинутой в книгах «Пенза» и «Па­мятные места Пензы» версии о возникновении города Пензы, получившей наиболее полное оформление в статье «Как возник наш город», опубликованной 14 ию-

32

_________________________

ля 1963 года в «Пензенской правде», накануне празд­нования 300-летия города.

Зная исследования краеведов, располагая в отличие от своих предшественников сведениями о новых доку­ментах, извлеченных из Центрального государственного архива древних актов, С. П. Петров предлагает свой вариант становления и развития города.

В статье утверждается, что после взятия Казани

«...в октябре 1552 года Иван Грозный направил на ме­сто, где расположена ныне Пенза, одного из своих наи­более отличившихся в боях военачальника Ишея с от­рядом для охраны юго-восточных рубежей государства... Ишей в конце 1552 года осел в очень удобном для обо­роны месте при впадении реки Пензы в Суру».

Дается описание этого поселения:

«В 50-х годах XVI века не­большой острожек, построенный у слияния Суры и Пен­зы, насчитывал не более ста-ста пятидесяти человек. Он был обнесен оградой из тына, заостренного сверху».

Далее,

«спустя несколько десятилетий, — как считал С. П. Петров, — на рубеже XVI-XVII вв. острожек пре­вратился в крепость. Она расположилась в отдалении от впадения реки Пензы в Суру, в месте, удобном для отражения дерзких набегов крымских кочевников — на крутом и высоком берегу реки».

Отсюда начинается основание нового города.

«Пен­за-крепость постепенно превращалась в город-крепость и с 1635 года фактически является городом, т. е. не только оборонительным центром, но одновременно и центром торгово-экономических отношений большой ок­рестности».

Однако

«в полном смысле слова админист­ративным центром Пенза стала позже, с момента приез­да в «город на Пензе» первого царского воеводы Е. П. Лачинова. Незадолго до его приезда в «город на Пензе» был послан иноземец О. И. Зумеровский для строительных работ. Это было в 1663 году».

С. П. Петров писал, что факт основания Пензы Ишеем в 1552 году он строит на предании, «напечатан­ном во многих книгах», однако не сделал ссылки ни на одну из них. И не случайно. Скажем откровенно: таких преданий нет и не было, краеведам неизвестна ни одна книга, в которой содержалось бы подобное утвержде­ние. Более того, буквально нет ни одного документа, который прямо или хотя бы косвенно подтверждал эта­пы развития города, намеченные С. П. Петровым,

33

_________________________

Перед появлением статьи С. П. Петрова в. газете был опубликован полный текст грамоты, в которой со­держались сведения, что с 18 октября 1663 года обращавшиеся к царю священники «служат... в новом горо­де Пензе». Она рушит концепцию, но промолчать о ней, сделать вид, что автор не знаком с ней, вроде бы не­прилично. Как быть? С. П. Петров находит своеобраз­ный выход, сообщая читателю газеты:

«Недавно на­чальнику Центрального государственного архива древ­них актов В. Шумилову удалось обнаружить грамоту от 18 октября (ст. ст.) 1663 года, свидетельствующую о том, что в этом году «город на П е н з е» су­ществовал» (разрядка моя. — Г. М.).

Ни больше ни мень­ше, как говорится: и волки сыты, и овцы целы.

Но самое, пожалуй, удивительное заключается в том, что этой статьей газета открывала рубрику — «Пензе 300 лет». Если, по утверждению С. П. Петрова, кото­рое цитировалось выше, Пенза «с 1635 года фактически является городом» и выступает не только оборонитель­ным центром, но и «центром торгово-экономических отношений большой окрестности», то невольно после такой статьи возникает вопрос: о каком юбилее, о ка­ком 300-летии города можно было вести речь в 1963 году?

Трудно теперь определить, чем руководствовалась в то время редколлегия газеты, публикуя в таком виде статью. Но факт остается фактом. В ее содержании были заложены семена, которые проросли и дали не­ожиданные всходы.

В 1973 году Пензенский институт усовершенствова­ния учителей издал «Очерки истории Пензенского края» (с древнейших времен до конца XIX века), написанные коллективом авторов, среди которых научные работни­ки и преподаватели Пензенского педагогического инсти­тута имени В. Г. Белинского, сотрудники Государствен­ного архива области, работники объединения литера­турных музеев, краеведы.

Что касается Пензы, то автор глав, посвященных XVI-XVII векам, В. И. Лебедев — кандидат историче­ских наук, энтузиаст краеведения, подготовивший много интересных исследований и публикаций, основание го­рода отнес к 1663 году, а Черкасского острога — к 50-м годам XVII века.

«Очерки», адресованные учителям школ области, вы-

34

_________________________

звали большой интерес у всех, кто занимается краеве­дением, и являются одной из наиболее обстоятельных книг по истории нашего края.

 

IV

В октябре 1963 года празднично отметили 300-летие со времени основания Пензы. Было и торжественное за­седание, и приезд многих делегаций из соседних обла­стей, и всевозможные сувенирные издания. Однако, су­дя по всему, стремление отметить юбилей города не со­четалось с глубоким и всесторонним исследованием ис­тории возникновения города. Дело ограничилось публи­кацией некоторых документов, которые не снимали и не устраняли противоречий, накопившихся в краеведении, не давали ответа на многие спорные положения, связан­ные с возникновением Черкасского острога, да и време­нем основания города. Именно об этом свидетельствова­ла статья С. П. Петрова, о которой уже шла речь. Не­удовлетворенный спрос рождает предложения.

«Возмутителями спокойствия» в нашем краеведении выступили ученые Пензенского педагогического инсти­тута имени В. Г. Белинского доктор филологических на­ук профессор Кирилл Дмитриевич Вишневский и кандидат философских наук Николай Михайлович Инюшкин. Не занимаясь специально историческими изысканиями, по будучи истинными патриотами своего края, обладая широкой эрудицией, они в июле 1976 года на страницах «Пензенской правды», не без участия и одобрения авто­ра этой книги, опубликовали серию статей «Загадка старой карты». Написанные в увлекательной форме, добротным, доступным читателю языком, они вызвали не только большой интерес, но и горячие споры среди краеведов.

Может быть, и не следовало подвергать тщатель­ному критическому разбору доводы статей «Загадка старой карты», если бы не одно обстоятельство — первая статья начинается с утверждения:

«Годом основа­ния нашего города принято считать 1663-й. Почему мы написали «принято»? Да потому, что именно этим го­дом датируются наиболее ранние упоминания о Пензе в исторических документах, которыми мы до сих пор рас­полагали».

Начало, прямо скажем, интригующее, ниспроверга-

35

_________________________

ющее открытия краеведов да и ставящее под сомнение правомерность празднования в 1963 году 300-летия го­рода.

Были ли у авторов серьезные основания для столь многозначительного вывода? Давайте не верить на сло­во, а попробуем разобраться в его документальной ос­нове или, как говорят авторы, «прямом документальном свидетельстве».

Они обнаружили в картографическом отделе Госу­дарственной библиотеки имени В. И. Ленина карту Гесселя Герарда 1614 года (в копии 1801 года), на кото­рой «обозначен населенный пункт   П е н з а».

Не поверив копии 1801 года, К. Д. Вишневский и Н. М. Инюшкин отправляются в просторные залы Ле­нинской библиотеки, роются в старинных фолиантах и находят подлинную карту Гесселя Герарда. Что же в подлиннике?

«Точно на том же месте, что и в копии 1801 года, нанесено латинским шрифтом наименование населенного пункта: «Пенза», —

пишут авторы статьи и приходят к выводу: этот факт служит «прямым до­кументальным свидетельством» того, что Пенза основа­на не в 1663 году, как это было «принято считать», а значительно раньше.

Если раньше, то когда? — встал вопрос перед авто­рами. И они отвечают на него, связывая время возник­новения первого поселения на месте города с казанским походом Ивана Грозного в 1552 году.

«Именно к тому времени и относится наибольшая вероятность возникно­вения какого-то поселения в устье рек Пензы и Суры, впоследствии превратившегося в слободу, а затем и в крепость, точнее — в город-крепость», —

утверждают ав­торы статей.

В отличие от С. П. Петрова, который после казан­ского похода «поселил» на месте Пензы мифического Ишея, К. Д. Вишневский и Н. М. Инюшкин оставляют здесь сторожу, которая возникает в связи с продвиже­нием южной группы войск во главе с князем А. М. Курб­ским.

В Большой советской энциклопедии опубликована карта, на которой четко представлен Казанский поход Ивана IV летом 1552 года (25). Перед выступлением из Москвы стало известно, что на помощь Казани напра­вился крымский хан Девлет-Гирей. Его армия насчи­тывала около 30 тысяч человек. Иван IV занял позиции

36

_________________________

в районе Каширы, Ростиславля и Коломны. Навстречу татарам и ногайцам был выслан 15-тысячный отряд. Около Тулы, которую пытался осадить Девлет-Гирей, 24 июня его войска были разбиты, а сам он «со срамом» бежал.

Опасаясь нападения во время похода отрядов ногайцев, кочевавших в Заволжье, Иван IV делит войско, насчитывающее в своем составе около 150 тысяч воинов при 150 орудиях, на две группы: северную, в которую вошли полк левой руки и царская дружина (около 120 тысяч человек), и южную — Большой полк, Передовой полк и полк правой руки (примерно 30 тысяч человек). Во главе с царем основная масса войск направилась от Коломны через Владимир, Муром, на устье реки Барыш и далее на Свияжск, построенный под Казанью в 1551 году.

Южная группа, возглавляемая князем А. М. Курб­ским, прикрывая фланг войск, двигалась через Рязанские и Мещерские места, в «пяти днех конем езду» от царя, и соединилась с северной группой у устья реки Барыш.

Войска продвигались стремительно, делая переходы в среднем по 30 верст в день.

Сам Курбский пишет о движении своего отряда так:

«А нас тогда послал со тремянадесять тысящею люду через Резанскую землю и потом через Мещерскую, иде семь Мордовский язык. Потом перепроводясь, аки за три дни, мордовские леси, изидохом на Великое Дикое поле и идохом от него по правой руке, аки в пяти днех конем езду; понеже мы заслонищи его тем войском, еже с нами шло, от заволских татар (бояшебося он, да не придут на него безвестно те княжата ногайские); и аки бо по пяти неделях, со гладом и с нуждою многою, диодохом Суры реки великия, на устья Барыша речки, иде же и он в том же дни с войском великим прииде» (27).

Поставив себе цель «основать» во время этого по­хода у впадения реки Пензы в Суру поселение, К. Д. Вишневский и Н. М. Инюшкин довольно своеобразно исследуют возможный маршрут движения южной группы царских войск. Допуская немалые погрешности, они забывают порой, что не всегда цель оправдывает средства.

Авторы пытаются «пересмотреть» сложившееся у ис­ториков «традиционное представление», что

«Курбский

37

_________________________

шел кратчайшим путем через те места, где ныне нахо­дятся Темников — Инсар — Саранск до Алатыря».

К. Д. Вишневский и Н. М. Инюшкин делают подсчет исходя из того, что

«по тогдашним мерам день конного пути составлял 50-75 верст. Пять дней — это 250-300 километров».

Отсчитывая в километрах расстояние от основных сил, они считают, что это «район нынеш­них Беднодемьяновска — Пензы».

Но если руководствоваться «тогдашними мерами», то в версте будет два километра. Следовательно, день кон­ного пути составит, таким образом, 100-150 километ­ров, что представляется фантастическим.

Обратив внимание на слова «шли на Великое Дикое поле и шли от него по правой руке», авторы почему-то «от него» относят к границе Дикого поля, хотя, как не­сложно заметить из текста самого Курбского, под ссыл­кой «от него» подразумевался царь, возглавлявший ос­новное войско.

Отсюда делается вывод, что

часть войска Курбского «следовала вдоль реки Мокши против ее течения, затем по течению рек Шукша и Сура, а какая-то часть — по­ходное охранение... по рекам Атмис и Пенза, затем по течению Суры в обход Большого Пензенского леса».

Все эти доводы служат подтверждением довольно произвольного и своеобразного цитирования авторами статей описания похода, сделанного князем Курбским. У Курбского — «доидохом Суры реки великия, на устья Барыша речки», у авторов статей — «доидохом Суры реки великия», следуя вдоль которой вышли «на устья Барыша речки». Вот эта добавка «следуя вдоль кото­рой», вставленная в авторский текст, вызывает (на что обратил внимание проф. И. Д. Воронин, принявший уча­стие в дискуссии на страницах «Пензенской правды») серьезное сомнение в правомерности авторов пересмот­реть традиционные представления о маршруте движения южной группы русских войск на Казань.

Больше того, авторы наделяют Курбского обязанно­стями, о которых он и предполагать не мог. Оказывает­ся,

он «на протяжении всего пути следования... должен был создавать опорно-сторожевые пункты, которые, по­сле прохода войск, несли охранную и разведывательную службу».

Отсюда недалеко и до конечной цели, кото­рую поставили перед собой авторы статей «Загадка старой карты». Она достигнута:

«Можно предположить,

38

_________________________

что одна из таких сторожей и была создана у слияния Суры и Пензы».

К. Д. Вишневский и Н. М. Инюшкин выстраивают хронологию зарождения, роста и развития поселения по своеобразной цепочке.

Основные вехи:

— «летом 1552 года у слияния Суры и Пензы было создано поселение. Свою роль сторожевой заставы оно сыграло в период казанского похода, но существования не прекратило...»;

— затем «разросшееся полурусское, полумордовское село» теряет свою роль сторожевой заставы, но, по предположению авторов, выступает как «экономическая опорная база для тех же сторожей»;

— «в 1635 году Московское правительство начина­ет... сооружение Белгородской засечной черты... Прибли­зительно в те годы на пензенской земле появляются но­воселы — выходцы с Левобережной Украины, которых тогда называли «черкасами»... Они основывают Черкас­скую слободу, возникшую, — как считают авторы,— в 30-е или 40-е годы рядом с уже существовавшим насе­ленным пунктом — Пензой»;

— «наличие уже сложившегося города с многочис­ленными жителями было принято во внимание Москов­ским правительством, когда решался вопрос о строительстве системы крепостей на засечной черте: решено было город укрепить и превратить его в регулярную первоклассную крепость».

Именно с этой целью, по мнению авторов статьи, Юрий Котранский в 1663 году был направлен в Пензу. Он якобы избрал новое место для цитадели, и поэтому «город, очевидно, не заново строился, а был лишь пе­ремещен его центр».

И последний этап — осенью 1663 года по окончании строительства крепости был назначен новый воевода Елисей Лачинов, который, «возможно, продолжил даль­нейшее строительство предместья». Он же «перераспре­делил земли и угодья».

Внешне версия выстроена и логично и последователь­но, но внутренне же она мало убедительна, ибо не име­ет никакой документальной основы.

Есть, по мнению авторов статьи, один достоверный факт: ими на карте Гесселя Герарда 1614 года обнару­жен населенный пункт Пенза.

39

_________________________

Но Пенза ли это? — вот вопрос, на который следует найти ответ, прежде чем начать рассуждения по пово­ду того, какой она могла быть в середине XVI — на ру­беже XVII веков и т. д.

Во-первых, вернемся к первоначальному, исходному утверждению, что на карте Гесселя Герарда «нанесено латинским шрифтом наименование населенного пункта: «Пенза». Давайте посмотрим, как же обозначен ука­занный пункт в «латинском начертании». Оказывает­ся — «Рiапzi». Следовательно, по всем правилам фо­нетической транскрипции данное начертание никак нельзя произносить как «Пенза», а скорее всего,— «Пианци», или «Пианзи».

Случилось так, что во время пребывания в служеб­ной командировке в Румынской Народной Республике меня в качестве переводчика сопровождал большой зна­ток не только русского и европейских языков, но и, ес­тественно, латыни, являющейся одной из основ румын­ского языка. В минуты отдыха (а это было в знамени­тых Фокшанах, связанных с блестящими победами А. В. Суворова над турецкими войсками), не объясняя цели вопроса, я просто на листочке написал «Рiаnzi» и попросил своего собеседника вслух прочитать это сло­во. Он, не задумываясь, произнес — «Пианци». Попытал­ся уточнить: можно ли это латинское наименование от­нести к населенному пункту Пенза? «Нет, ни в коем случае», — последовал ответ.

Второе, не менее важное обстоятельство — этот на­селенный пункт находится примерно в 600-700 кило­метрах от реального местоположения Пензы. На карте он помещен недалеко от Воронежа и Ельца. Можно, конечно, сетовать на несовершенство картографии тех времен, но факт остается фактом.

И третье — на карте Гесселя Герарда есть Сура и даже обозначен Васильгород (Васильсурск), построен­ный в XVI веке у впадения Суры в Волгу, а населен­ный пункт, о котором идет речь, вообще расположен у истоков реки Сосны, находящихся на стыке нынешних Орловской и Курской областей.

Как оказалось, это не новый для нашего краеведе­ния вопрос. Карта Гасселя была известна краеведам, в чем несложно, убедиться, открыв второй том «Трудов Пензенской ученой архивной комиссии», изданный в 1904 году. В сборнике опубликована статья В. X. Хохря-

40

_________________________

кова «Материалы для истории города Пензы», в кото­рой есть сообщение об этой карте и ведется тщатель­ный анализ того, можно ли относить населенный пункт, обозначенный на карте, к городу Пензе.

В. X. Хохряков писал:

«На карте России, составлен­ной по собственноручному чертежу царевича Федора Борисовича Годунова Герардом 1614 г. и им дополнен­ной сведениями о северо-восточной России, помещен за засекою, повыше Воронежа и Епифани, гор. Рiаzi; но на местности нельзя считать это указанием на Пензу, а вероятнее, что это одно из, поселений Курской губер­нии таковы: Пенцов при Северном Донце, Пенцовка при Мокром Корени, — если они стародавние» (28).

В свете всего сказанного едва ли возникает необхо­димость добавлять что-либо к выводу, сформулирован­ному В. X. Хохряковым. Подведем лишь итог: ссылка на «прямое документальное свидетельство», служившее опорой для выдвижения версии авторами публикации «Загадка старой карты» К. Д. Вишневским и Н. М. Инюшкиным о более раннем возникновении города Пен­зы, на поверку оказывается и не «прямой» и не «доку­ментальной».

К такому же выводу пришли в своих статьях, поме­щенных в газете «Пензенская правда» в том же 1976 году, в виде отклика на поиск К. Д. Вишневского и Н. М. Инюшкина, В. С. Годин — «Нужны факты» и про­фессор И. Д. Воронин — «Поиск следует продолжить». Кстати, и в статьях, и в некоторых письмах, получен­ных автором после первого издания этой книги, звучат иногда сердитые нотки. Думаю, что для этого нет ни­какого повода. Здесь, пожалуй, уместно вспомнить сло­ва И. Гёте:

«Есть люди, которые никогда не заблуж­даются, потому что не задаются никакими разумными мыслями».

Следует откровенно признать, что стадию заблужде­ния, и довольно глубокого, прошел и автор, опублико­вавший в 1976-м и 1980 годах серию статей «О Старых Чаркассах», о чем уже упоминалось выше. Увлеченный исследованием бесспорных фактов, свидетельствующих о тесных связях России с Кабардой во времена Ивана Грозного, взяв на веру утверждение, что на месте Пен­зы уже в тот период существовал какой-то «острожек», автор поселил здесь выходцев с Северного Кавказа. При этом как ему самому, так и читателям версия ка-

41

_________________________

залась убедительной, имеющей право на существова­ние.

Потребовалось время, чтобы разобраться в тех про­тиворечиях, которые просматривались в статьях К. Д. Вишневского и Н. М. Инюшкина, учесть отклики на них И. Д. Воронина и В. С. Година. Исходя из этого возникла необходимость тщательного, скрупулез­ного исследования документов, связанных с общей об­становкой, складывавшейся в XVI—XVII веках на юго-востоке России, с созданием засечных черт, строитель­ством первых городов, основанием Пензы. В итоге при­шлось самому сделать горький, но справедливый вывод о том, что селить на месте Пензы в царствование Ивана IV выходцев из Кабарды — допускать серьезную по­грешность против исторических фактов.

 

V

Может, естественно, возникнуть нелицеприятный вопрос: почему в краеведческих исследованиях допу­скаются такие просчеты и ошибки? Ответ на него не так прост, как может показаться на первый взгляд. В начале главы уже указывались сложности, которые воз­никают в связи с острым недостатком подлинных доку­ментов той эпохи, со всякими происходившими административными изменениями и неурядицами. Но дело не только в этом. Главное состоит в том, что чрезвычайно сложно овладеть методологией исследования, применить не на словах, а на деле принципы всеобщей связи и взаимозависимости, перевести диалектику развития на язык исторических фактов, понять основные закономер­ности и особенности, характерные для того или иного периода и даже для той или иной территории, на кото­рой происходят те или иные события.

Совершенно не претендуя на всестороннее исследо­вание причин, порождающих неверные толкования, ис­ходя из горького опыта со «Старыми Черкассами», хо­телось бы обратить внимание на ряд обстоятельств, ко­торые, когда ими пренебрегают, так или иначе приводят к появлению ошибочных построений и возникновению всякого рода «открытий», связанных с далеким про­шлым нашего края.

Во-первых, нередко исследования краеведов грешат тем, что события, которые происходили на территории

42

_________________________

края, искусственно вырываются из общего хода истори­ческого процесса. Они трактуются, как правило, в от­рыве от развития Русского государства, его взаимоотно­шений с соседними народами. А изучать историю края XVI—XVII веков и при этом, скажем, не принимать во внимание, не взвешивать и не учитывать проблемы, свя­занные с непримиримым противоборством России с Крымским ханством, или противоречивость отношений с Ногайской ордой, другими народами Прикаспия и Се­верного Кавказа, закрывать на это глаза — значит серьезно отступать от исторической истины. Именно это приводит ко всякого рода попыткам селить на месте Пензы легендарных ишеев, оставлять постоянные сторо­жи, основывать черкасские или иные остроги еще во времена Ивана Грозного.

Во-вторых, серьезную путаницу вносят в исследова­ния внешне не заметные, но внутренне крайне опасные стремления подменять понятия, путать предмет изуче­ния. Когда появляются утверждения, что во времена Ивана IV на месте Пензы не было и не могло быть по­селения, выполнявшего роль оборонительного форпоста Русского государства, задают вопрос: что же до этого здесь никто и никогда не жил? Утвердительно отвечать на так прямо поставленный вопрос просто невозможно. Конечно же, жили и с очень давних времен. Археоло­гами открыты и исследованы поселения эпохи бронзового века (около второго тысячелетия до н. э.) в районе Барковки, Целебухи, Калашного Затона, железного века (первое тысячелетие до н. э.) в Ахунах и т. д. (29).

Неверно и утверждение, что вся территория нашего представляла собой «дикое поле ковыля», «дикую степь», необитаемые «непроходимые дебри», а только с приходом русских людей, постройкой городов-крепостей и острогов в XVII веке началось ее заселение и освоение.

Не вникая в детали, скажем лишь, что задолго до того как территория вошла в состав Русского государства, здесь жили, занимались охотой, бортничеством и в уединенных, расчищенных от леса местах земледелием племена буртасов. О них до сих пор не затихают споры историков. Жили здесь наши прямые предшественники — мордва, поселения которых на реке Шукше и у Большого Вьяса (в настоящее время Лунинского района) отмечены в «Строельной книге города Пензы». Возмож-

43

_________________________

но, в наших краях обитала мещера (не случайно, види­мо, сторожи второй половины XVI века называются мещерскими). Можно назвать и татарские села, появив­шиеся здесь со времен нашествия на Русь в XIII веке. Думается, что могли существовать и русские посе­ления, образовавшиеся за счет беглых крестьян из со­седних Рязанского и Московского княжеств. Другое дело, что все это носило, если можно так сказать, стихий­ный характер. Причем подобные селения возникали, по всей вероятности, в непроходимых местах, недоступных для лихих воинских отрядов крымских, ногайских и иных орд, кочевавших в Прикаспии и Причерноморье, постоянно навещавших территорию края в поисках до­бычи и в погоне за наживой, самой ценной из которых считался полоняник. Но ведь не об этих же поселениях идет речь, когда исследуется вопрос о времени органи­зованного строительства на территории края государст­вом городов-крепостей, в числе их и Пензы.

В-третьих, существует и другая крайность, связанная с тем, что, вопреки исторически достоверным данным, исследователи рисуют картину некой стихийности, слу­чайности появления в крае городов-крепостей. Они не учитывают последовательной и целенаправленной поли­тики царского правительства, объективно связанной с ростом производительных сил страны, с освоением но­вых земель, давно вошедших в состав Русского государ­ства.

Это, как мне представляется, порождено совершенно непонятным и необъяснимым произволом, который ца­рит в определении государственных границ России на юго-востоке страны.

В 1979 году вышла книга «Нижний Ломов» Б. Г. Ба­лашова и А. Ф. Брызгалина. Правильно называя дату основания города — 1636 год, авторы сообщают, что он «был одним из опорных пунктов на юго-восточной ок­раине Русского государства», и утверждают, что кре­пость города «имела свое значение до XVIII века, ког­да границы Русского государства продвинулись далеко на юг и восток...» (30).

Поначалу казалось, что этим грешат только наши краеведы. Но внимательное изучение печатных источни­ков показало, что такое толкование получило довольно широкое распространение.

И. К. Инжеватов, автор «Топонимического словаря

44

_________________________

Мордовской АССР», изданного в 1979 году, утверждает и предисловии к нему, что многочисленная группа рус­ских топонимов на территории Мордовии «относится к XVII веку, к периоду строительства Атемарской, Инсарской, Верхнеломовской и Керенской засечных черт на юго-восточной границе Российского государства» (31).

Коллектив авторов первого тома «Истории Мордов­ской АССР», выступающий под эгидой Научно-исследо­вательского института языка, литературы, истории и экономики при Совете Министров Мордовской АССР, рассматривая историю Мордовии в XVI — начале XVII веков, подчеркивает, что освобождение Руси в 1480 году от золотоордынского ига и завершение к этому времени процесса образования Российского централизованного государства «явилось историческим событием и в жизни мордовского народа, который с тех пор навеки связыва­ет спою судьбу с великим русским народом» (32).

А в следующей главе, исследуя проблему строительства «засечных черт» и основания крепостей-острогов Атемара, Саранска, Шишкеева, Инсара и других, что было вызвано участившимися набегами крымских татар, авторы пишут:

«В середине XVII века количество слу­жилых людей увеличивается в связи с правительствен­ными мерами по укреплению юго-восточных границ Российского государства, проходивших тогда через мордов­ские земли» (33).

Более того, на той же странице содержится сообще­ние о том, что

«...в последней черверти XVII в. происхо­дит сокращение служилых людей в связи с переводом их на охрану новых границ, которые отодвинулись даль­ше на юго-восток».

К сожалению, соблазн произвольно определять гра­ницы Русского государства и двигать их по собственно­му усмотрению присущ и некоторым солидным цент­ральным изданиям, которые призваны правильно ориен­тировать историков, более точно объяснять с точки зре­ния науки соответствующие положения. Речь идет, в ча­стности, о Советской исторической энциклопедии, на что справедливо обратил внимание В. П. Загоровский. Ана­лизируя исследование своих предшественников о сооруже­нии Белгородской черты в 1635-1658 годах (заметим, между прочим, что ее продолжением на нашей террито­рии была черта, построенная в те же годы от Керенска на Верхний и Нижний Ломовы и Инсар), он пишет:

45

_________________________

«Несколько ошибок допущено в небольшой заметке В. С. Бакулина «Белгородская черта», помещенной в Советской исторической энциклопедии. Уже первая фра­за: «Белгородская черта — оборонительная линия на южной границе Русского государства в конце 16-17 вв.» — дезориентирует читателя. Можно подумать, что Белгородская черта существовала в конце XVI века, причем проходила 'прямо по границе государства, но на самом деле ничего этого не было» (34).

В. П. Загоровский не обратил внимания (а это имеет важное значение), что В. С. Бакулин, следуя, видимо, по давно проторенной дорожке, заканчивает свою ко­роткую информацию фразой:

«С продвижением границ России на юг к концу 17 в. Белгородская черта потеря­ла свое значение» (35).

В небольшой заметке о Симбирской засечной черте, опубликованной в одиннадцатом томе Исторической эн­циклопедии, сообщается, что это —

«оборонительная ук­репленная линия, прикрывавшая юго-восточные границы России» (36).

В числе городов, входивших в эту черту, упоминается Саранск, Нижний и Верхний Ломовы.

Примеры можно продолжить, но дело не в их коли­честве. Вызывает удивление, если не сказать больше, не очень взвешенное отношение к фактам, имеющим принципиальное значение для правильного понимания истории нашего государства. А убедиться в этом не составляет большого труда. Давайте поставим ряд воп­росов и попытаемся при указанной выше ситуации най­ти на них сколько-нибудь вразумительные и достовер­ные ответы. Едва ли это удастся сделать. Действитель­но, если предположить, что Керенск, Нижний и Верх­ний Ломовы, Саранск — «пограничные города», то с кем же они соседствовали, какому государству принадлежа­ли земли за «засечной чертой»?

Известно, что в XVI веке были построены города Во­ронеж (1585), Самара (Куйбышев) и Уфа (1586), в 1589 году — Царицын (Волгоград), в 1590-м — Саратов, в 1599-м — Валуйки. Получается, что почти все они, возведенные за 40-50 лет до Белгородской черты, рас­полагались вне пределов владений Русского государст­ва, то есть на «чужой» территории.

В подтверждение высказанной мысли можно приве­сти еще ряд так называемых «польных» городов, кото­рые находились в юго-восточной части страны и требо-

46

_________________________

вали защиты от крымских татар, ногайцев и других «налетчиков». Из исторических источников известно, что даже в начале XVIII века жители Саратова и Царицына за .пределами городских укреплений «ничего сеять в полях и степях не смели, за опасением внезапных приходов» кочевников.

Таким образом, правительственная политика в период царствования Михаила Федоровича и Алексея Ми­хайловича была направлена на защиту поселений, рас­положенных южнее «старой» (Тульской оборонительной линии. В связи с этим возникли новые города, в том числе Короча, Болохов, Яблонов, Карпов, Алешня, Урыв, Коротояк и другие, вошедшие в Белгородскую черту. И все они опять же были возведены не за границами страны.

Ответ прост: города строились на землях, входивших и состав Русского государства. Поэтому нельзя произ­вольно, по своему усмотрению устанавливать их грани­цы, которые сложились к концу XVI и началу первой половины XVII веков, ибо это противоречит объективной оценке хода исторического развития юго-восточной части России того периода.

И подтверждение сказанному можно сослаться еще на одно событие. Это восстание холопов, крестьян, посадских людей, стрельцом, казаков в 1606-1607 годах под предводительством И. И. Болотникова. Оно охватило огромное пространство от Нижнего Поволжья до Москвы. Отряды восставших побывали в Астрахани, Царицыне и других поселениях юго-восточной части Русского государства, границы которого уже к тому времени достигали Каспия и предгорий Северного Кавказа.

Приведя указанные выше примеры, хотелось бы под­черкнуть, что дело тут не в стремлении найти те или иные ошибки. Главное заключается в другом.

Исходя из объективных данных, следует уяснить, что «засечные черты», остроги и города, имеющие отно­шение к нашему краю, строились на земле, которая при­надлежала Русскому государству, и возводились они русскими людьми в содружестве с исконно жившим здесь мордовским населением и представителями других народностей. Именно с таких позиций, на наш взгляд, следует оценивать те далекие события. Это позволяет исключить всякие элементы случайности, стихийности и

47

_________________________

таинственности возникновения в ранее неизвестной ме­стности не только городов, но и многих русских сел и деревень. Причем такой подход к истинности разреше­ния проблемы помогает лучше понять, что существова­ла последовательность и экономическая закономерность освоения .новых земель, которая диктовалась не при­хотью власти, а потребностями развития производитель­ных сил феодального государства, его материальными и финансовыми возможностями, наличием рабочей си­лы и многими другими факторами.

И наконец, нельзя, как нам представляется, не прини­мать во внимание особенности географического место­положения края, его природных характеристик. Нахо­дясь на стыке степи, простиравшейся до Каспийского и Черного морей, и лесных массивов, занимавших значи­тельную часть территории, прорезанных степными язы­ками, которые уходили в глубь Русского государства, наш край издавна был местом соприкосновения, взаи­модействия и борьбы кочевых племен с народами, ко­торые вели оседлый образ жизни.

Вот некоторые замечания, которые, как мне каза­лось, необходимо сделать, прежде чем перейти к рас­смотрению процесса освоения земель, составляющих территорию области, и основания города-крепости Пен­зы. Думается, что учет этих исходных положений позво­лит избежать грубых ошибок и составить более или ме­нее правильное представление о том, как все происхо­дило на самом деле.

 

 

 

 

 

 

 

 

  

 

48

_________________________ 

________________________________________

Источник: Мясников Г. В. Город-крепость Пенза. —

2-е изд., доп. и перераб. — Саратов: Приволж. кн. изд-во

(Пенз. отд-ние),1989. — 232 стр. — с. 5-48.

________________________________________